Концессионер (СИ) - Шимохин Дмитрий

Я молча кивнул, принимая эти страшные условия.

— Но, — его голос неуловимо изменился, — если у вас получится… если вы сможете создать там, в Маньчжурии, дружественную нам силу, которая вышвырнет англичан и сама, добровольно, попросит покровительства Белого Царя… тогда Империя этого не забудет. И я — тоже.

Он подошел к столу и на чистом листе бумаги написал несколько слов.

— Я сообщу канцлеру, что вопрос изучен и угроза преувеличена. Господину Корсакову в Иркутск уйдет депеша с приказом… не замечать вашей деятельности. А я — доложу о деле Государю. Теперь идите!

На следующее утро я проснулся от запаха кофе и тихого смеха. Ольга уже сидела в кресле у окна наших апартаментов, выходившего на Невский, а гостиничный лакей вносил в комнату поднос с завтраком. Супруга была в простом шелковом пеньюаре, волосы рассыпались по плечам, и в утреннем свете, пробивавшемся сквозь тяжелые портьеры, она казалась почти нереальной.

— Доброе утро, соня, — улыбнулась она. — Кажется, кто-то вчера слишком увлекся празднованием.

— Доброе утро, — улыбнулся я ей потягиваясь.

Мы завтракали, сидя на кровати, как дети, — горячий, ароматный кофе, свежие булочки, масло и густой земляничный джем. И строили планы. Ольга, воодушевленная, щебетала без умолку

— Ты знаешь, — прошептала она, гладя меня по щеке. — После того как ты вчера обставил всех этих почтенных сановников на собрании ГОРЖД, тебе можно смело именоваться железнодорожным генералом.

— Или, по крайней мере, «Тарановский — Сибирский Управитель Железных дорог», — подхватил я, обнимая ее. — А ты, стало быть, теперь — моя «княгиня Амурская».

— Нет, — она игриво ущипнула меня за ухо. — Я теперь жена самого богатого разбойника в Сибири. Мы вчера с Мишей обсуждали. Ты ведь теперь ворочаешь такими суммами… Боюсь, мы с тобой, мой милый, попадем на самый верх списка всех заимодавцев, мошенников и охотников за чужим капиталом. Мы — просто идеальная, очень сладкая мишень.

— Зато мы богаты, — рассмеялся я. — Подумай, Ольга. Еще несколько лет назад я не имел, ни копейки, а сейчас мое имя звучит среди имен владельцев самых рисковых и самых быстрорастущих состояний Империи. Меня пытаются свергнуть с поста, хотят убить и мечтают выйти за меня замуж — ну не славно ли?

— Не смей шутить о последнем, — пригрозила она пальцем. — А вот о богатстве — шути, сколько угодно… Идем, надо решить, что сегодня покупаем: пол-Екатеринбурга или всю Мойку?

— К черту и то и другое! Сегодня — непременно в балет! Говорят, Петипа поставил новую феерию! А завтра — нужно заказать тебе новый фрак.

— А потом — подхватила супруга — поедем на острова, там сейчас чудесно… А еще нужно купить мне новой веер и уйму белья…

Я слушал ее, улыбаясь, и ловил себя на мысли, что готов слушать этот беззаботный щебет вечно. Но идиллия была прервана деликатным стуком в дверь.

— Василий Александрович Кокорев к вам, — доложил лакей. — По делу, говорят, срочному.

Вздохнув, я накинул халат и вышел в гостиную. Кокорев стоял посреди комнаты, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Вид у него был слегка сконфуженный.

— Владислав Антонович, голубчик, прости, что так рано, — гулко пророкотал он, страшно похожий в этот момент на медведя, застигнутого в чужом малиннике. — Знаю, не до меня тебе сейчас… Ты уж извини, что похищаю тебя в медовый месяц… Но дело не ждет!

Он уже раскладывал на столе какие-то бумаги и чертежи.

— Я всю ночь не спал! Думал! Считал! Твои идеи — они, конечно, гениальны… Но как, скажи на милость, как все это осуществить⁈

Я сел напротив. Праздник кончился. Началась работа.

— Главная проблема, как всегда, — деньги, — Кокорев ткнул толстым пальцем в столбец цифр. — Расходы на изыскания, на рабочих, на саму прокладку пути… А рельсы⁈ Бельгийских мы не хотим. А уральские наши заводчики дерут за них такую цену, что дорога наша станет не чугунной, а чисто золотой!

