Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

– Владимир Петрович, мне надо идти. У меня куча дел… связанных не со школьной деятельностью.

– Да ладно, дела потом доделаешь. А долг – это святое. Хочу, чтобы ты отдал его сейчас.

Проигравший неловко переступил с ноги на ногу.

– Показывай своего музыкального лося, – раздражённо бросил он.

Я достал мобильник, включил экран и набрал в поисковике: «музыкальный лось». Через пару секунд на экране появилось видео – пластиковый лось с вращающейся головой, который при нажатии на кнопку начинал качать шеей и басовито реветь какую‑то нелепую песенку из девяностых.

Не то, блин.

Пришлось чуточку поискать, пока я наконец открыл нужное видео. Я нажал «воспроизведение» и протянул телефон трудовику.

Тот сначала посмотрел без интереса, потом нахмурился, потом уставился в экран так, будто не верил собственным глазам.

– Ты что, издеваешься? – выдавил он наконец. – Это что за первый класс, вторая четверть⁈

На его лице проступили бледные пятна.

– Ты спорил, руку пожимал, – напомнил я. – Или у тебя слово ничего не стоит?

Трудовик шумно втянул воздух, глядя куда угодно, только не на меня.

– Володя… может, как‑нибудь по‑другому договоримся? – сказал он тихо, почти умоляюще.

– По‑другому не договоримся, – отрезал я. – Ты взрослый мужик, учитель. Значит, должен отвечать за свои слова. Проиграл – исполняй.

Трудовик медленно перевёл взгляд на экран телефона, медленно покачал головой. Видно было, как он борется с собой: то ли гордость душила, то ли остатки здравого смысла ещё пытались восстать против абсурдности происходящего. Но, в конце концов, трудовик сдался.

– Ладно, хорошо… ты прав, раз должен, то отдам.

– Вот и молодец, – кивнул я, убирая телефон.

– Только… – он оглянулся по сторонам. – Только не прямо же здесь?

– А чем тебя смущает это место? – спросил я с самым невинным видом. – Хотя, если хочешь, можем выйти на крыльцо школы, там воздух посвежее…

– Нет‑нет! – быстро перебил он. – Давай уж… здесь. Пока никого нет.

– Ну давай, поехали, – согласился я.

Трудовик обречённо закатил глаза, потом сложил ладони одна поверх другой, прижал их тыльной стороной ко лбу.

– Вот. Лось твой… бей! – зло процедил он.

– Не‑не, дружок, – остановил я, едва удержавшись от улыбки. – Это просто лось. А у нас, напомню, музыкальный. Ты же видео смотрел, знаешь, как надо делать.

Трудовик сверкнул глазами, как волк, пойманный в капкан, но всё‑таки послушался. Медленно развёл руки в стороны, вдохнул и, глядя в потолок, начал медленно сводить руки:

– Вдруг как в сказке скрипнула дверь… – тихо, с ненавистью к самому себе, запел он.

Я почти не выдерживал и прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

И тут, как по заказу, дверь в конце коридора действительно скрипнула. На пороге появилась Аня.

– Вова? Котя? – ошарашенно выдала она. – Что здесь происходит?

Трудовик застыл с ладонями у лба, посередине куплета, а я… я, признаться, охренел.

Чего, блин?

Во‑первых, что вообще делает Аня здесь, в школе, кто её пустил? А во‑вторых… она же сейчас назвала его… Котей. Этого самого трудовика, который стоял с руками у лба.

Я замер, совершенно растерявшись, а заодно переваривая пришедшее осознание.

Котя… это он?

Я медленно повернул взгляд от Ани к трудовику. Тот выглядел так, будто его только что ударили по затылку табуреткой. Руки, кстати, не убирал – ну или не успел сообразить.

– Погоди, то есть ты – Котя?.. – спросил я.

Я посмотрел на Аню – та стояла с округлившимися глазами, не понимая, что происходит. Следом перевёл взгляд на этого недоучителя, который оказался банальным, прожжённым бабником.

Вот оно как получается! Внутри меня начало подниматься злое, холодное раздражение. Всё это время Котя был под боком у меня, а я и ни сном, ни духом. А выходит, что Котя дурит голову Ане, встречаясь с Мымрой, и одновременно дурит голову Мымре, встречаясь с Аней…

Я сжал челюсти. Бабник, блин. Сука!

Ну если так, то проучить его нужно как следует.

