На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Аспиды, — было первое слово, произнесённое королём после того, как он прочитал, а после перечитал письмо, чтобы удостовериться, что всё понял верно, и никакой ошибки нет и быть не может. — Аспиды подколодные. Трижды предатели. Иудино семя все до единого. Сейм возрождать хотите. Вот вам сейм вальный! — Он сжал кулак и продемонстрировал его своим ближайшим советникам, как будто именно они представляли здесь литовских заговорщиков. — Низложить короля в Литве — вот вам! — Король едва удержался от того, чтобы сложить из пальцев кукиш.

— Я сообщил вашему величеству, — с обычной своей обстоятельностью заметил Гембицкий, — что дело у князя Острожского важное и отлагательств не требующее. Реагировать эти события должно как можно скорее, и жёстче.

— Вы верно поступили, пан Януш, — высказался король, — явившись с этой новостью ко мне лично. Ибо в противном случае на имя ваше легла бы тень предательства литовских магнатов, пожелавших и вас втянуть в свою авантюру.

— Со времён Люблинского сейма земли Острожских перешли в Корону Польскую, — покачал головой в ответ князь, — и я верен вам, ваше величество, и не желаю иметь ничего общего с предателями и заговорщиками, что злоумышляют против вас в Вильно.

— Тогда вот вам, пан Януш, моё королевское повеление, — простёр руку отработанным выспренным жестом Сигизмунд. — Соберите в своих землях войско и допрежь Christophania Damascus[1] войдите с солдатами в Вильно и калёным железом выжгите это гнездо предательских аспидов. С изменой должно быть покончено до Praesentatio Domini.[2]

— Я выполню волю вашего величества, — поднявшись с колена низко поклонился князь Острожский, про себя кляня виленских заговорщиков, проклятым письмом втянувших ему в их авантюру.

Этот чёртов исписанный чернилами лист обойдётся ему очень дорого. Швырнуть его в огонь, как Острожский хотел, прочтя письмо впервые, было бы слишком большой глупостью. Когда вся затея виленских заговорщиков провалится, в ходе следствия, которое будет весьма тщательным, обязательно всплывёт его имя, и тогда ему несдобровать. С другой стороны, если им каким-то чудом удастся победить короля, то имя последнего из князей Острожских снова всплывёт, и уже судьба его также окажется незавидной. Так что куда ни кинь, как говорится. А значит придётся действовать самому и за свой кошт, хотя нет никакого желания раскошеливаться ради подавления этого нелепого мятежа.

[1]Дамасская Христофания (лат.) — 25 января отмечается праздник Обращения святого апостола Павла, известный также как Дамасская Христофания. Этот праздник отмечается в римско-католической, англиканской и лютеранской церквях. Он посвящён событию, когда убеждённый фарисей, враг христиан и гонитель Церкви, после явления ему Воскресшего Христа (Христофании) по пути в Дамаск, стал учеником Господа и принял Крещение, а также посвятил свою жизнь проповеди Евангелия

[2]Сретение Господне, также Сретение Господа нашего Иисуса Христа (церк.-слав. срѣтеніе — «встреча»), Принесение во Храм (греч. Ἡ Ὑπαπαντὴ τοῦ Κυρίου, лат. Praesentatio Domini «представление Господа») — христианский праздник, отмечаемый в исторических церквях и некоторых протестантских конфессиях. Принесение в Иерусалимский храм младенца Иисуса Христа его родителями состоялось на 40-й день после Рождества и на 32-й день после Обрезания. В католицизме празднуется 2 февраля по григорианскому календарю

Мне не нравилось решение Януша Радзивилла ехать к Острожскому в Дубны, договариваться по-родственному, но все высказались за это, и спорить я не стал. Незачем и дальше вносить разлад, раз уж остальные договорились. Нет у меня пока власти приказывать магнатам, да и когда добьюсь венца князя литовского, если это вообще произойдёт, в чём у меня уже начались серьёзные сомнения, такой власти у меня не будет. Эти господа хотят вертеть мной, дёргать за ниточки, как марионетку, вот только когда кукловодов слишком много, они сами могут запутаться и поменяться с той самой марионеткой ролями. Будет ли так, бог весть, однако и послушно дёргаться и говорить, что требуется под их диктовку, я не собираюсь.

