Величие империи (СИ) - Старый Денис

— Вот, господа, его выкладки, его теории… — я положил бумаги на стол.

На стол рухнули не менее сорока листов исписанных мелким почерком в новой, моей, грамматике.

— Господа, предлагаю оставить наших людей от науки и отправиться обедать. Уверен, что они здесь надолго, им принесут обед сюда. Не будем им мешать. Господин Нартов, вам выбирайте, с кем вы отобедаете, — сказал я.

В это время Ломоносов, бескультурно и грубо толкнув своими могучими плечами Виноградова, первым взял в руки листы. Взял и, как было отчётливо видно по его настроению, выпал из реальности. За его мощной спиной пристроился Виноградов, который выглядывал и щурился, силясь прочитать написанное. Глаза этого молодого, ещё даже не учёного, а так, кандидата стать таковым, расширились.

— Господа, похоже, что я с вами. Признаться, господин Михаил Васильевич Ломоносов в таком состоянии меня всегда пугает. Иные совершают глупости во хмели, а Ломоносов пьянеет от науки, — пошутил Нартов, и мы все с улыбками направились в столовую.

Что же я все-таки предлагал изучить Ломоносову? Так, например, закон сохранения энергии, который он же и должен был вывести, может только позже. Предлагал я и определить массу молекулы, вывести молекулярную теорию, строение атома. В целом, кое-что из физики, кое-что из химии, математики. Тут же обоснование новой метрической системы. Кое-что из начального в электричестве.

Вопрос, конечно, какова цель, вернее цели того, что я сейчас сделал. Я собирался заявить на весь мир, что это русские совершили такие открытия.

Предполагаю, что после подобных заявлений, да ещё и с подкреплением увеличения профессорского оклада в русских университетах, к нам приедет профессура. Для немалого количества физиков и химиков, хотя химия как наука, наверное, и начинается с того, как сделал свои открытия итальянец Авогадро, и пока это ещё алхимия. Такие люди не могут жить, если понимают, что их уже сильно обскакали. Нужно отправляться на передовую, хоть бы и в Россию.

Так что обязательно приедут. Я ещё думаю, что и шведская Академия наук сильно расстроится, когда от неё начнут уезжать птенцы Карла Линнея. Ведь Россия предложит натуралистам изучение Сибири, южных степей, и даже в скором времени Америки, Курил. Ну куда там европейцам толкаться в своей маленькой Европе и делать какие-то великие научные открытия, когда здесь целый мир открывается.

— Господа, не кажется ли вам, что нам пора резко и значительно расширяться? — когда мы молча пережёвывали первое горячее, началась вторая смена блюд, спросил я. — Ещё ранее утверждали программу Всероссийского съезда торговых и предприимчивых людей. Так почему бы вам по тому плану, что был нами ещё ранее утверждён, не провести эту встречу? Не стоит откладывать на тот момент, когда я вернусь с войны. Предоставьте все наши изобретения, пусть бы использовали.

— Не взыщите, Александр Лукич, мы все считаем, что с вашими знаниями и умениями стоило бы воздержаться от войны, — сказал Нартов.

Сказал, а все остальные потупились в свои тарелки.

— Нет, господа, не смогу я сидеть здесь, понимая, что мог бы спасти своими действиями много жизней, но не делаю этого. Тем более, как я считаю, задел мы сделали приличный, и вам — всё это развивать, расширять. Почему так мало продаётся станков? Почему наши производства нынче работают только лишь на Демидовские заводы? Где заводы наши? — без особого нажима, как бы между прочим, говорил я.

Хотя, уверен, слова мои звучали для собравшихся не столь безобидно.

— Но вы же сами сказали, что нам нужно будет вложить крупные средства в строительство Луганского завода, или целого общества заводов, — возразил Пётр Иванович.

— Что, господин Шувалов, средств не хватает на всё? Так банк нам нужно открывать. Отчего только я тем и озабочен? Разве же вы, господин министр, не должны понимать, что без банка в России развития не будет? А когда я передал вам целый научный труд, что есть такое бумажные деньги и чем они полезны, как их можно внедрить? — я остановился, понимая, что закипаю.

