На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Слуга без труда отыскал монаха, что молился вместе с князем, и вежливо пригласил его в замок. Тот, конечно же, согласился, и спустя немногим менее часа, уже сидел вместе с князем в его личных покоях. Попасть туда могли, на самом деле, немногие и лишь самые доверенные слуги прислуживали здесь гостям князя. Но сегодня и их не было в покоях, Острожскому не нужны были лишние глаза и уши во время родственного разговора с фальшивым монахом. Монах же первым делом избавился от рясы, под которой носил европейский костюм, только шпаги не хватало, её под рясой не укроешь. Правда, и совсем безоружными не был — пояс его оттягивал боевой кинжал, каким весьма удобно отбиваться от врага в тесноте коридора.

— Ты же понимаешь, Янек, что я теперь же должен арестовать тебя и отправить в Варшаву, — так начал разговор князь Острожский.

— Я понимаю, дядюшка, что ты не сделал этого сразу, — ответил ему в шутливой манере Януш Радзивилл, а под коричневой рясой бернардинца скрывался именно он, — а потому не сделаешь этого вовсе.

— Никогда не поздно изменить своё решение, Янек, — в тон ему ответил Острожский.

Они были тёзками и на правах старшего князь называл Радзивилла не Янушем, но Янеком, словно тот был совсем ещё юнцом, хотя Острожский был старшего его всего на пять лет.

— А зачем тебе это делать, дядюшка? — поинтересовался у него Радзивилл.

— Это мой долг, как верного слуги нашего величества, — ответил Острожский уже без тени иронии в голосе.

— Но заслуживает ли твой король такой преданности? — задал теперь уже совсем крамольный вопрос Радзивилл. — Он дважды был бит молодым московитским князем. Сперва под Смоленском, откуда вынужден был уйти, сняв осаду, продлившуюся почти год и стоившую всей Речи Посполитой громадных денег. Между прочим платили за неё и Радзивиллы, и Острожские, что бы там ни одобрял или нет сенат. У нас не было выбора, потому что война шла у самого нашего порога. А после твой король затеял изощрённую интригу, прошёл через половину Московии, взял под крыло Марину, вдову двух самозванцев. И что же? Его снова побили, теперь уже под стенами Москвы. Да так поколотили, что он едва ноги унёс.

— Чего ты хочешь от меня, Янек? — устало прервал его Острожский. — Я знаю о событиях лета и осени не хуже твоего, не надо мне их пересказывать. Давай сразу к сути, у меня здесь полно дел.

— Ты, дядюшка, — ледяным тоном произнёс Радзивилл, — со мной как с хлопом твоим не говори. Я князь имперский, ежели ты позабыл.

— Оскорбления тебе никакого нанести не хотел, — пошёл на попятную Острожский, понявший, что перегнул палку. Ссориться с пускай и опальным да ещё не то под банницией не то вовсе под топором ходящим родичем в его планы не входило. Радзивиллы — первый по силе род в Литве. Пускай Острожские после Люблина стали коронными магнатами, это не значило, что они отказались от всех связей с Литвой. — Однако у меня собраны в Дубне хоругви, чтобы идти на Вильно. Давить ваш мятеж в зародыше.

— А отчего бы тебе, дядюшка, не пойти на Вильно, да не присоединиться к нашему мятежу, — прямо предложил ему Радзивилл. — Ты пускай и коронный магнат, да всё равно Литва — твоя Родина, не Корона Польская. Ты ведь и вере своей не изменяешь по-настоящему, в католическую перешёл лишь для того, чтобы на венгерской графине жениться.

— А ты, Януш, кальвинист молился на латыни рядом со мной в костёле, — отмахнулся Острожский. — Дело не в вере, я лоялен его величеству Sigismundum Tertium ad regem Poloniae, Magnum ducem Lithuaniae.[4]

Произнося часть королевского титула он сделал акцент на последних словах, подчёркивая, кого считает великим князем литовским.

— Тому, что снова грезит войной с Москвой, — развёл руками Радзивилл, — которая теперь будет стоить нам ещё дороже, потому что сенат вот-вот утвердит новые налоги ради этой войны. Но что она принесёт нам, кроме новых потерь?

