Помещик 3 (СИ) - Шерр Михаил

Я понял, что было сказано дальше, но решил эту чашу испить до конца.

— Говори, и слово в слово.

Староста так и сказал мне слово в слово: что я не только Аньку «имею», но, наверное, «отымел» и ее подругу Софочку, которая после меня залезла в постель к Чернову, а потом, видимо, и еще к кому-нибудь. Вот Государь и оказывает мне «милости».

Но тут все шито белыми нитками, и надо просто поймать меня на чем-нибудь, за что люди в Сибирь за счет Государя идут. В Сибирь я, конечно, не попаду, но пощипать как вареную курицу меня вполне можно, и первое, что надо попробовать, — это зацепить меня за выдачу вольных. Шахтерам я, типа, много пообещал и многим. Нужно просто подать это как покушение на устои.

Сказав мне всё это, староста, как мне показалось, даже стал меньше ростом и, внезапно выронив мою бумагу, начал оседать на землю.

Оглянувшись, я увидел каких-то незнакомых мужиков, беседующих с Андреем. Их я не знал — это, по-видимому, были деревенские, принадлежавшие другим господам.

— Что стоим? — Мужики проявили редкую прыть и, мне показалось, мгновенно перехватили у меня потерявшего сознание старосту.

Я, правда, в первую минуту подумал, что он умер.

Староста пришел в себя в своей избе, куда мужики, ничего не говоря мне, отнесли его.

Я как чувствовал, что будет что-то нехорошее, и приехал на своей карете. Погода еще была не очень морозная, и я приказал утеплить старика и отнести в мою карету, решив забрать его с собой.

Пока мужики выполняли мой приказ, я спросил у подошедшего Константина Владимировича:

— Справитесь без Серафима Михайловича с фундаментом для паровой машины?

Управляющий шахты коротко глянул на меня и, опустив глаза в землю, глухо ответил:

— Если честно, не знаю. Что такое портландцемент, я знаю, и английский патент юридической силы в России не имеет, но нужны люди… — Константин Владимирович закашлялся на ветру.

Буквально ниоткуда налетел порыв ветра и бросил нам в лицо мелкую снежную пыль.

— Хорошо, давайте так решим, — я тоже отлично знаю, что такое портландцемент, но господин управляющий прав: нужны люди, которые умеют его делать и работать с ним. — Время пока терпит. Собирайте камни. Я отвезу старика к себе и попрошу местных специалистов полечить его. Думаю, через неделю все прояснится.

Заезжать в имение Анны я не стал, зная, что она ждет меня в Калуге. По дороге я решил, что ей ничего рассказывать не буду.

Староста пришел в себя, я налил ему немного коньяка, и он стал как огурчик — свежий и добренький.

— Серафим Михайлович, давай так договоримся: ты Анне Андреевне ничего не скажешь, а я постараюсь с этим разобраться.

— Хорошо, барин, как скажете.

Но я, наивный юноша, недооценил свою любимую женщину. Анна сразу же поняла, что тут дело нечистое, и я только успел сказать:

— Анечка, с нашим… — как она необычайно резко оборвала меня:

— Саша, не надо мне врать. Я вижу, что случилось что-то нехорошее. И ты поступаешь подло по отношению ко мне, но самое главное — по отношению к нашему старосте. Посмотри на него, ты своей ложью убиваешь его.

Я посмотрел на старосту и не увидел ничего убивающего его. Я уверен, он еще очень крепкий старик. А вот что Анна сейчас разрыдается, я увидел точно, на все сто.

Она, похоже, поняла, из какой оперы происшествие.

— Саша, скажи лучше сам, пожалуйста. У нас врагов достаточно, и мы можем пропустить удар.

Возможно, я поступил неправильно, рассказав Анне о случившемся, но она, выслушав меня, повеселела и неожиданно попросила у меня разрешения послушать первоисточник.

Бедный Серафим Михайлович действительно, наверное, был близок к чему-нибудь плохому, когда Анна попросила его подробно, не избегая гадких слов, особенно в ее адрес, все повторить.

Он никак не мог начать свой рассказ, и Анна решила его простимулировать.

— Серафим Михайлович, я вас очень прошу собраться и выполнить мою просьбу. Я предполагаю, чей разговор вы слышали, и ваш рассказ может подтвердить мои предположения. И горе тогда этим говорунам, я вполне могу организовать им получение ощущений на конюшне. Только, скорее всего, на моей, а не на тех, что они вам обещали.

