Помещик 3 (СИ) - Шерр Михаил

Видите ли, неприлично. А прилично зубоскалить, не зная того, как людям живется? Ведь это же иногда вопрос жизни и смерти.

Но сейчас нам с Анной лучше не идти против этого дурацкого «общественного» мнения. Не буди лихо, пока тихо. Мы с ней, похоже, стали слишком раздражать калужское дворянское, да, наверное, и купеческое общество.

Мысль, что это те, о появлении которых говорил Василий Николаевич, мне в голову приходила, но он вообще-то предупреждал, что они будут набиваться в друзья. А здесь…

Хотя если подумать, то вполне возможно. Они же не со мной беседовали, а между собой, и староста их услышал совершенно случайно. Эти господа, наверное, даже и не подозревали, что у них есть слушатель.

— Ты думаешь, это те, кого нам стоит опасаться, когда они начнут навязываться в друзья, как об этом говорил Василий Николаевич?

— Нет, Саша, я не думаю, я уверена в этом. Староста их только слышал, но как ты думаешь, почему я столь подробно расспрашивала его о словах и интонациях этих людей? Неужели ты думаешь, что мне приятно слышать, как оскорбляют меня и мою подругу? Ведь это же грязь, которой пытаются измазать наши чувства и отношения, низвести их до скотской мерзости.

Голос Анны зазвенел и задрожал от боли и возмущения. Мне показалось, что она сейчас закричит. Но она молча опустила голову, и когда подняла её, то я увидел спокойствие на её лице.

— «Софочка», да еще и немного растягивая первый слог. Так говорит один калужский дворянин. Ему за тридцать. Он очень интересный собеседник. Был офицером Преображенского полка, но во время последней турецкой войны был ранен на глазах императора во время форсирования Дуная. Николай Павлович тогда под огнём басурманов переплывал Дунай в одной из первых лодок. Сам понимаешь, какой это был пример солдатам и офицерам. И соответственно как относится Государь к тем, кто был вместе с ним. Капитан Каневский был в соседней лодке, и ранение получил уже немного позже.

— Из этого можно сделать вывод, что император может благоволить ему.

— По крайней мере, его обращения под сукно не положат. Очень неприятный, на мой взгляд, тип: завистливый и мстительный, готовый волочиться за любой смазливой особой. В этом вопросе крайне неразборчив: готов заводить шашни с кем угодно, независимо ни от чего. Из-за этого от него в свое время ушла жена.

— А когда, до или после?

— Думаю, после. По крайней мере, женщину, которая его выхаживала, называли женой.

— А Аглая Дмитриевна случаем не была в числе его побед?

— Не знаю, но не удивлюсь, зная неразборчивость обеих сторон.

— А ты с ним хорошо знакома?

— Нет, чисто шапочное знакомство. Его хорошо знал мой батюшка, он вроде когда-то был каким-то его офицером. Потом он как-то в обществе мне его просто показал. Вот, собственно, и всё. Я даже не знаю его имя.

— Да, он вполне годится на роль того, кто имеет зуб на моего брата.

— Я знаю, у кого навести о нем справки, и потом мы решим, что делать дальше.

— Хорошо, но давай только не спорить со мной насчет мер безопасности.

Анна обвила меня руками и поцеловала: очень нежно и долго. А потом прижалась ко мне и тихо проговорила:

— Сашенька, счастье ты моё ненаглядное. Да разве я когда спорю с тобой? Ты же мой господин и повелитель. Я всегда готова тебе подчиняться во всем. Делай, как ты считаешь нужным и правильным.

На этом наш разговор закончился, в спальню залетел ураган — Ксюша.

Следующим утром я спозаранку отправился к сербам. Старший из приехавших в гости был есаул Михаил Бишович, высокий статный мужчина, писаный красавец с полуседой шевелюрой, от которого, наверное, сходили с ума сотни женщин, настолько он был хорош.

Его очень хотела женить на одной из своих внучек Елена, и похоже, что он ничего не имел против такого варианта.

Вот с этим бравым есаулом я и решил откровенно поговорить о своей проблеме.

