Курсант. На Берлин 3 (СИ) - Барчук Павел

— А дядя Коля… то есть, господин Старицкий, судя по всему, тоже решил обжиться у вас, фрау Марта. Напрашивался на ужин, словно родной. За него тоже извиняюсь. — Я снова переключился на хозяйку дома.

Фрау Марта слегка смутилась.

— Да, он очень… настойчивый. Но такой приятный в общении. Сказал, что был другом вашего отца. Это правда, Алексей? Они были так близки?

Я мысленно усмехнулся, вспомнив степень «близости» между отцом и Клячиным. Если учитывать, что дядя Коля убил мою мать, то, пожалуй, ближе некуда. Вслух, конечно, я сказал совсем другое.

— Плохо помню его, фрау Марта. Но отец был очень общительным человеком, у него было много знакомых. Возможно, они и правда дружили.

— А у тебя какие планы, Алексей? — Ненавязчиво поинтересовался Бернес.

— Хочу прогуляться кое-куда. Если говорить точнее, то до банка. В моем детстве мы с отцом частенько туда ходили. Знаете, потянуло как-то понастольгировать.

Марк, естественно, сразу понял, о чем идёт речь. Он молча кивнул, давая мне понять, что идея вполне актуальна. Хотя внешне его кивок смотрелся всего лишь как знак вежливости.

Но Бернес — ладно. С ним все понятно. Меня удивила реакция фрау Марты на мои слова о банке. Она как раз в этот момент принялась наливать себе в чашку новую порцию чая, и, когда я заговорил о предстоящей прогулке, руки немки вдруг еле заметно дрогнули.

Да, это было крохотное, практически невидимое движение, но я его увидел.

— Какая прекрасная идея! — Оживилась она, убирая чайник в сторону. — А я как раз хотела прогуляться по магазинам. Все же у нас сегодня такие важные гости.

Мы с Бернесом очень быстро переглянулись. Вообще-то пару минут назад эта женщина совершенно никуда не собиралась выходить из дома. К тому же, гостей не так уж много и закупаться для организации фуршета точно не требуется.

— Алексей, ты не против, если я составлю тебе компанию? Мы могли бы дойти до банка, который нужен, а потом ты поможешь мне с продуктами? Обещаю не грузить тебя сильно.

Вид у фрау Марты был совершенно искренний. Она после своих слов даже весело рассмеялась, предлагая поддержать шутку. Не понял, правда, какаю. Но не в этом суть.

Немка вела себя максимально правдоподобно. Вот прямо ни на секунду не заподозришь эту прекрасную женщину в двойной игре.

А я именно это и подозревал. Даже не так. Я был именно в этом уверен. Немка мутит какую-то свою, пока что непонятную интригу. Ну и, естественно, банк ей понадобился не просто так.

А значит… Значит, выходит, что количество людей, знающих об архиве отца, значительно больше, чем мне казалось изначально.

Черт… Даже забавно получается. В Советском Союзе бедолага Бекетов сидел все эти годы в уверенности, что он один обладает страшной тайной. А теперь, что? Теперь так получается, что за мной скоро будет таскаться очередь из желающих добраться до тайника Сергея Витцке.

Глава 7

Я узнаю кое-что новое

Солнце уже висело высоко над Берлином, заливая город ослепительным светом, когда наше «чаепитие» подошло к концу.

Мы с фрау Мартой, заметив, что время неумолимо движется в сторону обеда, а впереди еще так-то приход Магды Геббельс и ужин с дядей Колей, шустро убрали со стола и выскочили из дома. Хотя, правильнее будет сказать, Марта выскочила. Она вышла первой и ждала меня на улице, а я еще стоял на пороге.

Причиной задержки был Бернес, который усиленно готовился к встрече с Магдой Геббельс. И он к ней реально готовился. Пилил на своем инструменте, как наскипидаренный. Звуки, исторгаемые несчастной скрипкой, скорее напоминали медленную и мучительную смерть кошки, чем нечто прекрасное. Я, честно говоря, был безмерно рад возможности покинуть дом, иначе рисковал бы сойти с ума от этих пыток. Скрипка, возможно, замечательно звучит, но только не тогда, когда на ней фанатично наяривают гаммы и всевозможные упражнения.

— Вы же ненадолго? — С надеждой в голосе спросил Марк, когда я уже делал шаг за порог. Он при этом умудрялся держать скрипку подбородком, пока его пальцы, словно обезумевшие четырехлапые пауки, метались по грифу. — Меня пугает эта женщина.

Последнюю фразу Марк произнес совсем тихо, почти шепотом, и предназначалась она исключительно мне. Естественно, я тут же понял, о ком идет речь. О Магде Геббельс. И, признаться, вполне разделял опасения Бернеса.

Супруга рейхсминистра и впрямь вела себя, мягко говоря, очень странно. После вчерашней встречи я заподозрил, что Шипко, когда называл ее «сумасшедшей сукой», немного преуменьшал. Особенно насчет первой части. То, как эта дамочка пялилась на Марка, вызывало много вопросов.

— Не переживай, думаю, через пару часов уже вернемся, — постарался я успокоить товарища. — Держись там. Если что, притворись мертвым. Говорят, помогает.

— Очень смешно… — Скривился Бернес. — Шутник нашелся. Ты видел? Она же буквально пожирала меня глазами.

— Ну…из нас двоих ты явно гораздо привлекательнее. Может, у госпожи Геббельс имеется тяга к черноглазым румынам.

Последнюю фразу я бросил уже через плечо, двигаясь в сторону Марты, которая замерла возле калитки. Пока Бернес не психанул и не прибил меня своей же обожаемой скрипкой.

Улицы города гудели, словно растревоженный улей. Пусть это 1939 год, но в Берлине уже ощущалось звенящее напряжение. На каждом углу висели плакаты с изображениями фюрера, призывающие к единству и силе. Молодые люди в идеально отглаженной форме СС и СА шагали по тротуарам с гордым видом, их тяжелые ботинки отбивали четкий, угрожающий ритм по брусчатке. Я снова отметил, что «эссесовцев» вообще как-то слишком много. Хоть бери да отсреливай…

Женщины в элегантных, но строгих платьях спешили по своим делам, мужчины в шляпах и пальто читали утренние газеты, где кричащие заголовки возвещали о величии Рейха и грядущих победах. Ну-ну. Побед. Посмотрим, кто кого победит, когда наши «Катюши» запоют.

Воздух был пропитан запахом свежего хлеба из пекарен, смешанным с выхлопными газами немногочисленных автомобилей и отчетливым, тревожным ароматом надвигающихся перемен. Трамваи звенели, проносясь мимо монументальных зданий в имперском стиле, перемежающихся с уютными кафе, где уже собирались первые посетители за чашкой утреннего кофе.

Люди казались спокойными, но под этим поверхностным спокойствием чувствовалось какое-то скрытое возбуждение, ожидание чего-то грандиозного и неизбежного. Грандиозного для Германии, естественно. Для всего остального мира это будет крайне тяжелый период.

Мне вдруг стало как-то не по себе. Рассматривая всех этих немцев, спешащих по своим делам, я снова вспомнил, чем все это выльется для Советского Союза. А еще, внутри появилось гнетущее чувство предопределенности.

Конечно, я бы с огромным удовольствием изменил ход событий. И да, скажу честно, эта мысль меня не покидала: что если получится избежать Второй мировой? Пусть не для всех. Хотя бы для Советского Союза. Но именно сейчас, шагая по улице в компании фрау Марты, видя ту атмосферу, которая царила в Берлине, я с некоторой обреченностью понял — невозможно. Невозможно остановить машину, которая уже набрала обороты и вот-вот перейдет в режим максимальной готовности. Только если всей толпой прыгнуть под колёса, что мы и сделаем 22 июня 1941 года…

Вот, например, убью я Гитлера. Маловероятно, но допустим. Остановит ли это фашистов? Да нет, конечно. На смену фюреру найдутся десятки желающих. Как тараканы, честное слово. Сейчас все это уже на том этапе, когда люди — лишь винтики. Сломался один — его тут же заменят на другой. А значит, Великая Отечественная будет неизбежна. Может, чуть в измененном варианте, но тем не менее.

От этой мысли стало как-то очень погано. Оказывается, ужасно тяжело знать, что произойдет, но не иметь возможности исключить предстоящие события. Прозрение было настолько внезапным, настолько болезненным, что все мое более-менее нормальное настроение, причиной которого являлась надежда, что поход в банк возродит еще какие-нибудь воспоминания деда, в один момент рухнуло ниже нулевой отметки.