Опасные видения - Коллектив авторов

через пригорок, направляясь обратно в глушь, как и все человечество: сгорбленные и грубые силуэты на фоне первых драных стягов солнечного света в небесах.

– Ух глумф хум хем морм глаг хумк, – пробормотала женщина.

Что в приблизительном переводе с каменновекового значит:

– Ну почему стоит человечеству только дойти до чертовой цивилизованности, как обязательно происходит такое?

Послесловие

Если когда-то опасное видение и основывалось на реальности, то это «Ночь, когда прорвало время». Надо пояснить, что в данный момент я проживаю в удаленном уголке Оксфордшира, где приобрел чудесный старинный дом шестнадцатого века – сплошь камень, дерево и солома, – значительно покосившийся и обветшавший. Я сказал своему другу-фантасту Джиму Балларду: «Такой вид, будто из земли вырос какой-то странный овощ», а он ответил: «Да, и теперь растет обратно».

В попытках задержать дом над землей мы с женой решили провести водосточный коллектор и засыпать старую выгребную яму. Наши строители тут же окружили все гигантскими канавами и огромными трубами. В разгар происходящего я задумался, как будут справляться с похожими проблемами будущие поколения. Результат – перед вами.

По грубым прикидкам, это мой сто десятый опубликованный рассказ. Я ушел с работы десять лет назад и стал писать. Я уверен, что в представленном здесь рассказе одна из моих самых раздолбайских идей. (И будем надеяться, их у меня в запасе еще много – очень уж не хочется возвращаться на работу…)

«Человек, который побывал на Луне – дважды»

Предисловие

Изначально одной из второстепенных (но не менее важных) задач антологии было собрать и показать публике рассказы от писателей, далеких от спекулятивной литературы. В ориентировочном содержании значились имена Уильяма Берроуза, Томаса Пинчона, Алана Силлитоу, Терри Саузерна, Томаса Бергера и Кингсли Эмиса. Был там и Говард Родмен. Предыдущему секстету не дали появиться обстоятельства почти макиавеллиевского свойства. А Говард Родмен – с нами. И для меня это честь.

Вы фанат творчества Родмена, если хоть раз включали телевизор. Потому что, даже если вы хотя бы слушаете его на заднем фоне, вы включаете лучшие передачи, а значит, видели и его работы. (Комментарий: поражаюсь, что фанаты фантастики – то есть люди, живущие в мире грез о полетах в небе, небывалых городах, чудесных изобретениях, раздвигающихся дверях, три-видео и «ощущалок», – громче всех презирают современное телевидение. Большинство тех, кого я встречал, узнав, что я пишу для теле-СМИ, с немалой надменностью отвечают, что редко их смотрят – как будто это признак невоспитанности. Как же, должно быть, им печально видеть, что телевидение, космические путешествия и прочие предсказания из гернсбековской «наукофантастики» попали в руки филистимлян. Наверное, по-своему это и правда маленькая трагедия – как годами гордиться тем, что знал о величии Толкина, а теперь вдруг обнаружить, что любой шмендрик читает «Властелина Колец» в мягкой обложке, пока едет в метро. Но я заявляю: намного, намного лучше иметь телевидение в качестве масс-медиа, – пусть даже богопротивное в девяноста шесть процентах случаев, – чем предоставить его отвратительно стерильной судьбе, предназначенной ему в НФ 1928 года.)

Говард Родмен номинировался на телевизионные премии и получал их чаще любого другого. Его знаменитый сценарий для «Обнаженного города» (Naked City) – «Свести вместе далекие места» (Bringing Far Places Together), – снискал «Эмми» и премию Гильдии сценаристов не только для него, но и всему сериалу, режиссеру и актерам. Знатоки образцовых телепьес вспомнят драму Боба Хоупа / «Театра Крайслер» из прошлого сезона – «Игра со стеклянными фигурами» (The Game with Glass Pieces). По сути, это именно стиль Говарда Родмена и задал тон для лучших серий «Обнаженного города» и «Маршрута 66» (Route 66) в их благоприятной жизни на каналах.

Говард Родмен родился в Бронксе и в десять лет решил стать писателем. В пятнадцать он отнесся к этому решению серьезно и с пятнадцати до шестнадцати читал минимум один сборник рассказов в день; с шестнадцати до семнадцати – только пьесы, по пять-шесть в день; а с семнадцати до двадцати одного уже писал 3 тысячи слов в день: рассказы, сцены для пьес, стихи, прозаические отрывки и так далее. Он окончил Бруклинский колледж и позже поступил в аспирантуру Университета Айовы. В двадцать один пошел в армию (где среди прочего, когда служил сержантом в контрразведке, инспектировал бордели Лилля). Выпустил больше ста пятидесяти рассказов, несколько сотен стихов, сорок одноактных пьес, четыре – трехактных (причем входивших в сборники лучших пьес года). Последние десять лет работал на радио, в телевидении и кино. В сорок семь Говард Родмен, наш большой, добродушный, невероятно остроумный эрудит Говард Родмен – уже знаток кино, а также женился, развелся и женился повторно на очаровательной и талантливой актрисе Норме Коннолли. У них четверо детей, причем нескольких можно назвать гениями по самым строгим критериям.

Особенно я рад, что Говард смог появиться в этой антологии не только потому, что его рассказ сильно отличается от остальных в книге и очень особенный, но и по ряду второстепенных причин, следующих далее: я был поклонником родменовских сценариев задолго до приезда в Голливуд. Для меня они воплощали идеал, к которому должен тянуться сценарист в формате, посвященном средствам против запаха волос, ртов, подмышек и между пальцами ног. В первые же месяцы в Городе Клоунов я постарался встретиться с Родменом и узнал от него важный урок. Урок, который пригодится любому писателю. Не бойтесь. Вот так просто: не дайте им себя запугать. Ничего вам не сделают. Если выгонят из кино – работайте на телевидении. Выгонят с телевидения – пишите романы. Романы не покупают – продавайте рассказы. Не можете – идите в строители. Писатель всегда пишет. Таким он уродился. И если вам не дают писать одно, если на одном рынке бьют по карману, идите на другой. А если уж перекрыты все базары – ну, черт подери, идите и работайте руками, пока не научитесь писать, потому что талант никуда не денется. Но стоит хотя бы раз сказать: «Караул, меня убивают!» – тут-то вам и конец. Потому что главный товар писателя – его смелость. А если ее нет, он больше чем трус. Он продался, он штрейкбрехер и еретик, потому что писать – это священное дело. Вот что я узнал у Говарда Родмена.

Еще одна причина для радости от участия Родмена в этой книге – это тон его истории. Это добрая история, с виду обычная и не особенно-то «опасная». И все же, впервые ее прочитав и