Системный Творец V - Александр Сорокин

поразили меня до глубины души. Но теперь, на фоне этого великолепия, он казался лишь жалкой деревушкой, грубой поделкой дикарей.

Город стоял ярусами, устремляясь вниз, в огромную чашу, окруженную нашим плато. Я сумел насчитать девять невероятно высоких стен, каждая из которых была не просто оборонительным сооружением, а истинным шедевром фортификации: не просто грудой камня, а сложнейшей структурой с контрфорсами, наклонными поверхностями, десятками ярусов бойниц. Их толщина поражала воображение, а высота была такова, что верхние ярусы терялись в легкой, невесомой дымке.

Каждая стена была усеяна башнями, расставленными с математической точностью. Это были не просто дозорные вышки, а миниатюрные крепости, каждая со своим неповторимым обликом: круглые, граненые, спиральные. И в их прорезях, на площадках, даже на крышах, виднелось нечто, от чего у меня похолодела кровь. Оружие. Не примитивные катапульты или баллисты, а нечто совершенно иное: гладкие, отполированные стволы, переплетенные сложными энергетическими контурами, увенчанные кристаллическими фокусирующими линзами. Артефактное оружие в таких масштабах, что мой мозг отказывался воспринимать. Их было сотни. Тысячи.

Но истинное гениальное решение заключалось в воротах. Они располагались на каждой стене, но не на одной линии, а были смещены. Ворота первой стены — на севере, второй — на востоке, третьей — снова на севере, но со смещением, четвертой — на юго-западе, и так далее. Хаос? Отнюдь. Если мысленно провести путь от внешних ворот к внутренним, он превращался в извилистый, бесконечный коридор смерти. Любая армия, прорвавшая одну стену, оказывалась на узком, открытом со всех сторон пространстве, под перекрестным огнем с башен двух, а то и трех следующих колец. Чтобы добраться до центра, нужно было пройти девять адских бутылочных горлышек, неся чудовищные потери на каждом метре. Инженерная мысль, возведенная в ранг высшей математики убийства.

И все это… пало.

Видение совершенства было растоптано, искажено, изувечено. Перед нами предстала не память о былом величии, а его безмолвное надгробие.

Величественные башни лежали в руинах — не просто разрушенные, а словно разорванные изнутри неведомой, чудовищной силой. Их обломки, черные от древнего пламени, устилали подножия стен. На гладких поверхностях камня зияли гигантские, бесформенные пробоины, словно шрамы от ударов титанов. Целые участки стен просели, обрушились, превратившись в груды щебня, где теперь пробивался обычный, неаномальный лес.

Сами стены хранили следы последнего, отчаянного боя. Темные пятна, которые даже спустя, казалось, века, напоминали запекшуюся кровь. Следы колоссальных энергетических ударов — оплавленный камень, витые словно от молнии, узоры на металле. Обломки артефактного оружия, развороченные и искореженные, валялись повсюду, как свидетели немыслимой битвы.

Тишина над этим местом была самой громкой, какую я когда-либо слышал. Тишина полного, окончательного конца.

— Что… здесь произошло? — выдохнул Каэл едва слышным шепотом. Его расширенные от ужаса глаза метались по руинам, не в силах охватить масштаб катастрофы. — Кто смог… И почему этот город… здесь, в сердце Леса? Окруженный Пустошью?

Очень хорошие вопросы. Все они крутились и у меня в голове, смешиваясь с остатками усталости и шоком от увиденного. Я перевел взгляд на Творцов. В их глазах не было удивления, лишь глубокая, неподдельная, пронизывающая грусть. Они знали.

— Лериан. — произнес я, и мой голос прозвучал непривычно громко в этой гробовой тишине. — Что это за место?

Лина, Эдварн, Горст и Каэл мгновенно напряглись, их взгляды устремились к Творцу. Бранка тоже смотрела на него, ее лицо оставалось невозмутимым, но в глазах горел неподдельный интерес.

Лериан долго молчал, глядя на раскинувшуюся перед нами панораму гибели. Ветер, вырвавшийся из чаши, трепал его поседевшие на висках волосы. Наконец, он глубоко, устало вздохнул, и перевел на меня взгляд, в котором плескалась древняя, мудрая печаль.

— Перед вами… не просто город. — прошептал он. — Перед вами — мечта. И ее могила.

Он сделал паузу, обводя рукой все пространство, заключенное в каменный обод.

— Это — Терминус, жемчужина Старого Мира. Последняя и величайшая цитадель.

Его взгляд вновь остановился на мне, в глубине глаз мелькнул отблеск былого величия.

— Город Системных Творцов.

Глава 20

— Город Системных Творцов? — вырвалось у меня, когда взгляд снова упал на гигантские руины внизу.

Ветер с плато свистел в ушах, смешиваясь с тишиной древней трагедии. Вопрос звучал риторически, но требовал подтверждения. Яркий, детализированный кошмар совершенной цитадели, опозоренной и растерзанной, не укладывался в голове.

— Именно так. — тихо подтвердил Лериан, не отрывая взгляда от панорамы. — Здесь, в Терминусе, первые из нас, Системных Творцов, задумали перекроить мироздание по своему образу и подобию. И здесь же их мечта разбилась вдребезги.

Внутри меня всё кипело. Вопросы толкались и перебивали друг друга, рвались наружу, как вода из прорванной плотины. Я выбрал самый острый и пугающий.

— Но зачем им понадобилось основать город именно здесь? Посреди… — я махнул рукой назад, в сторону Леса. — Великого Леса? Или же… — голос дрогнул от абсурдности мысли, но я всё же произнес её, — они сами его и создали?

Лериан усмехнулся. Сухо, беззвучно. В этой усмешке слышалось эхо всех прочитанных книг, не принесших утешения.

— Нет, Макс, даже они не были на такое способны. Великий Лес — не творение, а болезнь, порождение самой Системы. — он повернул ко мне лицо. В его мудрых, усталых глазах мелькнул профессиональный интерес патологоанатома, изучающего редкий штамм. — Бессмысленный, беспощадный механизм поглощения и переработки реальности. Стихийное бедствие.

От этих слов легче не стало. Если Лес был природным (или системным) катаклизмом, то строить крепость в его эпицентре было чистым безумием.

— Тогда кто создал это? — я ткнул пальцем за спину, указывая на черное, мертвое поле «Молчаливой Пустоши».

На этот раз на лице Лериана промелькнула тень неуверенности. Он помедлил, собираясь с мыслями.

— Точно… не знаю. Да и кто знает? Остались лишь теории. Самая популярная среди тех немногих, кто вообще слышал о Терминусе, гласит: Пустошь служила частью его оборонительного периметра.

Логика была железной. Город-крепость, окружённый поясом, сводил с ума любого, кто осмеливался приблизиться. Жутко, но стратегически оправдано для параноиков, мечтавших о мировом господстве.

— Но зачем строить именно здесь? — не унимался я, чувствуя, как в голове складывался пазл, но одна деталь всё время ускользала. — Это же… чистое самоубийство! Бросить величайший город в истории в пасть всепожирающему чудовищу! Какой в этом смысл?

И тут я заметил в глазах не только Лериана, но и Гаррета, и даже обычно бесстрастной Кселы, быстрое, почти стыдливое движение зрачков. Едва уловимое подёргивание уголков губ. Неловкость. Точно так же, как смотрел бы учёный, когда дилетант вплотную подошёл к краеугольному камню его теории, который тот предпочитал держать в тайне.

Они что-то знали.