Величие империи (СИ) - Старый Денис

Величие империи (СИ) читать книгу онлайн
Очнулся — кровь на лице, палуба дрожит, пушки молчат. Французы на горизонте. На фрегате паника. Капитан-француз приказывает сдаться.
А я? Я ветеран. Прошел Великую Отечественную. И у меня один принцип: РУССКИЕ НЕ СДАЮТСЯ.
Теперь я в 1730-х. Успел поднять бунт на корабле, сохранить честь флага и попасть под военный трибунал.
Но я не сломаюсь.
Бирон, Анна Иоанновна, тайная канцелярия? Пусть приходят.
Я здесь не для того, чтобы вписаться в историю.
Даже до простейших решений, которые в будущем кажутся обыденными, люди, порой, шли веками. К примеру, чего стоило Петру Великому заставлять чиновников и вовсе находиться на своих рабочих местах. И даже окончательно у него это не получилось. И сейчас нормированный рабочий день — это не правило.
Так что постоянно приходится где-то рисковать, где-то слишком много объяснять прописные истины, непонятные людям нынешнего времени. Как сейчас, я во-многом доверяюсь Александру Ивановичу, так как скоро отправляюсь на войну, а ему предстоит рутинная работа.
Потом началось другое совещание. Вообще мне, как главе Тайной канцелярии, следовало бы проводить все свои встречи в Петропавловской крепости. Тем не менее, совещания я решил локализовать у себя в доме. Говорю о том, что чиновники не ходят на работу по нормированному графику, а сам… Но кто из нас без греха?
— Всем ли понятны задачи? — спросил я, обводя глазами присутствующих.
Если ранее было собеседование, то теперь уже полноценное совещание руководящего состава Тайной канцелярии розыскных дел. Можно говорить, что учредительное.
Моим заместителем, пусть пока ещё не утверждённым, а на испытательном сроке, стал Александр Иванович Шувалов. Двадцать пять лет — это тот возраст, в котором основная подростковая глупость должна уходить даже из мужчины. Имел, вроде бы, неплохое образование, ну и показался мне достаточно хватким, гибким, между тем, решительным.
Ему в заместители, а ещё я прилюдно сказал, что и во временные советчики, входил Степан. Оперативную часть, как и непосредственно силовую, должен был осуществлять Фрол.
Выходило так, что штатный состав Тайной канцелярии заметно расширялся. Теперь уже не было необходимости на постоянной основе привлекать гвардейцев, разве что к крупным силовым акциям. У Фролова в подчинении было три десятка бойцов; у Степана — филёры, следящие за интересующими объектами. Тут же следователи и дознаватели.
Ещё, что в этом времени было необычайным новаторством, организовывался аналитический отдел, в который должны были стекаться все сведения из-за рубежа и внутри России: газеты, слухи, работа наших агентов — всё это должно было анализироваться и сводиться каждые три месяца в отчёты.
Иностранного отдела пока что нет. Но еще раньше я говорил с Остерманом, чтобы каждый российский дипломат был разведчиком. Это логично. Ну а если кто еще и завербует, купит, уговорит, иностранца, то нужно продумать награды и премии за такое дело. Вот только пока что на этом поприще пусто.
Вряд ли всё вдруг заработает. Ну, по крайней мере, в той степени, каковы мои ожидания. Вот только без начала никогда не бывает продолжения.
— Всем понятны задачи? — спрашивал я, заканчивая и это совещание. — Никаких более «охоты на ведьм». Монета если упадет на лиц престолоблюстительницы — сие не повод к обвинениям. Но смотрим за тем, как ведут себя иноземцы, что говорят, с кем говорят… Ну да все уже написано в бумагах.
Одни выходили из столовой, другие заходили. Работа нон-стоп. Но векторы движения необходимо задавать по всем направлениям.
— Рад приветствовать вас, господа, — обратился я к производственникам и учёным.
Признаться, уже несколько был накручен предыдущим общением. И устал. Не получается порой донести, казалось что прописные истины. Так что приходится сдерживаться. Пока получалось.
Здесь были Ломоносов и Виноградов, и их первыми следовало вознаградить за труды, пусть и скромно, но так, чтобы начинания этих ученых прославились в мире. Если только они примут такие подарки, которые, если уж положить руку на сердце, не всегда бывают честными с точки зрения учёного.
