По воле чародея - Лилия Белая

взмыли вверх! Они парили, зависнув в воздухе прямо над жертвой, ярко сияли – так, что больно было смотреть. Настасья смогла узнать замысловатые очертания каждой буковки, каждый завиток, палочку и кружок, приносящие немало хлопот несчастным школьникам на уроках чистописания. «Аз» соединилась с «Буки», «Буки» с «Веди». В свою очередь «Веди» сплелась магией с буквой «Глаголи» и так до самого окончания алфавита, состоящего из сорок одного знака. Соединившись вместе, они превратились в искрящиеся оковы. Невесомые, казавшиеся такими лёгкими, путы, сотканные из букв, окутали руки и ноги девушки, полностью предупреждая любое её движение.

Колдун щёлкнул пальцами. По его велению загорелись свечи в высоких канделябрах, разлив свет на алтарь и лежащую на нём жертву.

Властош прикрыл глаза, вновь зашептал. Настя внимательно следила за ним, но пока ничего страшного не происходило, лишь преобразился с помощью магии облик чародея. Рукава чёрной мантии стали более просторными, на талии появился широкий серебряный пояс, сверкнули красным глазки подвески с Козерогом. Серебристые волосы пана растрепались, словно их взъерошил ветер.

– А вот теперь поколдуем, радость моя. Сама довела.

Голос пана обжёг угрозой. Властош Ладович набросил на голову остроконечный капюшон. Взял со столешницы один из ритуальных ножей, рукоятка которого была отлита в форме птичьего пера, и повернулся к Искуснице. При виде сверкающего лезвия Настасьей овладел испуг, настоящий, звериный страх. Дрожь пробежала по телу. Узница попыталась вырваться, но сияющие оковы удерживали крепко. Она попробовала разорвать их внутренней Силой, но веры для волшебства не хватило.

Ты не веруешь в себя, оттого и не получается освободиться! Сколько раз Властош тебе твердил главное чародейское правило! И ты, несносная девчонка, его не усвоила!

Признавая это, девочка могла лишь мотать головой, любое другое движение приносило боль.

– Ну как, страшно тебе, Настён? – маг повертел нож в пальцах. – А я говорил: страх следует в хомут запрягать. Подумать только, и это великая Искусница, придавленная вовсе не путами, но собственным страхом, глупостью и гордыней! – произнёс он сквозь зубы, засучив некогда белый рукав сорочки Настасьи. – Тише, милая, я не Криош, сердечко вырезать не собираюсь. Просто перекрою поток магии, начертив четыре знака на руке. Придётся потерпеть.

– Прошу, одумайтесь… Я же только начала привыкать к своей Силе!

– Как мы заговорили, надо же… А ведь не хотела владеть даром, не хотела учиться. Какое лицемерие!

Анастасия отвернулась, не желая смотреть ему в глаза. Властош говорил правду, и от неё девочке становилось только хуже.

– Впрочем, довольно лирики. Я лишаю тебя дара на время. Я в силах вернуть тебе магию, даже шрамов не останется. Но не сейчас. Сама подумай, как я могу обучать девчонку с таким характером? Это опасно. Ты таких бед можешь натворить, за сто лет не разгребём. Я ещё никогда не встречал такого ученика, как ты. А я привык всё делать по порядку и доводить до конца. Так что, сперва – теория, потом – практика. Ничего, несколько месяцев без волшебства поживёшь, жила же как-то до этого? А там, верну. Я из тебя взращу самую сильную чародейку в Славении. Потенциал ведь есть. – Маг погладил пленницу по волосам, заставил повернуть голову, посмотреть на себя. – К тому же я смогу спокойно наложить Заклятие Забвения на Искусника, когда у тебя будет перекрыт энергетический доступ. Зря я что ли всю ночь просидел в библиотеке…

Настасья закрыла глаза. Она уже смирилась с тем, что придётся испытать боль, лишиться дара, но забыть всех родных и свою прошлую жизнь, и отца, и мельницу, и Данилушку…

– Молю, остановитесь. Это ведь чёрная магия!

