Системный Творец V - Александр Сорокин

бой с монстрами, стали стремительнее, удары — сокрушительнее, наполненными размашистой мощью. Один из големов, ловко парировав серповидную конечность противника, ответным ударом кулака-молота разнёс хитиновую голову твари в щепки.

Лериан излучал абсолютный контроль. Его прикрытые глаза выдавали напряжённую концентрацию, а пальцы едва заметно дирижировали невидимым оркестром. Четыре трёхметровых голема, титаны из упругой древесины и изумрудной энергии, исполняли смертельный танец.

Самый большой голем принял на себя основную часть атаки. Его мощный торс содрогался от ударов, но он держался, отбиваясь тяжёлыми кулаками. Два других действовали сообща: один хватал монстра за конечности, отвлекая его внимание, а второй в это время наносил точные, разрушительные удары в сочленения. Четвёртый голем, вращаясь подобно волчку, расчищал пространство, уничтожая мелких, но опасных тварей, пытавшихся прорваться к нам с тыла.

Лериан даже не вздрогнул, когда один из големов, пронзенный тремя серпами, рассыпался в груду потускневшей древесины и угасшей энергии. Его рука извлекла новое зернышко. Не глядя, он бросил его в сторону прорыва, высвобождая поток Живой Энергии. Из земли, прямо под ногами нападающего монстра, вырвался росток. За считаные секунды он вытянулся, сформировал торс, конечности, и свежий голем, еще пахнущий сырой корой, вступил в бой, закрыв брешь. Зрелище было одновременно жутким и восхитительным.

Среди этого хаоса Ксела была воплощением спокойной силы. Она не кричала, не металась, а действовала с безжалостной точностью. Её движения, отточенные и экономные, напоминали хищника. Артефакты из её инвентаря появлялись и исчезали с такой скоростью, что я едва успевал их рассмотреть. Одни напоминали сферы из чёрного стекла, другие — зазубренные металлические диски, третьи — струящиеся ленты света.

Она прицеливалась взглядом и артефакт исчезал у неё в руке, чтобы через мгновение материализоваться уже в теле монстра. Одна из сфер, угодив в грудь богомолоподобномучудовищу, не взорвалась, а… активизировалась. Хитиновый панцирь вокруг монстра в тот же миг почернел, покрылся паутиной трещин и рассыпался в пыль, обнажая пульсирующую плоть, которую тут же добили кулаки-молоты ближайшего голема. Другой артефакт, серебряный диск, со свистом пронёсся по дуге, отсекая конечности у двух монстров сразу, прежде чем вернуться к Кселе, словно бумеранг.

Её сила заключалась не в численности атак, а в точности. Каждый выстрел был смертоносен и решал задачу. Она нацеливалась на самых агрессивных противников. Это была хирургия боя, исполненная с ледяным, не знающим пощады мастерством.

Бранка была воплощением разрушительной силы. Ее системный меч, темный и беспощадный, словно вырастал из руки. В бою с монстрами она презирала правила фехтования, обрушивая на врагов шквал широких, размашистых ударов, сметавших все на своем пути.

Серповидные конечности, способные рассечь сталь, с треском ломались о ее клинок, словно сухие ветки. Девушка парировала, отбивала, и в следующее мгновение ее меч уже впивался в хитиновый панцирь, находил уязвимое место и пронзал насквозь. Она двигалась с грацией танцора и смертоносностью гильотины. Один за другим монстры падали, разрубленные почти пополам, с отсечёнными конечностями и расколотыми головами. Бранка стояла живой плотиной, о которую разбивалась волна атаки с правого фланга. Ее «Боевое Чутьё» работало на пределе, предугадывая каждый удар и попытку окружения. Она была воплощенной войной, и её вид внушал не страх, а дикое, первобытное восхищение.

Горст и Эдварн, могучие воины в любой другой ситуации, здесь оказались в роли статистов. Вместо бесполезных атак они сомкнули ряды, образовав живую стену перед Линой и Каэлом. Их задача была проста, но жизненно важна: принять на себя любой случайный удар, рикошет или тварь, что ускользнет от натиска големов, Кселы и Бранки. Они стояли, как скалы, их лица были искажены не страхом, а концентрацией и принятием.

А я… стоял посреди этого идеально организованного хаоса, ощущая свою полную бесполезность.

Вся моя хваленая сила, миллионы единиц Живой Энергии, топор и артефакты — всё казалось жалкой игрушкой на фоне разворачивающегося зрелища. В руке я сжимал Одухотворенный Кристалл с «Триединством Расплаты», понимая, что активация сейчас обернется катастрофой. Чудовищная мощь умения уничтожит не только монстров, но и наших. Бранка и големы Лериана, возможно, выдержат удар, но остальные падут в пламени, порожденном мной же. Другие умения, такие как «Копьё Анархии» или «Мираж Катастрофы», были слишком грубыми и неконтролируемыми для этой неразберихи.

Холодное, горькое отчаяние сдавило горло. Я, Первый Игрок, знамя, призванное объединить империи, оказался беспомощным, способным лишь подвергнуть опасности тех, кто мне доверял.

Внезапно «Боевое Чутьё» пронзило сознание предупреждением. Справа, обойдя сражающегося голема, прорвался монстр. Его зелёные глаза мгновенно сфокусировались на мне — одинокой, застывшей мишени. Он бросился вперёд, занося серп для смертельного удара по голове.

Мыслей не было, лишь отточенное до автоматизма действие, выверенное тысячами смертей в симуляциях Бранки. Я бросился навстречу опасности, не уклоняясь, а прямо под удар. «Абсолютное Тело» среагировало мгновенно, опережая сознание: мышцы ног напряглись до предела, корпус резко качнулся вправо. Острый серп просвистел в сантиметре от уха, рассекая воздух.

В тот миг я активировал «Ауру Очищения». Голубовато-белый поток света вырвался наружу, мгновенно заполнив пятиметровое пространство. Для меня это было волной тепла и новой силы, но для монстра — настоящее бедствие. Его хитиновый панцирь зашипел, будто под струями едкой кислоты. Зеленый огонь в глазах дрогнул, а затем померк. Монстр не отшатнулся от боли — похоже, эти твари её не чувствовали — но движения замедлились, стали неуверенными, словно его дезориентировало. Это не был прямой урон, а скорее назойливое, мерзкое воздействие, отвлекающее от цели.

Этого было достаточно.

Я не стал ждать его удара. Инстинкт взял верх: рука сама потянулась к поясу и схватила топор. Не глядя, я бросил его в монстра, активировав «Меткий бросок». Топор, вращаясь, просвистел в воздухе и, к моему облегчению, не встретил сопротивления. Он с легкостью пронзил хитиновую пластину на груди монстра, как нож — масло, и углубился почти по рукоять. Черная, дымящаяся жидкость брызнула из раны. Монстр замер, его тело затряслось. Мысленно я вернул топор — он вырвался из плоти с отвратительным хлюпаньем, оставив после себя зияющую дыру.

Монстр рухнул, зеленый свет в его глазах погас.

Я стоял, ощущая лёгкую дрожь в руке от вернувшегося оружия, посмотрел на топор, и впервые за эту битву… удивился.

Мое оружие изменилось. Не кардинально, но… Рукоять стала чуть длиннее, древесина, из которой была сделана основная часть, теперь отливала не просто темным деревом, а глубоким, почти черным янтарем, в глубине которого пульсировали золотистые и изумрудные прожилки — словно в нембилось несколько сердец. Стальное лезвие, всегда казавшееся простым, теперь имело легкий синий отблеск, а кромка светилась тусклым серебром, режущим