По воле чародея - Лилия Белая

Дворовые ахнули.

Властош не ответил только потому, что умение терпеть было едва ли не главной наукой, усвоенной им за тринадцать лет воспитания суровым дедом. Паныч выпрямился и поднял на дедушку заплаканный, но не лишённый ненависти взгляд.

– Я узнаю, дедушка. Я найду способ узнать. И если мои домыслы окажутся правдой, я тебя уничтожу…

Свирепая ярость овладела в этот момент Криошем. В гневе он занёс над внуком трость, но мальчик резко выбросил вперёд руку. Из ладони ударило сияние. Сильные чары отшвырнули пана вместе с его тростью к дальней стене. Не вовремя господин Вишнецкий-старший начал отдавать приказы внуку. Властош хоть и слыл новичком в магическом ремесле, но уже кое-что умел. И постоять за себя он сможет! Ведь он сын Искусницы, а Искусники, как известно, самые сильные волшебники, хоть на на всем белом свете их сыскать также тяжело, как, к примеру, цветные алмазы. Лада была тем самым сверкающим алмазом, за что, видно, её и убили. Только вот искусная чародейка не сумела справиться с негодяем, что пробрался к ней ночью, дабы вонзить кинжал. Что же теперь будет? Дедушка возьмётся за него, за Властоша?

Криошу встать не помогли. Он поднялся сам, тяжело дыша, прожигая чёрным взором внука. Тот презрительно встретил его взгляд, а потом отвернулся.

– Оставьте меня с матушкой, – попросил Властош. На удивление, Криош не стал препятствовать и вышел из горницы первым, злой и раздражённый. Он напоминал изголодавшегося бешеного пса, которому не давали спуску. За паном последовали его невольные люди.

Осталась только Пелагея, кормилица, которой ребёнок всецело доверял. Она опустилась рядом с ним перед телом Лады, крепко обняла мальчика, начала укачивать, будто младенца, и через мгновение чуть не оглохла от громкого горестного вопля. Вопля отчаяния, который, как могло показаться, услышала той ночью вся Славения…

Часть первая

Анастасия-искусница

Дочь мельника

22 года спустя…

Лето. 1665 г. от Рождения Солнца

Тринадцатый день месяца Жнивня, как теперь называли август, выдался особенно жарким.

Люди в городах и сёлах, на хуторах и в деревнях работали на износ. Они жили и трудились на поросшем лесами севере и на плодородном солнечном юге, у Поморья на западной земле шляхтичей и в Кровяных горах на востоке. Славенские народы разговаривали на разных, но похожих языках, поэтому понимали друг друга и благодаря общей земле составляли единый живой механизм. Мир, в котором они жили, словно представлял собой огромные часы, а каждое его существо – крохотную шестерёнку. Многие купцы и ремесленники в последний месяц лета готовили повозки и отправляли товары в столицу или в ближайшие слободы, где на рынках можно было получить неплохую выручку.

Как и во все времена, крестьяне жили самой обычной трудовой жизнью.

Простые люди, не понаслышке знакомые с домовыми, лешими и водяными, колдовства и чародейской науки своих господ всё же чурались. Порой матери рассказывали детям сказки, где волшебство обретало добрый облик и обязательно одолевало зло. Однако на исповеди служители храмов Единого часто отчитывали глупых баб за то, что они забивают детям головы всякой ерундой. Чудеса и творящие их волшебники, как гласила Священная Летопись, противоречили законам Божьего Слова.

Помимо суеверных старушек и безумных фанатиков, так утверждал король Леош, который, как поговаривали, сам добился захвата Славении при помощи магии. Осторожные люди нелестно отзывались о новой власти, правда, между собой. Те, что были умнее, ругали короля – иноземца и узурпатора – только мысленно. Легче других приходилось зажиточным крестьянам, обосновавшимся близ столицы, слобод, посадов – словом, тех мест, в которых неутомимо кипела жизнь и налаживались торговые связи. Через многие поселения пролегали тракты, ведущие прямиком до столицы – Славенска.

Один из таких трактов проходил и через Южную Полесовку – вольную деревеньку, окружённую густым лесом. Она располагалась на границе юго-западной части Славении. Деревней она была маленькой, неприметной. В ней не выстроили даже часовни, потому жителям в святые дни приходилось ездить в город, чтобы посетить храм. Паломникам везло больше: свернув на земли юго-запада, из Полесовки по тракту можно было за несколько дней добрести до великого Милградского монастыря. И всё-таки жители деревеньки по-настоящему гордились тем, что рядом пролегал основной торговый путь в столицу – сердце Славении.

Чуть в стороне от деревни возвышалась ветряная мельница, редкая в этих краях. К диковинной «матушке» прилегали её «дети»: сарай, амбар, курятник, хлев и хозяйский дом. Создавалось впечатление, будто все эти постройки жили собственной загадочной жизнью. Крепкая бревенчатая изба отличалась от белых мазанок, разбросанных по Полесовке. Она выделялась, как и её обитатели, и тем больше возбуждала зависть и неприязнь деревенских. Мельник и его дочка родились далеко, на вольном севере, и свой традиционный уклад менять не стали. Отца с его девчонкой опасались, считали колдунами, но терпели из-за добротной муки, из которой получался вкусный мягкий хлеб.

С Настасьей, дочерью Мелинара, деревенские общались редко, в основном они вели дела с её отцом. Полесовцы отчаянно верили, что златовласая девушка – чародейка, так как однажды увидели чудо: Настя умудрилась исцелить человека от хвори словами. А кто умеет исцелять не молитвой, но заговором, тот способен и порчу навести. Настасья давно привыкла к одиночеству, нелепым слухам и грубым словам. Ими её награждали соседи, пусть даже ничего страшного она и не делала. Деревенским казалось странным, что девка с лёгкостью могла читать закорючки на бумаге и пересказывать бесовские сказки единственному другу – мальчику Данилке.

В тот день ребята спрятались от жалящего солнца в тени под крыльями ветряной мельницы. Друзья сидели и слушали, как скрипят тяжело вращающиеся лопасти. Они договорились почитать очередную сказку, взамен Данилка пообещал подсобить в работе.

– И вот храбрый царевич, истоптав семь пар железных сапог и обойдя тридевять земель, достиг подземного мира и очутился во владениях Аспид-Змей, что пленил возлюбленную…

Сказку для названого брата Настасья читала громко, с выражением. Шум работающего механизма внутри мельничного амбара норовил заглушить звонкий голос.

– Насть, а зачем проклятому Змею человеческая девица? – поинтересовался Данилушка.

Настасья запнулась, собралась было что-то ответить, но не успела.

– Настька! Настька-а! Где ты там, куда подевалась? – раздался зычный молодой голос. – Выходь!

– Боже, опять он! – Настасья резко захлопнула книжку со сказками.

Местный кузнец уже в который раз звал дочь мельника замуж, всячески пытался ухаживать, но тем самым лишь больше отталкивал Настасью. До смешного простой была причина её отказа: кузнеца она не любила.

– Веник мокрый принести? – озорно улыбнулся Данила,