Помещик 3 (СИ) - Шерр Михаил

На второе подали жареного судака с гороховой кутьей. Господин жандарм попробовал её и опять заговорил, как и после пробы первого блюда:

— Наш Государь неодобрительно отзывается об освобождении крестьян. И это, конечно, суверенное право каждого помещика, на которое Николай Павлович, как первый дворянин империи, не собирается покушаться. Да это и невозможно сейчас, по крайней мере, я так считаю. У каждой неограниченной власти, как ни странно, есть границы, которые она никогда не переходит, если, конечно, не желает рухнуть.

Разговаривать с любым жандармом сейчас в России надо очень осторожно. Я как-то последнее время неожиданно начал вспоминать, чему учили в советской школе на всяких историях и литературах, а затем и в других учебных заведениях, и, наверное, могу многим рассказать кучу всякого интересного о нашем Царе-батюшке.

— В том, что вы дали вольные своим дворовым или невестам ваших приближенных, пусть они даже и из крестьян, ничего такого нет. Многие помещики дают вольные своим старым слугам. Но всё вместе, что вы делаете, выглядит очень интересно, поэтому будьте осторожны. И советую вам: прекратите, хотя бы на время, раздавать вольные. Это может насторожить нашего императора, потому что вы помимо своего бизнеса делаете еще много необычного.

И тут я решил пойти ва-банк и открытым текстом спросил:

— Карл Оскарович, что вы думаете о господине Каневском?

Подполковник Дитрих отложил ложку и откинулся на спинку своего стула.

— Интересно бы знать, как вы узнали о его приезде, — при этом подполковник сделал ударение на слове «вы».

При этом он так посмотрел на меня, что ответ после этого подразумевался только честный.

Жандармский подполковник, конечно, очень опытный человек. Будь мне действительно двадцать с небольшим, у него бы наверняка прокатило. Но мне-то не двадцать.

— Карл Оскарович, я вам не отвечу на этот вопрос. Скажу только одно. Я узнал об этом случайно и до вчерашнего дня даже не подозревал о его существовании. Но что-то подсказывает мне, что этот человек представляет для меня опасность, и я постараюсь выяснить, какую.

— Чтобы вы не ломали дров, я расскажу вам, кто этот человек и какую опасность он представляет для вас.

Подполковник решил опять сделать перерыв в нашей беседе и вернулся к ней, когда мы справились с десертом и перешли к чаю.

— Полагаю, вы знаете, что этот господин, будучи гвардейским офицером, отличился в последнюю турецкую войну и на глазах Государя был ранен. Он долго лечился и на военную службу не вернулся. Имение его родителей на юге Жиздринского уезда больших денег ему не приносит. Жена от него не просто ушла, но и официально развелась, унеся с собой достаточно богатое приданое. И с некоторых пор источником его доходов стала карточная игра.

— И мои братья проиграли ему достаточно большие суммы.

— Нет, только Василий. Старший брат каким-то образом избежал этой участи.

— Но какие у господина Каневского могут быть претензии, если долг уже, скорее всего, уплачен или это будет сделано в ближайшие дни?

— Это самое интересное. Похоже, что его совершенно не интересуют эти деньги. И он начал предпринимать действия, могущие помешать вам. И эта история имела бы все шансы остаться частной, затрагивающей, возможно, интересы только вашей семьи, но неожиданно выяснилось, что этот господин имеет отношение к очень неприятному факту Кавказской войны и интересам Российской империи в Европе. И поэтому меня срочно назначили на мою нынешнюю должность.

— И поэтому у меня так хорошо идут дела в Калуге, — закончил я мысль господина Дитриха.

— Да.

— А вы знаете, мне один человек сказал, что царские милости могут быстро кончится, и у меня может начаться не черная полоса, но довольно-таки…

— Этот человек явно мудрый. А полоса, возможно, будет всего лишь серая, по крайней мере, я так думаю. Если вы, конечно, проявите осторожность и не наделаете глупостей.

— Вы знаете, Карл Оскарович, мне дали, например, совет осторожнее быть с вольными грамотами.

