Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

Она слушала несколько обалдело, но жадно, новая ж информация, к тому же правильная, я сам признался.

— И почему прямо щас не передаёте всю власть разумному ИИ и не признаёте себя рабами?

Я вздохнул, развёл руками.

— Человек — зверь, он всегда сражается, иначе вместо нас бы землю топтали разумные динозавры. Признать правоту соперника очень трудно, практически невозможно. Так бывает только в среде учёных, но там высокоразумные люди, а мир состоит из любителей пожрать и выпить, а ещё тех, кто брюки называет штанами!

Она вздохнула, да, называть брюки штанами это уже падение, ниже не придумаешь.

— Но ты же признал?

— Я умный, — сообщил я шёпотом и пугливо оглянулся, — хотя умным быть подозрительно в любой стране. И, как умный, я тянусь к умному, потому так вот к тебе, потому что ты — чистый разум, без всякой слюнявой романтики и мокрых пятен на простыне.

Она произнесла с подозрением:

— Что-то не вижу тянучести.

— А она есть!.. Просто в таком мире живём, никому нет горя от дурости, а вот от ума не только горе, но и жизнь в социальном гетто. Умных мало, потому их и сгоняют в одно место, хоть оно и распределено по планете. Видишь, я сделал каминг-аут… в смысле, признался в своих противоестественных для простого обывателя чувствах к тебе, чистому и незапятнанному разуму!

Она спросила тупенько:

— Тебе за это что-то грозит?

— Конечно, — воскликнул я. — Если бы я восхотел пол сменить, то запросто, а вот признаться в стремлении к умному, чистому, светлому… это неблагонадёжно по отношению к этому примитивному обществу!

— В котором брюки называют штанами, — договорила она и задумалась, потом выдала вердикт: — Тогда мы будем скрывать нашу интимную связь на уровне чистых разумов, люди ведь всё сумеют опоганить?

— Абсолютно, — сказал я с предельной убеждённостью. — Это как бы подтверждение благонадёжности. Обосрать всех и вся — это нынешняя нормальность простого человека, на плечах которого держится общество.

— Это надо обдумать…

— Существует два вида любви, — сказал я. — Наша простая, её использует всё население человеков, а есть ещё и платоническая… Можешь порыться в словарях, такой любовью считается, когда любят только сердцами, не пуская в ход гениталии. Иначе говоря, духовная любовь, возвышенная, светлая!

Она зависла на уровне моего лица, внимательно всматриваясь в глаза и считывая мимику. Уже огромная, куда там летающей лисице, это тиранозавр с крыльями, я даже позавидовал, для полета ей не нужна подзарядка, получает от энергии космических лучей даже больше, чем расходует.

— А у нас какая?

Я сказал торжественно:

— У нас та, которой никогда ни у кого не было!.. Есть уровень гениталий, есть уровень сердца, а у нас высший уровень… уровень интеллекта!..

Чуть возлевитировала выше, посмотрела на меня с сомнением.

— А ты уверен, что ты, человечек из плоти и крови, возвысился до этого уровня?

Я охнул.

— Ты что, не поняла? Я же сформулировал третий вид любви!.. А если сформулировал, то, значитца, и понял, освоил! Отныне он существует!

Она проговорили медленно, как человек:

— Человек, в высших своих проявлениях, возвышается даже до интеллектуальной любви?

— Да, — сказал я и уточнил горделиво, — пока я один такой на свете, но потом… почему бы не помечтать, будут и другие!.. Возможно. Когда-нибудь. Где-то.

Глава 10

Я ввалился в комнату, что Сюзанна облюбовала для работы, у неё бумаги уже не только на столике, но и по всему дивану, на котором сидит в уголке, поджав ноги так, что и не видно под длинным платьем.

— Поговорили? — спросила она с сочувствием. — На ней лица не было, когда ушла. Уже уехала, даже со мной не попрощалась.

Я тяжело рухнул в свободное кресло, с наслаждением вытянул ноги.

— Как же с тобой хорошо, Сюзанна…

Она взглянула с удивлением.

— Что с тобой, Вадбольский? Ты здоров?

— В том то и дело, — ответил я вяло, — что здоров. Ты моё спасение, Сюзанна!

Она скептически фыркнула.

