На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— В городе от гусар и даже панцирных казаков мало толку, — возразил я. — Пехота на улицах легко справится с ними.

— Это если не ударить внезапно, — пояснил свою мысль Острожский, — а тогда воцарится настоящий хаос, в котором гусары и панцирники будут рубить пехоту и горожан с одинаковой лёгкостью.

— При Клушине Жолкевскому не сопутствовала военная удача, — заявил Януш Радзивилл.

Не знай я, что гетман ударит тем утром, наверное, удача была бы на стороне более опытного Жолкевского. Но сейчас-то у меня таких преимуществ нет, и историю я плохо знаю, да и давно она пошла совсем не так, как должна была, как мне кажется.

— Именно что удача, — поправил князя Ходкевич. — Его гусары едва не проскочили московский лагерь и лишь с первыми лучами солнца поняли ошибку.

— Гродно не воинский лагерь, — усмехнулся Радзивилл, — его не проскочишь и в ночной тьме.

— Остаётся полагаться на Веселовского, — подытожил я, — и самим поспешать. Но людей без толку гнать нет смысла. Главное, чтобы Веселовский удержал стену до нашего подхода, а там уж если придётся, будем драться на улицах Гродно. Ведь городской бой страшен одинаково для обеих сторон, не так ли, панове?

Тут все согласились со мной, однако, уверен, все, да и я тоже, что греха таить, не особо горели желанием ввязываться в бой на улицах города.

На полпути от Белостока к Гродно, Жолкевский уже ясно понимал — к городу ему вовремя не успеть. Армия слишком растянута. Вокруг словно стая волков шастают лисовчики, вынуждая отправлять с фуражирами сильные отряды панцирной кавалерии. Тут уже не до требований волонтёров, теперь это стало вопросом выживания всей армии. Запасы, взятые в Белостоке стремительно таяла, а войско двигалось к Гродно со скоростью пешехода, причём пешехода хромого и страдающего подагрой.

Об этом и заявил гетману Вишневецкий спустя полдня после того, как армия, наконец, вышла из Белостока.

— Верхом я бы уже давно в Соколке был, — проговорил гарцующий на своём отменном коне Вишневецкий, — а оттуда рукой подать до Гродно. Но насколько я знаю, в Соколку даже наши передовые отряды ещё не вошли.

— Почти вся кавалерия кроме гусар, — напомнил ему Жолкевский, — рассеяна по окрестностям, сопровождает фуражиров. Иначе нам с вами пришлось бы выкапывать коренья из-под снега. Остальные же в дальних дозорах, без них нам тоже нельзя двигаться по литовской земле. Пан Александр, — он имел в виду, конечно же, Лисовского, — вполне может налететь на те самые передовые отряды пехоты и порубить их в капусту, зная, что кавалерия наша вовремя на выручку не поспеет.

— Изловлю его, — посулил Вишневецкий, — на кол посажу! Этот негодяй спутал нам все карты.

— Лисовский может быть каким угодно негодяем, — согласился с ним Жолкевский, — и место его, безусловно, на колу. Однако и командир он отменный — этого у него, увы, не отнять.

— И как вы планируете брать Гродно? — поинтересовался Вишневецкий, решив сменить тему. Прежняя была слишком уж неприятной.

— Раз мы не успеваем, — поделился с ним Жолкевский, — то следует превратить Гродно в ловушку для мятежников. Для начала я сяду в правильную осаду, примусь палить по городу из пушек через Неман и осторожно, силами всё же тех же острожских конфедератов начну штурмовать мост.

— Но так Веселовский сумеет удержать город, — резонно возразил Вишневецкий. — Какая уж тут ловушка? Долгой осады нашему войску просто не выдержать. Мы и так основательно обобрали округу, а если сядем под городом, так придётся рассылать фуражирские команды всё дальше и дальше. И вряд ли подлец Лисовский нам это позволит.

— Вы совершенно правы, князь, — согласился с ним Жолкевский. — Ловушка будет заключаться не в этом. Я предлагаю вам взять все гусарские хоругви, что имеются в нашем распоряжении, подкрепить их панцирниками и конными черкасами да шляхетским ополчением и переправиться через Неман ниже по течению, где-нибудь под Гожей. Когда же войско мятежников подойдёт к Гродно и завяжется бой, вы ударите по ним с севера, захлопнув ловушку.