— Совет мудрый, и я вам советую ему последовать, тем более что я тоже вам его дал. И еще послушаться другого моего, — мой собеседник выбил пальцами барабанную дробь, — пожелания: будьте предельно осторожны. Некоторые личности опасаются, что вы можете пострадать, и они бы очень этого не хотели. У меня людей для этого сейчас явно недостаточно, и очень хорошо, что вы сделали такой сильный и хитрый ход, пригласив к себе сербов. Больше я вам ничего сказать не могу, просто не имею права. Только прошу вас, не предпринимайте больше никаких действий, могущих вызвать неудовольствие Государя.

— Типа освобождения своих крестьян? — уточнил я.

— Да, — подтвердил господин жандарм, — и уж тем более не обещайте этого другим. Это очень болезненная тема для Государя. А когда в моих донесениях, а вы, надеюсь, понимаете, что о каждом случае освобождения доносится в Петербург нашему шефу, слишком часто фигурируют ваши освобождения, то эта информация неизбежно доходит до императора. А если вам уж очень хочется освободить своих крестьян, я вам могу посоветовать, как это сделать.

Сегодня я ожидал услышать что угодно, но только не совета, как освободить крестьян.

Карл Оскарович не смог отказать себе в удовольствии насладиться моим искренним изумлением и поэтому сделал достаточно долгую паузу, как бы предоставляя мне время, чтобы собраться.

— При жизни вы своих крепостных не обидите. Я в этом уверен. А чтобы быть уверенным, что этого не случится после вашей кончины, оставьте завещание, что все ваши крепостные получают личную свободу после вашей смерти. Долгов у вас нет. Ваши официальные наследники сейчас — две маленькие девочки в Ярославле, если я не ошибаюсь. Оставьте своим крестьянам их нынешние наделы, а все остальное завещайте продать. Ваши имения стоят сейчас очень дорого, денег с их продажи хватит и на уплату пошлин за крестьян, и ваши племянницы окажутся не бедными. Притом у вас есть еще ваше заведение, — подполковник показал рукой на зал, — шахта и доля в «Обществе».

— А вы не можете сказать имя-отчество этого господина? — спросил я.

— Конечно могу, его звать Михаил Федорович, — ответил господин Дитрих. И неожиданно выдал такую тираду, что я почувствовал, как у меня глаза стали очень и очень большими.

— У меня и моих предков до четвертого колена никогда не было крепостных. Мы всегда служили за жалование. Деду удалось приобрести доходный дом в Риге, а отец на приданое матушки — второй. Это источники моего дохода кроме жалования. И мне лично более чем хватает. К крепостному праву я отношусь крайне отрицательно и считаю, что это оковы на ногах России.

Оставаться в Калуге я не стал и, несмотря на позднее время суток, поехал в Сосновку. Фонари на карете, а самое главное — Луна и яркие звезды хорошо освещали мой путь.

Всю дорогу я думал о том, как всё странно получается. Я всегда был человеком аполитичным и никуда не лез.

И здесь, после попаданства, я не собирался никуда встревать. Но встрял, да еще как, и, похоже, становлюсь чуть ли не каким-то рэволюционэром, по крайней мере, близок к тому, чтобы вызвать неудовольствие императора Николая Павловича.

И мне сегодня пришлось выслушать много таких откровений, что голова кругом идет.

Глава 13

Спокойствия по дороге домой у меня не было. Нас всего семеро: четверо конных гайдуков, Андрей с кучером-гайдуком и я. Устроить в ночи засаду и перебить мою охрану совершенно несложно. И можно все так устроить, что мы даже не дернемся.

Мест для этого предостаточно, где можно подпустить нас метров на десять и почти в упор расстрелять.

Такие же мысли похоже были и у сотника Драгутина Милошевича, второго офицера-серба, приехавшего к нам в поисках невесты. Он в каждом подозрительном месте останавливался и долго слушал и осматривал окрестности. Три раза спешивался и уходил один вперед, проверяя дорогу.

В Сосновку мы в итоге вернулись уже за полночь. Анна с Ксюшей не спали, ожидая меня.