По воле чародея - Лилия Белая

Ивашка подбежал к господам, наощупь почувствовал канцлера и прилюдно упал пред ним на колени. Из глотки вырывались хрипы, рыдания и причитания о том, как Иваше плохо здесь живётся, как его ослепили и как часто бьют. Лихслав равнодушно выслушивая кмета, медленно поднял глаза на Властоша.

– Обычное дело. Холоп плохо справлялся со своей работой, – спокойно отвечал Властош, изнутри браня все силы, которые только существовали в мире. – Уверен, вы бы также поступили, граф Вольцейховски.

Кивком чародей приказал дяде Макару убрать Ивашку вон, чувствуя – сейчас может произойти нечто неладное. Заринка, до сих пор не отпустившая волшебника, тихонько всхлипнула.

– Нет! – завопил Ивашка не своим голосом, вцепившись в бордовый мундир советника. Хлопец напоминал утопающего, схватившегося за соломинку. – Я вам расскажу великую тайну, почтенный граф! Властош Вишнецкий замышляет против вас и короля заговор!..

– Что ты несёшь, болван?! – вскричал маг, сердце его забилось о рёбра с неистовой силой.

Никто не услышал отчаянных дрожащих слов Анфисы:

– Что ты делаешь…

Яков рванул отцепить юношу от канцлера, но последний одним лишь жестом остановил его:

– Пускай договорит!

– О, почтенный граф! Самое страшное – пан нашёл Искусницу! Девочку, которая обладает такой силой, что убьёт Его Величество и вас вместе с ним! Они замышляют переворот!

Советник раскрыл рот, воззрился на Властоша, требуя объяснений. Смертельный ужас застыл на лицах крестьян…

Волосы мага побелели до кончиков под стать его бледному лицу. Испуганная Заринка зарыдала сильнее.

Самое плохое, что могло произойти, произошло…

* * *

Исполненный самых противоречивых чувств, Властош всё же постарался сохранить на лице спокойствие, подавить в себе страх, поселившийся в сердце. Страх липкий, кусачий и очень противный.

Охваченный смятением, волшебник встретился взглядом с пронзительными чёрными глазёнками канцлера. В них вспыхнула давно затаённая угроза и, как показалось магу, доля ликования. Двое вооружённых гвардейцев встали по бокам от советника.

Позади Властоша, между тем, собралась толпа с косами и серпами в руках. Верный дядя Макар загородил собой пана. В молчании люди ожидали дальнейших действий Лихслава и его охраны. Чародей открыл было рот, желая объясниться, но тут… посреди поля раздался выразительный голос, распоровший напряжённую тишину:

– А у нас – как всегда: раскрасилась клевета в махровые цвета!

Властош первым резко обернулся на недовольный возглас. По тропинке к толпе, напоминая курицу-наседку, неуклюже бежала Палашка. Глаза её полыхали удивлением, руку она приложила ко рту, а головой качала так быстро, что даже кучер, восседающий на козлах, испугался, уж не оторвётся ли она?

– Шо же ты несёшь, окаянный?! – кухарка бросилась к Ивашке, подняла его с колен.

Отведя хлопца как можно дальше от канцлера, влепила хорошую затрещину. Иваша вскрикнул, замахнулся на старушку, но подбежавший дядька Макар заломил ему руку за спину.

– А ну дай-ка понюхать! – Палашка повела носом, учуяла запах спиртного, скривилась и на всё поле зычно закричала: – Вот же ж, зараза! Люди добрые! А люди добрые, да вы только гляньте на этого дурня! Опять пил, не просыхая! Фу, позор на наши головы, позор всех крестьян господина Вишнецкого и – прямо перед такими важными гостями! Граф, почтенный, не слушайте этого лодыря! Он ведь такой молодой, а уже на свинью стал похож! Позорище! Тьфу ты, тебе токмо пятачка и не хватает для более полного сходства!

Палашка всплеснула руками. Кучер, лакеи и стража, растерянно переглянувшись, вдруг засмеялись, а вместе с ними подхватили хохот и невольники пана.

Смеяться старались на манер слуг королевского прихвостня – то есть так, чтобы выглядело правдоподобно. И только Лихслав оставался серьёзным. С недоверием он оглядывал всех по очереди. Он никак не мог понять, соврал ли насчёт заговора и Искусницы Ивашка. Множество вопросов вертелось у канцлера на языке, но задать их он даже не успел: Палашка, буквально затыкая рот слепому, спешно уводила его под локоть с поля.

– Врать и клеветать – не цепом махать, верно?! – с укором вещала она. – Ух, дармоед! От тебя одни неприятности! Дождёшься, драть как Сидорову козу Яков тебя будет! А ну, пшёл вперёд! Мужики, айда сюды, помогите!

К кухарке тотчас рванули несколько крепких бородачей под командой дяди Макара и подхватили еле державшегося на ногах Ивашку. Анфиса тоже подбежала к ним, молчаливо решив проводить своего возлюбленного до хаты. Ивашку увели быстро. Канцлер же повелел Палашке остановиться и подойти к нему.

«Только не выдавай страха, милая, – взмолился про себя пан. – Продержись, душа моя, придумай что-нибудь…»

– Кто такая Искусница, старая? – вцепившись и слегка тряхнув повариху за плечи, вопрошал Лихслав. – Что это за девчонка, о которой проболтался ваш пьянчуга?! Отвечай королевскому канцлеру, немедленно!

– Да полно вам!.. – Нянюшка осенила себя знамением Единого. – Ей-богу, неужто не слыхали? У нас в народе так вышивальщиц хороших зовут за искусные работы! – выпучив глаза, отвечала она.

Крестьяне, все как один, кидали выжидающие взгляды на пана. Властош смотрел перед собой. Лицо его не выражало никаких эмоций, но в душе бушевал ураган. В думах возникала неприятная картина эшафота, путь к которому был близок.

Палашка продолжала выкручиваться:

– Это – самая чудесная наша работница была, ах, видели бы вы её, земля ей пухом! Настенькой звали! А шо уж у Ивашки с головой плохо, всем давно известно!

– Вядома! – встрял молодой, ещё неженатый крестьянин в белой вышиванке.

От волнения он постоянно поправлял свою соломенную шляпу, нахлобученную прямо на лоб, и старался звучать как можно убедительнее. Лихслав принялся внимательно слушать, но сразу же скривился от мелодичного южно-восточного языка земель Белоречья, так непохожего на родной язык.

– Стольки пиц не кожны зможа! Помешался зусим так нясе усякую околесицу! А Насця запрауды хороша была, добрая дзеука, искусницей мы яё усе прозвали за труды изящные!

Глянув на хозяина поместья, парнишка заметил, как Властош Ладович опустил ресницы в знак благодарности.

Маг продолжал обнимать Заринку, та уже успокоилась, и вместо рыданий теперь слышались только приглушённые всхлипы.

– Была, говорите?.. – в вопросе Лихслава зазвучало недоверие.

Он обернулся и кинул острый взгляд на пана, но помещик стоял, печально опустив голову.

– Так, утопла ведь девочка! – продолжала Палашка. – Упокой, Господи, её душу, ой так пана нашего невзлюбила, так невзлюбила, шо отказала ему, (на этих словах губы Лихслава скривила злая насмешливая улыбка), а потом свихнулась. Взяла она – да и утопилась в болоте нашем, в лесу, глупа-ая!

Кухарка закрыла лицо руками, разрыдалась похлеще Заринки. Делала она это так натурально, так мастерски, что даже Властош ей поверил!

«И почему она согласилась работать у меня кухаркой? – с удивлением подумал волшебник. – При правлении князя могла бы стать настоящей