На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Мы все отлично понимали, что собираемую для нового похода на Москву армию Сигизмунд обязательно двинет в Литву, как только вальный сейм объявит о расторжении Люблинской унии. И тогда начнётся настоящая война с сильным, отлично мотивированным противником. Ещё более жестокая, нежели недавняя с Русским царством, потому гражданская война всегда такова. Здесь не щадят ни правых ни виноватых, убивают без счёта и творят, подчас, такие зверства, каких на чужой земле себе не позволяют. Просто потому что сражаются с теми, кого знают, с кем возможно не так давно дрались бок о бок. Даже в этот век, когда к таким вещам относятся куда спокойнее, многим нужно основательно накрутить себя, взрастить внутри побольше ненависти, иначе как рубить кого-то, кто тебе жизнь спас, кто делил с тобой последний кусок хлеба и чарку на привале, с кем грелся у одного костерка. Без ненависти тут никак не обходится, а уж взрастив её в себе, сложно сдержаться и выпускать этого беса только в бою. Вот и страдают все, кто под руку попадётся.

— Стоит помнить, что вальный сейм, — резонно возразил мне Ходкевич, — может и не проголосовать так, как нам нужно.

Об этом все мы старались не говорить, и если уж заговаривали, то чтобы остудить пыл оппонента. Вот как Ходкевич сейчас. В этом случае все мы со своим заговором попросту сядем в лужу. Устроили бог весть что, а на деле — литовская магнатерия и шляхта просто откажется поддержать нас, не такую уж большую кучку заговорщиков. Ещё чего доброго повяжут прямо на сейме и отправят в Варшаву. Но если так случится, значит, мы этого заслужили — своей самонадеянностью и глупостью, расплачиваться за которые приходится по самой высокой цене.

— Думаю, дело с Острожским, — ответил я, — покажет, готовы ли остальные выступить против короля.

Ходкевич кивнул, и словно подтверждая мои слова, шотландцы грянули слитным залпом. Утоптанный плац заволокло пороховым дымом, в это облако унтера тут же погнали выбранцов. Шеренги пикинеров, едва научившихся ровно стоять, поплыли и унтера срывали голос да то и дело пускали в ход крепкий кулак, чтобы придать строю хоть какое-то подобие порядка.

— Надо набрать казаков, — посоветовал Ходкевич. — Они, конечно, не стойки, зато неприхотливы да и вооружение у них своё. Найм же их обходится не так дорого.

— Из-за этой самой нестойкости, — покачал головой я, — они не могут стать ядром войска, вокруг которого будет строиться битва. Да, их нужно нанять столько, сколько получится, но использовать для поддержки, не более того. Прямого удара коронной кавалерии, даже лёгкой, не то, что панцирной или, боже упаси, гусарии, они не выдержат. Разве что из укреплённого стана.

— Ядром армии, — настаивал Ходкевич, — может быть единственно кавалерия. Пехота, хоть выбранецкая, хоть превосходящая её наёмная, таковой выступать не может. Что бы вы, Михаил Васильич, не говорили, а сражение в поле выигрывает кавалерия.

И тут с ним было не поспорить. Как и с тем, что литовская кавалерия очень сильно уступала польской. Причём по всем статьям. С этим тоже надо было что-то делать, вот только я слабо себе представлял что именно, и память князя Скопина тут помочь не могла. Весь его опыт строился на применении поместной конницы, к сожалению, ещё сильнее уступавшей польским гусарам, особенно во встречной схватке. Это я испытал на себе при Клушине, когда ценой невероятный усилий и страшных потерь нам удавалось хотя бы сдерживать вражеский натиск. О том, чтобы отбив его перейти в контратаку не было и речи, всех сил дворян и детей боярских из поместных сотен хватало лишь на то, чтобы собраться после схватки и ждать новой атаки врага. Кое-что я слышал от Делавиля и его предшественника, погибшего при Клушине англичанина Колборна. Вот только насколько их опыт применим здесь, на Литовской земле, я затруднялся сказать.

— Нам нужно и в кавалерийском деле удивить врага, — заявил я. — Мы не может выставить таких же гусар, значит, надо искать способ набрать как можно больше панцирных казаков, к примеру.