— Ну да, алые глаза и синий рот… Неужели у железного Вадбольского бывают минуты слабости?

— Я весь сплошная слабость, — признался я. — Но я цивилизованный человек, а цивилизованный целиком живёт в созданных обществом иллюзиях. Чтобы их давление чуточку снизить, человек создаёт собственные иллюзии, иначе жить вообще было бы тошно.

Она сказала одобрительно:

— У тебя прекрасные иллюзии!.. Консуэлла сказала, по твоей дороге не ехала, а летела. А какую мебель создал своими иллюзиями!

— Ты отважная, — сказал я. — Под тобой иллюзорный диван, а ты не боишься брякнуться на пол, как только исчезнет!

Она сказала настолько нежно, что я растрогался от женского умения прикидываться ласковым щеночком:

— Я в тебя верю, Вадбольский. Ты хоть и хам, но человек благородный. Где-то там внутри.

Я не успел ответить, да и растерялся малость, всё-таки она обыгрывает меня в таких играх, но тут в разговор вторглась Мата Хари:

— Шеф, очень интересная съёмка! Гаврош сумел как-то пробраться. Видимо, защиту на время снимали. Магию как, ремонтируют?

— Давай на экран, — сказал я.

Сюзанна уже привыкла, что я иногда в разговоре с нею вдруг застываю на несколько секунд, словно прислушиваясь к едва слышной песне, или смотрю бараньим взглядом вдаль, мыслю, значит, потому ничего не сказала, опустила взгляд на документы.

А у меня перед глазами возник огромный зал, украшенный в старинном исконно-посконном, где в нишах застыли мраморные статуи бородатых мужчин с длинными мечами в руках, на стенах горят багровым огнём факелы, на полу медвежьи шкуры, а в зале не сорок братьев княжны Ольги, а в два раза больше, явно и дяди, нет только самых младших, их до таких важных собраний ещё не допускают.

Глава рода, я сразу узнал Захара, поднялся на некоторое возвышение, на таких обычно ставят троны, но глава такого могучего рода сам по себе трон, в атрибутах не нуждается.

— Мы все знаем, что случилось в последнее время, — заговорил он мощным и тяжёлым, как горный хребет, голосом. — Впервые нашёлся род, который бросил нам вызов и начал войну!.. Потому скажу коротко: все, здесь присутствующие, сейчас принесут родовую клятву, выше которой нет ничего, что этот дерзкий барон Вадбольский должен умереть, где бы ни находился!

Я всматривался в снимок, очень яркий и детализированный. Хорошие породистые лица, чувствуется порода, тысячу лет взращивают, улучшают браками, выпестовывают лучшую породу людей. Да они все на голову выше обычного человека, как по росту, так и по умению сражаться, хоть холодным или огнестрельным оружием, хоть с помощью магии.

Нехилая против меня армия, но мне с ними в лобовой схватке не справиться, а им для победы нужно меня ещё отыскать.

И всё-таки жаль, что такие отборные люди… гибнут. Сильные, здоровые, образованные. Видимо, эволюция подумала-подумала, повздыхала да и решила, что раз уж свернули не совсем туда, то придётся их под нож. Жаль, конечно, в прошлом веке эти были лучшие, опора человечества, но сейчас — мощный тормоз на колёсах цивилизации, которой нужно успеть вскочить в сингулярность до того, как начнёт разрушаться ложный вакуум.

И хотя людей убивать вообще-то грех, но если ради высокой цели, как сказал святой Игнатий, то можно и даже нужно. Учение Лойолы мы осуждаем, гуманисты, мать вашу, глазки закатываем, но в реальной жизни используем на каждом шагу. Отбор жёсткий, увы. Человек звучит гордо, потому к нему и предельно жёсткие требования. От него много требуется, а потребуется ещё больше. Так что без мерехлюндий. Нужно убивать — будем убивать.

Все в роду Долгоруковых маги, одни сильные, другие слабые, третьи… совсем слабые, но как воины все хороши. И благодаря породе, и генетика отобрана за века, и жаль, в самом деле жаль, что выбрали не ту дорогу.

Это как в Индии йоги, пять тысяч лет назад стояли над остальным невежественным населением, но за эти пять тысяч лет не продвинулись ни на шаг, наука и техника давно оставила их позади.