— Уверен, — кивнул Острожский, — именно так ты и Сапега уговорили остальных на предательство. Но со мной этот фокус тебе не провернуть. Достойный или нет, но Сигизмунд наш король Dei gratia[5]и отступаться от него я не стану.

— Но отчего такая верность шведскому королю, лишившемуся уже одного престола? — удивился Радзивилл. Говорил он вполне искренне, потому что на самом деле не понимал родственника. — Он ведь просто недостоин такой верности. Да и Господь оставил его, дав побить нашу армию московитам. Да ещё и трижды в течение нескольких месяцев. Такого не бывало со времён войны с московским безумным тираном, но и тогда не было нескольких столь сокрушительных поражений, как нынче. И ни одной Орши или Чашников даже от таких признанных полководцев, как Жолкевский или Ян Пётр Сапега.

— Жолкевский зарвался, — выдал Острожский, — заигрался в гусар, считал, что ими одними может всю московитскую рать побить. Да и молодой Сапега тоже. Решил что в гетманы выбился, да ещё и по своей воле людишек самых никчемных на престол московский возвести может. У вас нет ни толковой армии, ни времени на наём людей за границей, даже если денег хватит. Вашему молодому князю помогали шведы, а станут ли он помогать вам теперь?

— Отчего же нет, — хитро глянул на него Радзивилл. — Любая смута в Речи Посполитой на руку шведам.

— Московскому царю пришлось им северные земли отдавать и сам Великий Новгород уступить им, — покачал головой Острожский. — Чьими землями вы платить королю шведскому будете? Это московитскому царю хорошо — у него все его холопы и вся земля его, хочет даёт им на кормление, хочет — отбирает и отдаёт хотя бы тому же Карлу Шведскому. А у нас придётся у кого-то отрезать земельки, чтобы заплатить ему. Ну как он на Радзивилловы или Сапегины или на мои земли рот разинет?

— Обойдёмся и без шведов, — сменил тактику Радзивилл, которому нечего было ответить на эти слова. — Армия с войсками, что ты нанял на королевские деньги, да с нашими надворными хоругвями выйдет приличная. Дать бой Сигизмунду мы сможем.

— Это участь любого рокоша, Януш, — мрачно бросил в ответ Острожский. — Вы можете даже побить сигизмундово войско, но он, уже дважды битый, соберёт новое. Шляхта и польские магнаты пойдут грабить Литву, как ту же московскую землю. Они пройдутся здесь огнём и мечом. И денег магнаты на эту войну охотно дадут, потому что после будут претендовать на освободившиеся после вашей гибели земли. Пускай они короне отойдут, но старост же король будет туда назначать. Вы можете побить его весной, но к лету у короля будет новая армия, а у вас? Сумеете ли вы продержаться столько? Пускай даже Москва для вас сейчас не враг, но со Швецией у нас ещё идёт война. Они накинутся на нас, как только почувствуют нашу слабость.

— Карл Шведский сейчас откусил кусок московитских земель на севере, — отмахнулся Радзивилл, — ему надо их переварить. Для войны ещё и с нами у него сил нет пока. Ввяжется в неё, рискует потерять все приобретения, выторгованные у московского царя. Сам понимаешь, без сильного гарнизона такой город как Великий Новгород ему не удержать, как и переданные по договору земли и крепости. У Карла Шведского не настолько сильная и многочисленная армия и не настолько бездонная казна, чтобы вести войну на два фронта.

— Пусть так, — согласился, но продолжил гнуть свою линию Острожский, — да только не вытянет Литва войны с Короной Польской. Деньги в Варшаве, Кракове, Гданьске, а вовсе не в Вильно, Витебске или Минске. Альбрехт Фридрих Прусский, как вассал короля, даст ему столько ландскнехтов, сколько будет нужно для войны. Шляхта соберётся снова и снова, потому что магнаты будут платить в надежде захватить ваши земли и из страха потерять свои.

— Долгой войны — нет, — согласился Радзивилл, — однако если после первых побед собрать новый сейм и там выдвинуть условия вроде тех, что предлагал дед мой в Люблине, тогда можно вернуть Литве прежние вольности и дать новые.

— И земли, отнятые там, тоже вернуть Литве? — прищурившись глянул ему в глаза Острожский.

— А вот это, — глянул в ответ Радзивилл, — пускай на том сейме, если он состоится, сами магнаты и решат. Где им лучше будет — в Польше или в Литве.