Между тем, хотел провести совещание больше в формате встречи друзей-единомышленников, чем как тиран-всезнайка, который указывает всем, что делать.

Может быть, я и указал бы всем на их ошибки, и вручную стал бы управлять процессами, но это, если бы не было других отвлечений.

Главная моя ошибка состоит в том, что я стараюсь успеть везде, при этом кое-что получается, но эффекта, прорыва, который бы ошеломил, пока нет ни в одной из областей. Даже вооружение я бы мог ещё больше усовершенствовать, чем оно есть на этом этапе, но и здесь распыляюсь и нет времени.

Так что нужно давать людям инициативу.

— Простите, Пётр Иванович, господа, — подытожил я, — хочется всего и сразу, но так не бывает. Уповаю, что у вас получится гораздо больше, чем сейчас.

В итоге повинился я.

— Александр Лукич, нынче нет никого, кто посчитал бы введение бумажных денег достойным делом. Что же до банка… Не можем мы его ныне создать, пока вопрос с войной не решится. Сколь потребуется ещё серебра для войн наших? Разве же не должны мы иметь два-три миллиона, чтобы покрывать непредвиденные расходы в случае затяжных войн? — говорил Шувалов.

Он был прав.

— Будет так, господа, — сказал я в заключение. — Я постараюсь завершить войну с турками как можно скорее и принести нам победу, — сказал я искренне и улыбнулся. Дайте России шанс. Вы! А не кто-то еще. Ресурсы есть. Денег мало? Привлекайте же богатеев, объясняйте им, что не только поместьями кормиться можно.

Нужно будет мне озаботиться на войне, как это добыть еще денег. Не хватает нам для рывка. Так пусть турки помогут!

Глава 20

Если предать долг, то потеряешь и себя и любовь; если любовь сильная, то– потеряешь, но все преодолеешь.

Денис Старый

Петербург

18 февраля 1736 года

Мангазея — ресторан на более чем двести гостей, самый большой в городе, да и в России. Может где в мире еще есть питейные заведения на большее число посетителей. Но не такого высокого уровня, точно. Здесь мы первые. И… Не хватает площадей.

Работают два ресторана: Астория и Мангазея. И при постоянном дефиците посадочных мест. Рыжая Марта уже призналась, что согрешила… Ну в ее случае, когда такие формы и взгляд похотливой тигрицы, можно думать только об одном грехе. Но в этот раз согрешила она в том, что подняла цены. Одномоментно и процентов на пятнадцать.

И все равно, запись в ресторан производится на две недели вперед. А когда сделали еще и барные стойки, где можно было отведать коктейли, шоты, многие иные напитки… Нужно расширяться, и думать над другими концепциями. В будущем их много, тут бы время для подумать над адаптацией.

Сегодняшний день не был исключением. В Мангазеи, как всегда, полная или почти полная посадка. Но если есть правила, есть и исключения. Вот и я со своим давнишним знакомым был тем самым не гостем, или все же хозяином, который без столика не обойдется. Ведь есть отдельные кабинеты.

— Я определённо удивлён вас видеть, мой друг, — сказал я, пожимая руку герцогу Эммануэлю де Дюрасу. — Эммануэль, неужели вы прибыли на смену господину же Шетарди? Но пока еще не представлены государыне?

Да, передо мной стоял именно Эммануэль де Дюрас. Тот самый француз, который был некогда мною взят в плен под Данцигом. Казалось, что это было уже настолько давно: очень много событий произошло в достаточно короткий промежуток времени. А ведь всего-то прошло менее двух лет.

— Неужели вы привезли выкуп за себя, ведь я вас тогда отпустил без единой выплаты, — усмехался я. — Миллион, не меньше может стоит будущий посол французского короля в Российской империи.

Действительно, я был рад видеть этого человека; там, под Данцигом, он мне показался весьма неглупым малым. Как это ни странно, но в некотором роде мы даже задружились, хотя я его взял в плен.