Закончив совещание в ратуше, я обычно отправлялся с Ходкевичем инспектировать нашу пока ещё весьма скромную армию. Пока ей была лишь сотня наёмников-шотландцев под командованием сурового капитана Каннингема — все при тяжёлых мушкетах, в крепких колетах и с обязательными беретами на голове. Никаких юбок, к слову, шотландцы не носили, все как один красовались шерстяными штанами непривычного кроя, кое у кого расцветка их совпадала с цветом берета, но как я понял это не было обязательно. Их унтера учили спешно набранных по деревням выбранцов,[1] и дело шло у них туго. Конечно, крепостное право в Литве было не таким жестоким, как в коронных землях, где из несчастных крестьян выжимали все соки, однако с каждым годом, прошедшим после Люблинского сейма, их положение становилось всё хуже и хуже. И потому в лановые, иначе называемые выбранецкими, роты набирать людей было очень сложно. Как и в посоху у нас, туда отправляли одного человека от скольки-то дворов, хотя здесь мерилом были ланы земли, отсюда и название. Конечно же, отправляли далеко не лучших. Часто приходили натуральные дурачки, кто и подтереться сам не умеет, как он выживал в деревне, непонятно. Но куда чаще встречались горькие пьяницы, их легко опознать по опухшим с похмелья лицам и равнодушному по всему взгляду, правда, среди них иногда попадались весьма интересные персонажи, кто до того как спиться был первоклассным столяром, плотником или, к примеру, кузнецом, и дело в посошной рати, где добраться до спиртного сложно, им всегда находилось. Такие после возвращались в родную деревню и брались за дело, хотя иные снова быстро тонули в чарке с водкой. Ну и конечно же крестьянская община отправляла записных бузотёров, от кого спасу не было всем, таким только бы кулак о чью-нибудь рожу почесать. С ними как раз оказывалось проще всего, и для воинской науки такие подходили как нельзя лучше. Ведь унтерский кулак всегда тяжелее, да и бить он умеет так, что после не встанешь, хочешь — не хочешь, а учиться придётся. Вот из такого теста пытались слепить для нашего войска пикинеров шотландские унтера.

Мы с Ходкевичем проводили довольно много времени на плацу за городскими стенами, где выбранцы вместе с шотландцами отрабатывали построения, марши и взаимодействие. И выглядело это пока не слишком красиво, правда, от набранных из посохи пикинеров, которых тренировали в моём войске наёмники Делагарди, отличий было немного. Конечно же, никаких голубых мундиров, пищалей, сабель и тем более секир у выбранцов не было. Мундиры правда уже шили, о чём позаботился Ходкевич, а вот из оружия у них имелись только длинные тяжёлые пики, с которыми они и шагали, целыми днями отрабатывая манёвры.

— Это весьма необычно, — качал головой гетман, глядя на старательно топчущих утрамбованный ногами снег выбранцов. — Никогда прежде у нас в войне не было пеших копейщиков, разве что при Болеславе Храбром или Генрике Благочестивом. Прежде никому и в голову не приходило, что в бою надо полагаться на пехоту, а не конницу. Разве только при осадах они нужна, чтобы рыть.

— Совершенно верно, Ян Кароль, — кивнул я. — Главной силой всегда была конница, и вы сколько раз говорили, что нам в этом не сравниться с Короной. Даже если не считать гусар, которых там больше и вооружены они лучше.

— То же касается и панцирных казаков, — заметил Ходкевич. — В Коронных землях их набрать куда проще, литовская шляхта победнее и много кто не может себе даже меринка[2] позволить.

— Вот потому их и надо набирать в пехоту, — решительно заявил я. — У мадьяр не считается зазорным воевать пешим, потому и литовским шляхтичам, кто не может себе никакого мерина позволить, надо идти в пехоту. Из них мы наберём офицеров, чтобы и дальше учили выбранцов. В кавалерии нам коронную армию не превзойти, даже не приблизиться, так вы мне говорили, и я не спорю с этим. Потому нужно искать другие способы борьбы с врагом, и пехота, как я это вижу, наилучший выбор. У нас достаточно времени, чтобы подготовить первые роты до весны, когда с окончанием распутицы, на нас двинется коронное войско.