Деньги не пахнут 6 - Константин Владимирович Ежов

Тишину нарушил низкий голос – глухой, обволакивающий, с лёгким металлическим акцентом.

– Мы ещё не приняли решения о вложении, – произнёс мужчина с гордо поднятой головой. Представился ранее как представитель Саудовского суверенного фонда.

В его тоне сквозила уверенность тех, кто привык диктовать условия.

– Алгоритмические инвестиции в здравоохранение нам предлагались не раз. Уже вложены средства в три подобных фонда, и пока нет намерения расширять направление.

Эти слова прозвучали холодно и расчётливо. Инвесторы, как покупатели на аукционе, выбирали только одно лучшее предложение, остальное – лишнее.

– Подлинная эффективность алгоритма проверяется не на графиках, а на рынке, – добавил он с лёгким пренебрежением.

Послышалось тихое шелестение бумаг, чей-то короткий вздох. Атмосфера сгущалась, но на лице Сергея появилась лёгкая, едва заметная улыбка – почти тень уверенности.

– И всё же, – сказал араб, чуть наклонившись вперёд, – ходят слухи, что ваш алгоритм способен предсказывать "чёрные лебеди". Верно?

Слова повисли в воздухе, словно раскалённая капля, готовая сорваться вниз.

"Чёрный лебедь" – редчайшее, непредсказуемое событие, которое рушит устои целых экономик. Как кризис 2008 года, когда мир проснулся в новом порядке.

Это был тот самый крючок, заброшенный Платоновым через Киссинджера – слух, предназначенный лишь для тех, кто слышит полутонов.

Сергей спокойно кивнул.

– Да, – произнёс он. – Те самые двадцать процентов ошибок, что остаются за пределами восьмидесятипроцентной точности, – не просто промахи. Это – пространство, где начинает работать алгоритм предсказания "чёрных лебедей".

В комнате повисла звенящая тишина. Где-то в углу тихо щёлкнул кондиционер, в стекле бокала дрогнуло отражение. И всё, казалось, замерло – будто само время наклонилось вперёд, чтобы расслышать, что будет сказано дальше.

Глава 4

Комната замерла, будто воздух в ней стал плотнее на мгновение. Тяжёлый взгляд представителей суверенных фондов впился в выступающего – в глазах читалось сомнение, холодное, цепкое, как у врача, слушающего слишком хорошую историю больного.

Их можно было понять. Алгоритм, способный предсказывать "чёрных лебедей" – события, не поддающиеся расчётам и логике, – звучал почти как магия.

Один из саудовских представителей, мужчина с аккуратно подстриженной бородой и безупречно выглаженным тёмно-синим костюмом, заговорил спокойным, но недоверчивым голосом:

– Суть "чёрного лебедя" в его непредсказуемости. Это событие, которое не укладывается в привычные модели, не следует прошлым паттернам. Как можно утверждать, что предсказать можно то, чего нет ни в данных, ни в логике?

Вопрос был точным, как скальпель. И ведь он не ошибался: такие катастрофы всегда становятся очевидны лишь постфактум. Любое утверждение о возможности предсказания выглядело бы шарлатанством.

Но Сергей Платонов знал – предсказать можно. Не потому, что модель настолько совершенна, а потому, что подобные события уже были пережиты им самим. Только об этом нельзя было сказать вслух.

Поэтому он говорил иное:

– Наш алгоритм не опирается на прошлые данные или привычные закономерности рынка. Он выискивает едва заметные нарушения в массивах альтернативных источников. Улавливает закономерность в хаосе, смысл – в случайности. Незначительные колебания в решениях FDA, импульсы капитала, реакция участников рынка, почти незаметные сдвиги трендов… Всё это соединено в единую ткань, и наш алгоритм способен уловить пульс этого скрытого порядка.

Он говорил уверенно, хотя сам едва ли верил в произносимые слова. В зале звучал только ровный голос и лёгкое жужжание кондиционера, перемешанное с запахом дорогого кофе.

Затем он бросил решающий аргумент:

– Можно спорить сколько угодно, но слова – не доказательство. Истинное подтверждение – это факты. Мы уже предсказали два подобных события.

Комната ожила: несколько голов повернулись, послышались приглушённые реплики.

– Генезис и Теранос? – тихо спросил кто-то.

– Верно, – ответил Платонов.

Генезис – компания, акции которой взлетели после неожиданного прекращения клинических испытаний. Теранос – одна из самых громких афер в истории. Два случая, обрушивших рынок и перечеркнувших привычную логику. Настоящие чёрные лебеди.

Но в зале сидели не дилетанты. Эти люди годами управляли миллиардами. Двумя примерами их не впечатлить.

Тогда представитель сингапурского фонда, худощавый мужчина с ледяным взглядом, тихо произнёс:

– А если это просто ретроспективный анализ? Говорить, что алгоритм предсказал событие после того, как оно произошло, – не доказательство.

Платонов кивнул, будто соглашаясь.

– Верно. Любое утверждение сейчас вызовет скепсис. Поэтому предлагаю иной путь.

– Иной?

– Да. Я расскажу заранее о следующем "чёрном лебеде", который мы уже предсказали. И если он произойдёт – это станет лучшим доказательством.

Повисла тишина. Никто не возразил. Даже тихое дыхание присутствующих казалось громким.

– Следующий чёрный лебедь… Звучит интригующе. Что это за событие? – прозвучал чей-то голос, с оттенком лёгкой насмешки.

Платонов только чуть улыбнулся, уголками губ, словно держал тайну, слишком опасную для произнесения.

– Эту информацию получают лишь инвесторы. Сказать можно только одно: это будет событие, которое нельзя не назвать "чёрным лебедем".

Несколько человек нахмурились. Намёк был прозрачен: знание не бесплатно.

– Как можно инвестировать, не зная деталей? – спросил кто-то раздражённо.

Платонов ответил спокойно, почти мягко:

– Если услышите подробности, то инвестировать не захотите. В этом и есть природа "чёрного лебедя".

Пока беда не проявится, мир верит, что все лебеди белые. И именно в этой слепоте рождается катастрофа.

Тишина, плотная, как дым после выстрела, растянулась под потолком. Воздух в комнате был густым, будто его можно было резать ножом. Лишь тихое гудение кондиционера перекликалось с приглушённым шелестом бумаг.

Разрушить привычные убеждения этих людей было сродни попытке заставить камень петь. Ни самые стройные доводы, ни блестящая логика не смогли бы пробить их скепсис, пока обещанное не станет явью.

Сергей Платонов медленно поднял взгляд и произнёс негромко, почти устало:

– Разумеется, никто не держит вас здесь силой. Те, кому это кажется пустой тратой времени, могут уйти. Остальные – оставайтесь.

Но никто не шелохнулся.

Если бы речь шла об обычном фонде в сфере здравоохранения, часть слушателей уже поднялась бы, пряча скуку за вежливой улыбкой. Но слова о "чёрном лебеде" притягивали, как запах грозы перед бурей.

Внутри этой тишины зарождалось любопытство – едва ощутимое, но всё более живое.

Для суверенных фондов подобные инвестиции были особым миром. Их капиталы растекались по секторам – технологии, энергетика, здравоохранение – строго по заранее заданным пропорциям. Но где-то в тени, среди тысяч цифр и графиков, существовала узкая ниша: портфель некоррелированных активов, страховка от катастроф, которых "не может быть". Именно там обитали "чёрные лебеди".

Таких фондов было немного, почти экзотика. И каждый управляющий понимал: