На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Вы знаете, пан Януш, — на сей раз отвечая Ходкевич побагровел, — что я со старшим братом своим давно не в ладах. В то время как Вишневецкие всегда выступали единым фронтом.

— Да уж, — усмехнулся, пойдя на попятную, Радзивилл. Наверное, понял, что перегнул палку, почти открыто засомневавшись в преданности Ходкевича, — с теми землями, какими владеют Вишневецкие, у них никогда не пойдёт спор о наследстве.

— Не время ссориться, панове, — оборвал их я, — словно бояре в царской думе. Мы сейчас должны единым фронтом выступить всюду: и на войне, и особенно на сейме. Как бы ни был богат Адам Вишневецкий, даже всех его денег не хватит, чтобы купить шляхту одному. Его капиталу не сравниться с нашим общим.

— Не так уж он и велик, — вмешался обычно молчавший подскарбий Волович. Старик присутствовал на большей части наших совещаний, однако предпочитал помалкивать, пока не доходило дело до его прямых обязанностей. А вот сейчас речь зашла как раз о деньгах, его, можно сказать, вотчине. — Я про наш общий капитал говорю, панове. Сейчас все дела в Литве ведутся только на частные деньги, включая великокняжеские, конечно. А вот казна давно пуста, потому что ни ломанного гроша мы не получаем. Земли не разорены, однако налоги и пошлины просто оседают в карманах шляхтичей-землевладельцев и тех магнатов, что не перешли на нашу сторону. Но как долго мы сможем за собственные деньги вести войну, я не могу сказать, ведь я всего лишь подскарбий великий литовский и распоряжаюсь одной лишь пустотой в казне великого княжества.

— И всё же, — гнул своё я, — Вишневецкому не привести с собой достаточно сторонников и не купить стольких, чтобы голоса их перевесили наши. На что он может надеяться? Ради чего явится в Вильно на сейм, если на победу ему рассчитывать нет смысла?

— Затянуть сейм, — ответил князь Януш Радзивилл. — Пока шляхта будет в Вильно бряцать саблями, мы не сможем нормально готовиться к грядущей войне. Вишневецкий потянет время, поиграет в democratia romana,[2] а после укатит себе обратно в Брагин, довольный проделанной работой.

— Он ведь даже за казну, которую мы опустошили, может затеять тяжбу, — снова вступил в разговор Волович, — ведь никто, кроме великого князя литовского, не имеет права брать оттуда деньги.

— Сейм в Люблине, — добавил, скорее всего для меня персонально, Сапега, — шёл почти полгода.

Мы таким количеством времени не располагали. Даже несколько недель промедления могли стоить нам всех начинаний. Поэтому мы так долго обсуждали, как же нам парировать угрозу, что несёт Адам Вишневецкий.

— У нас нет полугода, — напомнил я всем без особой нужды, — даже пары недель промедления нет, — озвучил я всем собственные мысли. — Что можем мы сделать, чтобы не допустить затягивания решения?

— Лишь одно может помочь нам, — заявил князь Януш Радзивилл, — военная угроза. Если явный враг подступит к нашим границам, мы вправе будем ограничить время сейма, чтобы осталось достаточно его, дабы успеть собирать шляхетское ополчение и выступить на врага. Если Адам Вишневецкий приедет не проводником польской воли, но как претендент на великокняжеский престол, он не сможет вопроспротивиться этому.

А вот на этот счёт у меня была одна весьма перспективная идея, и теперь самое время воплотить её в жизнь. Тем более, кое-кто уже загостился в Вильно, пора бы ему и домой возвращаться.

[1] Римлян (лат.)

[2] Римскую демократию (лат.)

Конечно же, курфюрста бранденбургского Иоганна Сигизмунда никто в подвале не держал. Он находился под арестом в выделенных ему комнатах виленского дворца. О том, что покидать их он не может, напоминал караул из молчаливых драбантов перед дверьми. Да и то, пожелай курфюрст прогуляться по городу, никто не стал бы ему препятствовать, всего лишь сопроводили бы его, да не дали наделать глупостей вроде попытки к бегству. Многочисленная свита и личная охрана немецкого князя находилась при нём, однако во время прогулок его неизменно сопровождали литовские драбанты — солдаты молчаливые, набранные из жмудинов,[1] которые и по-польски и литовски говорили с трудом, а уж немецкого и в помине не ведали, кроме пары-тройки особо забористых ругательств, которыми награждали их унтера.

— Долго ли ещё продлится моё заключение? — приветствовал меня вопросом Иоганн Сигизмунд. Называть меня князем или тем более своим братом он явно не собирался.

— Уверен, — усмехнулся я, — вы сбежите из-под замка сегодня же ночью. Конечно, никто не передаст вам напильник в хлебе или ещё чего-то в духе старинных романов. — Не знаю, был ли подобный штамп в тогдашней литературе, но почему-то захотелось ввернуть. — Однако, ручаюсь, вы покинете Вильно ещё до рассвета причём со всей своей свитой и драбантами. Если хотите, под видом погони, я приставлю к вам десяток шляхтичей, они проводят вас до границы.

— В этом нет необходимости, — отмахнулся понявший теперь всё курфюрст. — У меня достаточно людей, чтобы без приключений добраться из Варшавы в Вильно, дальше на запад, к прусской границе, всё спокойней.

Тут он был не прав. Однако спорить с курфюрстом я не стал. Решил, что выделю ему охрану под видом погони, пускай проводят до границы, хуже точно не будет. А заметит, так не велика беда — все мы тут пауки в банке, никто друг другу не доверяет и ждёт подвоха. Однако улыбаться и жать руки это совсем не мешает.

— Я не спрашиваю ради чего вы, великий князь, — теперь уже изволил снова признать меня Иоганн Сигизмунд, — затеяли весь этот спектакль с моим арестом. Теперь ясно, что у короля польского не будет лишних вопросов, когда я начну вербовать людей у себя в Бранденбурге, а после поведу через коронные земли в Пруссию. Однако вы могли бы и меня предупредить, что арест фикция и мне нужно только правильно сыграть свою роль.

— Вы бы ни за что не сыграли её настолько хорошо, дорогой брат, — честно ответил я, — а надо было, чтобы абсолютно все королевские шпионы и доносчики при моём дворе поверили в вашу искренность. В таких вопросах я не имею права рисковать, ведь на карту в этой игре поставлена свобода не только для Литвы, но и для Пруссии с Бранденбургом.

— Скрепя сердце, — мрачно произнёс курфюрст, — признаю вашу правоту, дорогой брат.

Видно было, что он не согласен со мной, пускай и признаёт логичность такого хода.

[1] Жемайты (жямайты, жмудь, жамойты, жмудины; жем. žemaitē, лит. žemaičiai) — этническая группа в составе литовцев в Западной Литве, население исторической области Жемайтия. В широком смысле все населяющие Жемайтское (Жмудское) староство Великого княжества Литовского

Глава 17

Еще один Вишневецкий

Ещё задолго до начала Великого сейма Литовского, перед самым оглашением, название решили поменять снова, я уже не помню в который раз, Вильно буквально заполонили толпы шляхтичей. Когда на совещаниях говорили, что они примутся ходить по улицам и бряцать саблями, я считал это фигурой речи, однако оказалось, именно этим большую часть времени шляхтичи и занимались. Они ходили от корчмы к корчме, пили там без меры, постоянно ссорились друг с другом, то и дело звеня саблями в укромных, и не особо, местах. Люди Иеронима Ходкевича, виленского каштеляна, просто с ног сбивались, пытаясь гасить хотя бы главные очаги конфликтов, не давая им разгореться настоящим пожаром. И это несмотря на то, что кативших в Вильно в каретах и колясках или же добирающихся конными шляхтичей, первым делом встречало весьма впечатляющее зрелище проходящих подготовку полков выбранецкой пехоты или пеших гайдуков. Магнаты же, не такие выдающиеся как Радзивиллы или Сапеги, однако достаточно влиятельные, чтобы голоса их много значили на грядущем сейме, как правило видели ровные шеренги рейтар и конных аркебузиров, которыми командовал пан Козиглова, поражающий не только своими габаритами, но и статями могучей литовской кобылы, на которой он обычно ездил. Иных же, из самых важных, на кого хотели произвести наилучшее впечатление, встречали отрабатывающие конные манёвры гусары нашей единственной хоругви. Даже невеликое число наших гусар производило впечатление.