— Это не решит проблему, — покачал головой Ходкевич. — Даже три сотни панцирных не выдержат удара одной гусарской хоругви, в которой будет вполовину меньше всадников.

Тут я с ним спорить не стал. Панцирные казаки вооружались и воевали почти так же как наша поместная конница, и таранного удара крылатых гусар не могли выдержать. Даже при внушительном численном преимуществе. И если в прежней войне я мог полагаться на стрельцов и пеших наёмников Делагарди, которые пускай и из-за укреплений, вроде засеки, испанских рогаток или того же гуляй-города, могли вполне успешно противостоять гусарам, то сейчас у меня такой пехоты не было. Да, из магнатов можно вытрясти денег на наёмников из Европы, вот только до Литвы те доберутся слишком поздно. Сигизмунд со своей армией куда ближе.

Неожиданное решение предложил князь Радзивилл-Сиротка, который привёл в Вильно пару своих надворных[3] сотен из Несвижа. Все они были вооружены на европейский манер, мало чем отличаясь от знакомых мне рейтар из армии Делагарди. Сперва их приняли за наёмников, однако князь тут же возразил:

— Отнюдь, панове, — сказал он. — Всё это шляхтичи из Несвижа и ближайшей округи, которых я вооружил на свой кошт и заставил учиться рейтарскому делу.

Он представил мне их командира, высокого крепкого шляхтича по имени Лонгин Козиглова, герба Зервикаптур.

— Лучшего командира для рейтар найти сложно, — отрекомендовал его князь Радзивилл. — Голова у него, конечно, малость дубовая, но иногда оно и лучше для службы.

— Дубовую голову и под шлемом пуля не пробьёт, — тяжеловесно пошутил командир рейтар.

— Ваши люди могли бы стать отличными учителями для рейтар, — предложил я, — как считаете, получится подготовить хотя бы несколько рейтарских хоругвей до весны?

— В этом ничего сложного нет, — вроде бы согласился со мной князь Радзивилл, — из панцирных казаков да из шляхты, что волонтёрами на войну пойдёт, можно набрать полк хоть в тысячу рейтар. Их и готовить-то особо не надо. Тактика боя примерно та же. И кони такие хорошие, как у гусар не требуются. Пистолетов тоже хватает, слава Богу. Вот только нужны доспехи, кованые кирасы, шлемы и прочее. А этого у нас нет.

— Но ведь можно закупить, — настаивал я. — Да, это будет стоить дорого, но через тех же новгородских купцов их можно купить за границей.

— Не успеем до весны, — возразил Ходкевич, конечно же, присутствовавший на смотре надворных сотен. — Вряд ли даже в Нюрнберге или Аугсбурге найдётся сразу столько рейтарских и кирасирских доспехов. Их нужно делать на заказ, а это время. То самое время, которого у нас нет.

— А в Литве мы можем делать хотя бы облегченные доспехи? — поинтересовался я. — Мне кажется достаточно такого, как у свейских лёгких всадников, хаккапелитов. Они все поголовно в кирасах, но многие даже без стальных шлемов.

— На литовской земле нет мастеров, кто бы кирасы ковал, — покачал головой Радзивилл-Сиротка. — Как и в Московии у нас умеют делать кольчужные доспехи, но никак не кирасы.

— Но как же гусары? — удивился я. — Среди них многие в кирасах или хотя бы нагрудниках щеголяют.

— Все эти доспехи, — возразил Ходкевич, — кованы за границей. В немецких землях, где это умеют делать лучше всего. У кого побогаче могут быть италийской работы. У нас же, как и у вас, таких ковать давно уже не умеют, тут князь прав.

Просто руки опускаются. Жизнь всё же куда сложнее даже самой реалистичной игры, где нужно лишь выполнить определённые условия, чтобы получить тот или иной юнит, ну и, конечно, иметь достаточно ресурсов для его производства, а иногда и содержания. В жизни же многие вещи просто невозможно реализовать, по крайней мере, в те сроки, что диктует обстановка. А они у нас весьма сжатые.

— Кроме рейтар и кирасир в Европе есть ещё конные аркебузиры, — заявил князь Радзивилл-Сиротка. — Они как правило доспеха не носят, ибо ведут стрельбу с седла, поддерживая пехоты или атакующую тяжёлую конницу.

А вот это уже интересно. Очень и очень интересно.