Властош молча улыбнулся, слегка кивнул, как бы подтверждая.

Девушка оцепенело глядела в лицо шляхтича, омрачённое тенью надвинутого на лоб остроконечного капюшона. Впервые, за время их «сотрудничества», Властош Вишнецкий показался Насте по-настоящему опасным колдуном. То ли его одежда и атмосфера лаборатории создавали такое ощущение, то ли плясавшие в изумрудных глазах огоньки, в народе называемые бесовскими. Властош не управлял нечистыми силами, нет – он сам, по мнению девочки, воплощал могущественную и беспощадную нечистую Силу. Красивую и уродливую. Грозную, великую и жуткую.

Чародей отложил нож на столик, и Настасья с облегчением выдохнула, подумав, что Властош переменил решение, но… ошиблась. Он всего-навсего отошёл, чтобы взять со стола доселе незамеченный золотой кубок, наполненный медовым алкоголем. Волшебник отпил глоток, а потом любезно предложил пленнице:

– Выпей. Мёд облегчит боль от кинжала.

Настасья отвернулась:

– Мне ничего от вас не нужно!

Властош, рассмеявшись, пригубил ещё раз.

– Знаешь, про таких, как ты, говорят: пташка выше своего полёта взлетела, – он смочил алкоголем нож и обнажённую руку Настасьи. – Зря отказалась, зря послушалась чёртову гордыню, впала бы в полусонное состояние, мало что почуяла бы… ну ладно. Хочешь боли? Пожалуйста! Чему быть, того не миновать, как говорят в народе. Приступим!

Вишнецкий глубоко вдохнул-выдохнул и коснулся остриём белоснежной руки ниже локтя. Шёпот Настасьи, начавшей было читать молитвы, сменил истошный вопль. Маг, легко нажимая на нож, вырезал им символику четырёх стихий – основу основ в магии. Он старался сохранять спокойствие, не поддаваться эмоциям. Но Настасья держаться не могла. Лаборатория слышала девичий крик…

– СМАГА, – произнёс Властош на древне-славенском, не обращая внимания на рыдания Насти.

На коже заалело изображение небольшого треугольника – символа Огня.

Не дав Настасье передохнуть, чародей вновь сделал надрез, и через несколько секунд рядом с первым знаком появился второй треугольник, но уже – остриём вниз. Властош старался «рисовать» точно и быстро.

– ВОТША, – название символа водной стихии было похожим на перевод современного славенского.

– Прошу, остановитесь! Мне больно!

Мольбу Насти Властош пропустил мимо ушей. Когда проводишь магические обряды, не следует отвлекаться на просьбы жертв. Любая ошибка влечёт последствия, часто – непредсказуемые. Пан хорошо запомнил это правило ещё в институтские годы, а потому бесстрастно продолжил. Хоть он и силился выглядеть равнодушным, лицо его было напряжено. Пальцы, сжимавшие руку Насти, и без того скованную путами, дрожали. Девочка вновь захлебнулась криком, а на руке появилась новая фигура – треугольник остриём вверх, перечёркнутый посередине. Символ Воздуха.

– АЕР, – молвил пан, оттёр со лба пот и посмотрел куда-то в пустоту.

Встречаться глазами со взглядом непокорной девчонки ему не хотелось. Мученица дрожала, просила остановиться. Искусница не верила, что выдержит. Голова её кружилась, перед глазами плыли разноцветные круги, а силы, казалось, постепенно покидали не только тело, но и душу.

– Пожалуйста… – прошептала Настя сухими губами и дёрнулась, когда вновь почувствовала раздражающее прикосновение холодного лезвия к коже. Новые ровные линии соединились в треугольник вершиной вниз. Его пан тоже перечеркнул, как и предыдущий.