Деньги не пахнут 6 - Константин Владимирович Ежов

Всё внутри сжалось.

Институциональный инвестор. И не просто один из многих…

"Чёрт…" – только и успел подумать ассистент.

В зале, пропитанном запахом кофе и дорогих духов, воздух будто задрожал, когда к Сергею Платонову направился мужчина в строгом чёрном костюме. Его шаги звучали сухо, уверенно, точно удары метронома. Взгляд – острый, холодный, как лезвие бритвы. Это был представитель пенсионного фонда служащих города Сан-Диего – тот самый, с которым у Сергея была назначена встреча на десять утра.

– Вот и встретились, – произнёс он негромко, но с нажимом. – Я из SDERS. У нас была встреча на десять.

В голосе звенело раздражение, а сама фраза, с подчеркнутым упоминанием времени и организации, звучала как вызов: "Неужели хватило наглости отменить встречу и просто прогуливаться здесь?" В его осанке чувствовалась власть. Такие, как он, не спешили и не суетились – мир сам к ним тянулся. Люди с капиталом всегда держались с достоинством, но институциональные инвесторы стояли выше всех, словно вершители финансовых судеб.

Для любого фонда встреча с ними была как благословение: заключи один контракт – и потекут реки денег, откроются двери на десятки рынков. Поэтому большинство представителей молодых фондов готовы были из кожи вон лезть, лишь бы снискать их расположение.

Но Сергей Платонов не склонил головы.

Улыбка легла на губы, спокойная, чуть насмешливая.

– Прошу прощения. В последний момент появилась встреча, которую невозможно было отклонить.

Слова звучали вежливо, но под тонкой оболочкой вежливости чувствовался стальной подтекст. Он не оправдывался – он ставил границы. Лицо представителя фонда чуть дрогнуло. Взгляд сузился, бровь едва заметно дёрнулась.

– Кто-то, кого невозможно отклонить? – произнёс он, холодно усмехнувшись. – Выходит, этот кто-то важнее нас?

Воздух между ними натянулся, словно струна. Ассистент, чувствуя, что ситуация вот-вот вспыхнет, мгновенно вмешался:

– Приносим глубочайшие извинения! Всё вышло из-за крайне плотного графика. Мы обязательно свяжемся в ближайшее время.

Он схватил Сергея за руку и почти силой потащил вперёд, прорываясь сквозь людской поток. Лишь когда дверь их переговорной захлопнулась, позволил себе выдохнуть.

– Что это вообще было?! – выдохнул он, глядя на Платонова. – Ради кого стоило всё отменять?

Ответа не последовало. Вместо этого – тихий стук в дверь.

Тук-тук.

Щёлкнула ручка, и дверь приоткрылась. В проёме показалось лицо мужчины – знакомое, серьёзное, собранное.

– Пришёл немного раньше… Можно войти?

Ассистент застыл, будто наткнулся на привидение. Лицо было слишком знакомым. Не знаменитость, но фигура в индустрии весомая. На подобных саммитах эти люди появлялись нечасто – но если уж приходили, то весь зал замирал.

Этот человек руководил инвестициями KIF – фонда, управляющего активами Суверенного фонда Саудовской Аравии. Второй по влиятельности игрок на глобальном рынке хедж-фондов.

В голове ассистента пронеслось одно ослепительное осознание:

"Он… он смог назначить встречу с этим человеком?!"

Мысли спутались, время будто сжалось. Такие инвесторы не тратили минуты на малоизвестные фонды – только на тех, кто уже доказал свою силу.

Но чудеса не закончились.

Снова – стук.

Тук-тук!

– Простите, можно войти? – раздался новый голос.

За дверью стояли представители инвестиционного управления Абу-Даби, Сингапурской корпорации инвестиций и Суверенного фонда Израиля. Их имена сами по себе звучали, как пароли в мир миллиардов.

Каждый из них – мечта любого управляющего фондом. Встретиться хотя бы с одним считалось удачей на десятилетие. А здесь они собрались все, в одной комнате, перед Сергеем Платоновым.

Ассистент ощущал, как по спине медленно скатывается холодный пот. Воздух стал густым, как сироп, и в этом вязком напряжении через приоткрытую дверь можно было различить силуэты тех, кто ещё недавно предъявлял претензии.

Те самые – из Сан-Диего.

Они стояли, глядя внутрь, будто не веря глазам. На лицах – смесь изумления и растерянности. И когда поняли, кто занял их место, слова стали излишни.

Сергей Платонов стоял спокойно, с лёгкой тенью улыбки на губах. В его взгляде не было ни злобы, ни торжества – только холодная уверенность человека, привыкшего к тому, что сила всегда говорит сама за себя.

Взгляды тех, кто ещё недавно кипел возмущением, медленно начали меняться. В глубине глаз мелькнуло неохотное, но явное признание: перед лицом столь влиятельных инвесторов даже уязвлённая гордость вынуждена была отступить. Впрочем, лёгкое замешательство оставалось – словно в воздухе висел запах непонятного, тревожного чуда.

Даже фонды со средним капиталом требовали к себе уважения, а тут – в комнату вошли те, перед кем склонялись короли финансового мира. Настоящая элита, чьи подписи двигали миллиарды. Атмосфера мгновенно изменилась – воздух стал плотным, электризованным, как перед грозой.

Только теперь помощник понял, что имел в виду Сергей Платонов, говоря о "жаре". Если новичку удавалось собрать за одним столом таких игроков, рынок неизбежно содрогался бы до основания.

Но затем в груди что-то неприятно кольнуло. В памяти всплыла знакомая картина – точно такой же приём Сергей использовал когда-то в "Голдмане", когда устроил внутреннюю гонку, заставив инвесторов бороться между собой за место в его проекте. Тогда это закончилось громким успехом и едва скрытой паникой среди коллег.

"Неужели опять?" – мелькнула мысль. – "Он собирается превратить это в торги?"

По спине прокатилась волна холода. И тут слова Платонова подтвердили самые мрачные догадки.

– Наш фонд закроет набор, как только сумма обязательств достигнет одиннадцати миллиардов трёхсот миллионов долларов. –

Голос звучал спокойно, даже мягко, но в нём звенел металл. Это была не просьба, а вызов. Первыми успеют только самые быстрые.

***

Хедж-фонды не принимают бесконечное количество денег. На первый взгляд кажется, что чем больше капитала – тем лучше, но в действительности всё сложнее. Если объём вложений превышает ликвидность акций, инвестор становится рынком сам – и любая ошибка ведёт к потере контроля. Слишком крупная позиция – как гигантская волна: поднять её можно, но удержать невозможно.

Поэтому каждый фонд тщательно просчитывает глубину рынка, чтобы определить, сколько капитала можно принять без потери манёвренности. Исходя из этого, и была установлена верхняя граница – 11,3 миллиарда.

– При нашей стратегии это предельная сумма, – произнёс Платонов, глядя на тринадцать инвесторов, расположившихся в полукруге напротив. Мягкий свет ламп падал на их лица, отражаясь в полированных столешницах, а в воздухе