Молодые ученые, вместо того, чтобы поехать в Германию на обучение, остаются в России. Они работают, словно бы в шарашке, взаперти на заводе. Так что заслужили.
— Благодаря усовершенствованным станкам конструкторского общества господина Нартова удалось нарастить производство штуцеров до тридцати единиц в день, — докладывал Пётр Иванович Шувалов. — Было бы и больше, так как станки справляются, но мы ощущаем постоянную нехватку замков и лож…
— На Руси что, плотники и мастера по дереву перевелись? — перебил я Петра Ивановича.
— Нужного дерева не хватает. С поставщиками я уже говорил. — Пожал плечами он.
— А вы, Пётр Иванович, — вновь вмешался я. — Если продолжите говорить о проблемах мягко, то не решите ничего. Тут поставщиков либо бить по мошне и не отгружать серебро, либо обратиться к Фролу Ивановичу. Он пошлёт кого-нибудь пристойно поговорить с поставщиками. Фрол найдет, как убедить.
Да, как это ни прискорбно, но приходилось вести бизнес, в том числе, и методами силового воздействия. Все вокруг привыкли к тому, что прописанные сроки поставок — это так, условность не обязательная. Причём та, которую можно нарушать в пользу увеличения сроков, или вообще срывов поставок. Понятно, что логистика так себе, но все же учить порядку нужно.
Важно людям показывать, что это неправильно. А вообще в стране нужна серьёзнейшая и с большими полномочиями Ревизионная служба. Жаль, но такую можно создать лишь только в том случае, если будет достаточное число образованных людей, предпочтительно с экономическим уклоном.
— Что с открытием университетов? Готовы ли корпуса, закуплено ли оборудование? Что происходит? Я вижу, что деньги исправно уходят на строительство, в том числе из Фонда. Вот только я не слышал ни от кого из вас, что в течение этого года мы открываем университеты, — резко сменив тему, я пытался проверить реакцию людей и понять, насколько Пётр Иванович отслеживает дела.
Если вот так раскачивать людей, менять темы, играть эмоциями, можно выяснить: не врут ли они, не вешают ли лапшу на уши, насколько в теме и профессионалы.
— К лету будем открываться, — четко ответил Пётр Иванович Шувалов. — Вопрос нынче не в том, что нет корпусов. Её Великое Высочество выделила под эти нужды в Москве бывший Аптекарский приказ, а в Петербурге — дом Ушакова и Волынского. Рядом с ними строятся другие корпуса, как вы изволили изъясняться. Сложность заключается в том, что у нас нет должного количества профессоров
Петр развёл он руками.
— Господин Ломоносов, есть что сказать по этому поводу? — спросил я. — Посоветуете ли как уговорить иноземцев в большем числе отправиться к нам?
Ломоносов молчал. Он практически жил на Ахтынском заводе, изобретая и совершенствуя то одно, то другое, при этом забросив научную деятельность вовсе. И потому для меня такой Ломоносов был полезнее человека, который годами корпит над одной идеей. Впрочем, я хотел подтолкнуть его и в науке.
Да, если Академия наук. И может быть в Петербурге еще худо-бедно, но составить штат преподавателей можно. Но я не понимал, как это сделать в Москве.
Вот одна из причин, почему я сейчас предоставлю много разных изобретений. Пусть все знают, что в России — самые передовые научные открытия.
— Господа, я, наконец, вынужден вам открыться, — сказал я, делая паузу, начиная доставать из своей папки исписанные листы бумаги.
Нет, я не собирался открываться, что я некий столетний человек из будущего. Боже упаси. Однако у меня был ещё один гештальт перед братом Александром Матвеевичем Норовым. Я хотел прославить его имя. Так почему бы не начать это делать прямо сейчас?
Более того, таким образом я прославлю и Василия Никитича Татищева. Для меня стало удивительным узнать, посредством работы Тайной канцелярии, что этого злодея начинают в некоторой степени идеализировать и выставлять мучеником. Мол, Норов, такой-сякой злодей, взял да изничтожил великого промышленника и начинающего историка.
Так что будем действовать на противовесе. Татищев должен превратиться в своего рода Дантеса, который убил Пушкина, и которого, появись он на уроке русской литературы в любой из школ, своими руками бы растерзала учительница.
— Мой погибший брат, как оказалось, когда я разобрал все его многочисленные бумаги, был человеком… — я перекрестился, придавая своим словам большей грустности. — Он был гениальным человеком от науки.