Я сделал шаг назад, поставил ноги чуть шире, корпус повернул. И как на тренировке, когда отрабатываешь правый прямой, ударил.

Получай свою мелодию, козёл!

Я вложил в удар всё – силу, массу, накопившуюся злость и отвращение. Правый прямой вышел коротким и точным.

Хлопок был такой, что даже стёкла задрожали. Трудовика откинуло назад, он шлёпнулся на пол, сев на пятую точку. Несколько секунд сидел неподвижно, а потом медленно развёл руки и с каким‑то отчаянным сарказмом всё же пропел:

– Всё мне ясно стало теперь…

Лоб у него уже налился красным, глаза бегали – видно, голову после удара хорошенько встряхнуло.

Если сначала я планировал ударить не сильно, а просто чтобы дошло, то теперь выместил всё, что копилось.

Аня стояла с выпученными глазами, будто не могла поверить, что всё это реально происходит у неё перед носом.

Я думал, что у неё хватит мозгов, чтобы развернуться и уйти прямо сейчас. Но индюк тоже думал – да в суп попал.

– Вова! Что ты натворил⁈ – крикнула она, бросаясь к своему Коте.

Она попыталась поднять его с пола – обеими руками, неловко, подхватила под мышки. Но куда там: трудовик был мужиком немаленьким, килограммов под девяносто, и при этом в полном раздрае. После моего удара у него, похоже, в голове до сих пор гудел «внутренний колокол». Глаза остекленели, рот приоткрыт, движения заторможенные. Состояние классического нокдауна.

Аня тянула, сопела, но всё без толку – только волосы выбились из хвоста и упали ей на лицо.

Я стоял, глядя на это, и мысленно чертыхался. Интересно, конечно, получалось. Вместо того чтобы сказать спасибо, что я наконец поставил на место этого дурачка, который только и делает, что портит всем жизнь, Аня за него готова костьми лечь.

Вот же дура, блин.

С другой стороны, женская логика – это вообще отдельная наука. Иногда она выдаёт такие кульбиты, что хоть стой, хоть падай.

Аня тем временем уже почти плакала, пытаясь привести трудовика в чувство. Но тот только хрипел и бормотал что‑то про «всё мне ясно стало теперь».

Однако, как оказалось, моё весёлое времяпрепровождение только начиналось.

На визг Ани, который эхом пронёсся по коридору, почти сразу вылетела завуч.

Мымра, увидев эту живописную сцену, застыла на месте с глазами размером с чайное блюдце.

– Что здесь происходит⁈ – изумилась она, глядя то на меня, то на них.

И, судя по её выражению, завуч Аню видела впервые в жизни. Впрочем, это было взаимно – Аня тоже на неё смотрела, как на внезапное природное явление, вроде снегопада в июле.

– Да мы тут плюшками балуемся, – сказал я с невозмутимым видом и натянуто улыбнулся.

Завуч моргнула, не сразу понимая, шутка это или у меня окончательно съехала крыша.

Трудовик, видимо, понял, что дело пахнет жареным, и попытался срочно что‑то придумать. Но в его состоянии это было проблематично. Он приподнял голову и заплетающимся языком произнёс:

– Я… всё объясню… девочки…

Наступила неловкая пауза.

– Девочки? – одновременно переспросили Аня и завуч, глядя на своего возлюбленного в полном недоумении.

Я же мысленно подобрался. Ну всё, ехали, ехали – и приехали. Дальше я уже невольно стал свидетелем, точнее, вынужденным участником того, что в нормальной жизни называется «семейная драма». Вернее, драма двух дам, внезапно осознавших, что они далеко не единственные в расписании трудовика на этом свете.

– А вы вообще кто⁈ – с возмущением выпалила завуч, тыкая пальцем в Аню.

– Я вообще‑то девушка его! – парировала Аня, глядя на соперницу с таким выражением, будто готова была вцепиться в волосы. – А вы кто⁈

Завуч моргнула, побледнела.

– Представляете… а я вот тоже думала, что я его девушка, – выдала Мымра.

Возникла пауза – тягучая, как перед взрывом. Я стоял, скрестив руки, и наблюдал за этой картиной. Выглядело всё это, конечно, забавно со стороны. Хотя Ане и Мымре было явно не до смеха. Можно было почти физически ощутить, как внутри у обеих девчат бушует пожар – ревность, ярость, унижение… всё вперемешку.