Крутить задом и что-либо недоговаривать я не стал и откровенно все ему рассказал, спросив, сможет ли он сейчас, пока находится в отпуске, обеспечить безопасность мне, Анне с дочерью и всем нашим людям. И второе, что меня очень интересовало, сумеет ли он подготовить так нужных мне бойцов.

Михаил ответил мне не сразу, какое-то время он сидел и периодически крутил, как бы в недоумении, своей полуседой головой, накручивая кончик уса.

— Об этом турке много легенд уже ходит на Кавказе. Его даже горцы не любят. И если кому-то удастся свернуть ему шею, то этому человеку будет рукоплескать не только вся Кавказская армия, но и наши соперники.

Есаул оставил в покое свой ус и выпрямился во весь свой немалый рост.

— Я не спешу опять снова оказаться на Кавказе, и при необходимости мы можем спокойно задержаться, — есаул поднял голову и усмехнулся. — Мне лично велено без жены не возвращаться. А нужных людей я за три месяца подготовлю. Среди наших гайдуков уже сейчас есть такие, что вполне справятся, если с ними позаниматься немного.

— Хорошо. Твои слова я полагаю надо расценивать как согласие?

— Да, Александр Георгиевич, вы меня правильно поняли. Конечно, я согласен вам помочь.

— Тогда займись организацией охраны имений сегодня же. Сделай так, чтобы сюда даже муха проникнуть не могла без нашего разрешения.

— Нет, этого я вам обещать не могу. А вот что ненужные люди здесь не окажутся, будьте спокойны, это я вам гарантирую. Только у меня вопрос, ваших молодых крепостных можно будет привлекать?

— Даже нужно.

Я решил, что Анна без крайней необходимости не будет покидать Сосновку и всякими делами мне придется заниматься самому.

На следующий день, увидев меня в Калуге, господин жандармский начальник, как обычно, любезно раскланялся, неожиданно с ухмылкой кивнул на четверку гайдуков, сопровождающих меня, и спросил:

— Вас можно пригласить на ужин в ваш ресторан?

— Конечно, господин подполковник.

— Тогда я вас приглашаю, скажем так, сегодня к семи часам.

Я был уверен, что господин жандарм хочет поговорить со мной на какую-нибудь интереснейшую для меня тему и не ошибся.

Официанты сразу же подали закуски и напитки, буквально только мы успели расположиться за столом. Объяснять им ничего не надо, да и я еще заранее объявил Вильяму о нашем совместном ужине. В частности, попросил, чтобы сестры появились сразу же, а не после приличного разогрева публики. Обычно они начинали работать примерно часов с восьми.

На закуску подали моченые яблоки, типа будущей антоновки, квашеную капусту, расстегаи с начинками из грибов и заливное ассорти: осетрина, белуга и судак.

Мне очень нравится, и возможно, это грубейшее нарушение каких-нибудь кулинарных канонов, но пусть это будет моя блажь как хозяина ресторана. Хотя гостям очень нравится, и редко кто его не заказывает.

Ароматнейшую уху из нескольких сортов рыбы подали на первое, и, попробовав её, подполковник Дитрих улыбнулся:

— Ваши повара, Александр Георгиевич, какие-то волшебники. Я несколько раз пытался угадать, какие сорта рыб они используют, но каждый раз ваш метрдотель с суровым видом отрицательно качает головой, а потом с любезнейшей улыбкой говорит, что я очередной раз не угадал.

— Это их работа, и поваров, и метрдотеля. Не сердитесь на него, Карл Оскарович.

— Я не сержусь, — усмехнулся жандармский офицер. — Он у вас свободный человек. Вы, Александр Георгиевич, насколько я знаю, соизволили дать ему вольную?

«Вот мы и вступили на минное поле, — подумал я, и внутри у меня появился холодок. — Любой офицер в таких чинах и на такой должности в первую очередь жандарм, а потом все остальное».

— Да, ему и его будущей жене. Они, как и мы с Анной Андреевной, сразу же после Крещения обвенчаются.

— Это хорошо. Я буду с вами откровенен, очень многие неодобрительно смотрят на вас, считают ваше поведение вызывающим. Поэтому это замечательно, что Анна Андреевна станет госпожой Нестеровой.

На этом господин Дитрих взял паузу, чтобы насладиться ухой. Разговор продолжился во время перемены блюд и их подачи.