Я взял его смету. Цифры действительно выглядели устрашающе.

— Цену на рельсы можно сбить, — сказал я спокойно. — Если дать заводам крупный, долгосрочный заказ. И вложиться в них. Я этим уже занялся в Екатеринбурге. До сорока процентов собьем!

— Ну хорошо, ухарь, — одобрительно кивнул Василий Александрович. Но и это не все! — он махнул рукой. — Где взять деньги на начало? От Казани до Екатеринбурга, почитай, 800 верст. Даже если цену дороги по пятьдесят тысяч за версту считать — нам миллионов сорок понадобится. И где мы их возьмем? Займы? Банки дадут, но под такой процент, что мы вовек не расплатимся!

— А мы не будем брать в долг, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Мы будем продавать.

Кокорев понятно е дело, меня не понял.

— Что продавать? Дорогу, которой еще нет?

— Именно. Мы будем продавать версты. Будущие версты нашей будущей дороги.

Я рассказал ему свой план. Идея была простой и дерзкой, вывезенной мной из будущего, где она называлась фьючерсными контрактами.

— Смотри, Василий Александрович, — я взял карандаш. — Кому в первую очередь нужна эта дорога? Уральским заводчикам. Чтобы вывозить свой металл. Вот к ним мы и пойдем. Мы не будем просить у них денег. Мы предложим им сделку.

Кокорев слушал, и его купеческое недоверие боролось с природным азартом.

— Мы выпустим специальные облигации нашего Общества. Долговые обязательства. Каждая — на провоз определенного количества груза по определенной цене. Например, одна облигация — на провоз тысячи пудов чугуна от Екатеринбурга до Казани. И продадим им эти бумаги сейчас. Но со скидкой. Огромной скидкой.

— Постой, постой… — он потер лоб. — Как это, продавать то, чего еще нет? Да это же чистое мошенничество! Нас же в долговую яму посадят за такие аферы!

— Не мошенничество, а инвестиция! — я стукнул карандашом по столу. — Ты пойми! Заводчики получают возможность заранее оплатить перевозку своих грузов по цене, которая будет вдвое, втрое ниже той, что они платят сейчас! А мы — получаем «живые» деньги на строительство прямо сейчас! Мы продаем им будущее! Мы продаем им версты грузоперевозки!

— Но ведь это страшный риск! — возразил Кокорев, все еще не до конца приняв идею. — Мы берем деньги сегодня под обещание услуги, которую сможем оказать только через три-четыре года! А если не построим? Что тогда? Это же крах!

— Василий Александрович, а чем это отличается от обычной банковской деятельности? — спросил я. — От того же дела, которым тот же барон Штиглиц заработал свои миллионы? Банк берет у вкладчика деньги и обещает ему заплатить шесть процентов годовых. Но ведь банк еще не знает, сможет ли он выдать эти деньги в кредит под семь процентов, чтобы эту разницу заработать! Он тоже продает будущую, еще не полученную прибыль. Вся наша экономика держится на одном — на вере. На уверенности в том, что завтра будет не хуже, чем вчера. А я даю уральским заводчикам не просто веру. Я даю им расчет. Расчет, основанный на том, что дорога будет построена, потому что она нужна всем. И государству, и нам, и им самим. И, в конце концов, если вдруг чего-то с дорогой не выйдет — значит, конвертируем облигации в обычный заём. Неприятно, но не смертельно.

Такой аргумент Кокорева удовлетворил.

— И правда, что-то в твоих рассуждениях есть… Но все равно, расходы будут неимоверные. Не хватит нам этих денег. Навряд ли мы продадим облигаций на сорок миллионов!

— Будем изыскивать иные доходы. Будем думать, как сэкономить при строительстве. Про рельсы я уже сказал. А чтобы шпалы нам обошлись дешевле, — добил я его, — мы не будем возить лес за тридевять земель. Вдоль всего пути — прекрасная, строевая лиственница. Дерево вечное, не гниет. Будем ставить прямо по ходу строительства паровые лесопилки и брать материал на месте.

Кокорев откинулся на спинку кресла. Он молчал, глядя в потолок. А я знал, что в его голове сейчас крутятся невидимые счеты, складывая и вычитая, оценивая риски и баснословные прибыли.

— Ты… — выдохнул он наконец. — Ты не просто гений, Тарановский. Ты — сам дьявол. И я, кажется, готов продать тебе душу!