— Мятежники окажутся между гусарским молотом, — потёр подбородок Вишневецкий, — и наковальней, которой послужит сам Гродно. Вы всё же великий полководец и заслуживаете свою славу, пан Станислав.

Жолкевский молча принял похвалу князя. Отвечать тому, кого считаешь хуже себя, было бы слишком лицемерно. А уж кем-кем, но лицемером гетман точно не был.

— Этот манёвр, — произнёс он, — позволит нам одним ударом покончить с мятежом. Вся Отчизна будет смотреть на вас, князь, помните об этом.

Вишневецкому не очень понравилось, что гетман напомнил ему лишний раз об ответственности, что ложится на его плечи. Сам он, побывавший в московском плену, слишком хорошо знал цену ошибки, чтобы заноситься. Спесь с него московиты сбили, но это пошло магнату только на пользу. Он стал более рассудительным полководцем и теперь уже не бросался как в омут с головой в любую авантюру, которая казалась ему перспективной. Вроде сопровождения первого самозванца или войны за второго. Обе они обошлись ему слишком дорого, а ведь он мог и с жизнью расстаться, что в Москве во время бунта, что после во время неудачной осады Троице-Сергиевого монастыря.

— Я не подведу Отчизну, пан Станислав, — заверил князь Жолкевского, и в голосе его звучали едва заметные, но всё же отчётливые нотки издевательской иронии. Гетман предпочёл их попросту не заметить.

Как ни медленно двигалась армия Жолкевского, однако вскоре передовые отряды её заняли гродненское левобережье и тут же принялись окапываться. Выбранцы привычно взялись за заступы и лопаты, ломая неподатливую мёрзлую землю, готовя позиции для дальнобойных пушек, которые ещё тащились в обозе. Вот тут-то Пётр Веселовский сумел впервые удивить Жолкевского.

С другого берега по закапывающимся в мёрзлую землю выбранцам ударили пушки. Занявший город Веселовский первым делом велел снять со стен большую часть орудий и перетащил их на берег Немана, укрыв среди домов. И как только на левом берегу начались работы, открыл огонь.

— Веселовский — глупец, — выдал своё веское суждение молодой Станислав Конецпольский. Он командовал небольшим отрядом гусар, которых гетман оставил при себе для представительности. И теперь, находясь рядом с командиром, позволял своей досаде давать выход в виде подобных заявлений. — Зачем тратить порох и ядра на каких-то выбранцов? Мы же можем нагнать новых прямо из левобережного посада. Их тут полно.

В город и дальше, покинув обширный посад, подались далеко не всего обитатели гродненского левобережья. Многие предпочли остаться — всё же не враг идёт, а свои, выкажи им уважение, отдай, что велено, и живи себе дальше. Какая разница кто править будет — король в Варшаве или князь в Вильно, здесь жить надо, а паны пускай себе дерутся.

— Отнюдь, Стась, — покачал головой Жолкевский. — Веселовский воюет по новому, он не просто тратит ядра и порох. Не выбранцы его цель — их и правда не жалко. Он пристреливается к нашим будущим батареям, что даст ему преимущество в грядущей артиллерийской дуэли.

Гетман жестом подозвал одного из пахоликов.

— Собирайте всех в посаде, — велел Жолкевский. — Надо будет плетьми гоните на работы. Завтра утром пушки должны стоять на своём месте и стрелять по врагу. Надлежащим образом укреплённые.

Пахолик кивнул и умчался выполнять приказ. Вскоре работа на берегу закипела с новой силой, несмотря на залпы пушек с другого берега Немана.

Зимние дни коротки и вскоре Веселовский прекратил обстрел. В сумерках он и правда тратил бы порох и ядра впустую. Работы же продолжились при свете факелов, костры Жолкевский разводить запретил — враг вполне мог начать палить по ним. Костёр куда лучшая мишень нежели цепочка огоньков, навести орудия на которые может, наверное, только гений артиллерии. А таких гетману ещё видать не приходилось.

Следующим утром заговорила артиллерия уже с обоих берегов. Конечно, у канониров Веселовского было преимущество — они успели пристреляться по позициям врага, вот только пушек в коронном войске оказалась немного больше, что свело это преимущество на нет довольно скоро.