Я, честно говоря, не сразу въехал в витиеватую фразу Анны, особенно в той части, кого она собирается выпороть на своей конюшне. Первая мысль была, что она угрожает старику-старосте.

Но он Анну отлично понял, вдруг по-молодому задорно улыбнулся и начал складно рассказывать. И в этот момент я понял смысл ее фразы.

Анна Андреевна хочет вычислить этих «говорунов» и потом каким-то образом побеседовать с ними на конюшне, приказав своим мужикам выпороть этих господ.

Когда староста заканчивал свой рассказ, я взял себя в руки, и мне стало интересно, что будет дальше.

Выслушав нашего старосту, Анна, как ни в чем не бывало, сказала ему совершенно спокойным голосом:

— Спасибо, Серафим Михайлович, — и, повернувшись ко мне, продолжила: — Александр Георгиевич, распорядитесь, чтобы нашего уважаемого старосту положили отдохнуть.

И вышла из прихожей, где мы беседовали.

Естественно, это всё было позерство перед крепостным мужиком, хоть и очень старым.

И пока я распоряжался, чтобы старосту разместили на отдых, Анна, уйдя в спальню, вволю нарыдалась.

Когда я пришел к ней, Анна молча обняла меня, а затем положила голову мне на грудь, и так мы простояли минут десять, не меньше. Потом она подняла голову, и я не узнал ее.

И дело было не в ее заплаканных глазах и опухшем от слез лице. Меня поразило выражение ее глаз.

— Саша, я знаю, кто это сказал, и горе этим людям. А ты постарайся со своими гайдуками пройти курс обучения и не расставайся с ними. Этих людей сейчас тут нет, но после Святок, а скорее даже после Крещения, они появятся. И пригласи господина жандарма на ужин. К нам он не пойдет, а от отдельного кабинета в ресторане не откажется.

Наступившая ночь была одной из немногих, когда мы не занимались любовью. Анна не спала и всю ночь молча лежала, положив голову мне на грудь. Утром она вопросительно-утвердительно сказала:

— Надеюсь, ты выполнишь мою просьбу?

Я отлично понял, о чем речь, и не стал переспрашивать, а только сделал небольшое уточнение:

— Конечно. Но ты выполнишь мою и не будешь возражать, когда эти гайдуки будут охранять и тебя с Ксюшей.

— Хорошо.

Перед завтраком Андрей доложил, что староста чувствует себя хорошо и просит разрешения вернуться в Куровскую.

— Нет, — я даже сам поразился резкости своих слов. — Скажи, что на несколько дней он едет с нами в Сосновку. И вопрос тебе: твоя матушка сумеет его полечить?

— Конечно, сумеет, но только тело.

Я улыбнулся. Кто полечит старосте душу — я знал.

Всю дорогу до Сосновки мы ехали молча. Староста был потрясен, что барин с барыней посадили его к себе в карету, и ехал молча, как мышка.

Но мы ехали не в моей колымаге, а в карете Анны, и она явно обладала лечебными свойствами. По крайней мере, наш староста, выходя из нее, выглядел совершенно здоровым и, что интересно, явно помолодевшим.

Анна сразу же ушла в спальню и приказала оставить ее одну (естественно, это не касалось меня).

Я быстро сделал все необходимые распоряжения и, самое главное, спросил, где Ксюша.

— На коровнике, Александр Георгиевич. Встала и заявила, что хочет парного молока. Но разве ей можно отказать? — с улыбкой ответила Пелагея.

— А придется, — и опять меня поразил жесткий тон моего голоса. — Сейчас же пошлите за ней. И подробно расспроси Андрея, он знает, что вам надо тут делать. Всем.

Анна стояла у окна и смотрела куда-то вдаль. Когда я зашел, она резко повернулась ко мне и спросила:

— Как ты своего московского приятеля называешь? Господин отставной подполковник? Если не ошибаюсь, конечно.

Глава 12

Какие только мысли мне, честно говоря, не приходили в голову, пока я ехал в Калугу. И самая главная была: ну почему мне нельзя вступить в брак прямо сейчас? Ведь никаких канонических запретов вступать в брак до окончания траура в Православной Церкви не существует. Каноны прямо разрешают это. Есть только людские предрассудки и непонятные тараканы в головах.