Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Он наслаждался моментом – внимание, азарт и лёгкое превосходство питали его старую природу игрока.

Молчание длилось пару секунд, пока не раздался сиплый голос трудовика:

– Я попробую.

Все повернулись к нему. На лице у трудовика застыло показное спокойствие, но в глазах блестела злость и уязвлённое самолюбие. Он прекрасно понимал, что спор мне уже проиграл, но, видимо, хотел хоть как‑то отыграться.

– Ну что ж, – кивнул Аля, – выходите.

Крещенный ловко перемешал колоду. Потом трудовик загадал свою карту, Соня её запомнила.

– А давайте так, – Аля медленно разложил три карты по столу. – Здесь одна из карт – твоя, у тебя есть ровно две попытки, чтобы достать её.

Эффектно, конечно, ничего не скажешь. Крещенный повышал ставки… но он знал, что делает.

Трудовик задумался, выбирая. Вытащил первую карту… Мимо. Он выдохнул, лицо побледнело. Вторая попытка – и снова не туда.

Трудовик с каменным лицом медленно перевернул последнюю карту. Несколько секунд он смотрел на неё, будто не веря своим глазам, потом выдохнул и почти шёпотом произнёс:

– Да… это та самая. Моя карта.

Аля хмыкнул, усмехнувшись уголком рта.

Взял две карты, которые были вытащены первыми, и ловко положил их трудовику на плечи.

– Поздравляю, заслужил погоны.

Учительницы захихикали, только Мымра стала пунцовой. Но Аля не остановился. Взял угаданную карту и протянул трудовику.

– А теперь плюнь, – сказал он.

– Зачем? – насторожился тот.

– А увидишь.

Трудовик неловко, скорее для вида, сплюнул на карту. Не успел он даже опустить руку, как Аля, в одно движение, с размаху шлёпнул карту ему прямо в лоб.

Раздался сочный хлопок, карта прилипла, а Аля отступил на шаг, довольный результатом.

– Вот так, – сказал он, будто подытоживая, – теперь звезда у тебя на лбу.

Я сдерживал улыбку, наблюдая за трудовиком – тот моргнул, скривился, но не сказал ни слова.

Вот оно, настоящее его лицо. Перед сильными он сжался, как улитка в раковине. Боится, что в ответку прилетит. Вот и весь его «мужской характер».

Аля же уже смеялся открыто, похлопывая трудовика по плечу.

– Не переживай, не обидно же. Карта удачи, на счастье!

Трудовик выдавил натянутую улыбку, но в глазах стояла бессильная злоба.

Аля же явно вошёл во вкус. Щёлкнул пальцами, вынул из внутреннего кармана бумажник – плотный, кожаный, набитый купюрами. Достал стодолларовые банкноты. Развернул веером, показал всем.

– Ну что, – сказал он, – кто хочет испытать судьбу? Кто угадает карту раньше, чем третья, тот вот эту зелень забирает себе.

Он положил несколько купюр на край стола. Все взгляды невольно потянулись к баксам.

Но никто не шелохнулся.

Аля обвёл взглядом педагогический коллектив. Директор переминался с ноги на ногу. Завуч с натянутой улыбкой уставилась в пол. Трудовик, с красным лбом и опущенной головой, молчал, словно его и вовсе не было.

– Что, нет желающих? – протянул Аля, чуть насмешливо. – Боитесь проиграть? Или совесть не позволяет играть на деньги?

Крещенный наслаждался властью момента – как раньше, когда весь стол боялся моргнуть, чтобы не пропустить движение его рук.

Я стоял в стороне, молча. Конечно, умом понимал – лучше бы не лезть. Но характер… характер не позволял отступить. От вызова я никогда не отказывался. Аля, словно почувствовав это, перевёл на меня взгляд.

– Ну а вы, Владимир Петрович? Может, попробуете? Вы же у нас человек решительный.

Все головы педагогического состава повернулись ко мне.

– Давайте попробуем, – я коротко пожал плечами.

Аля всегда повышал ставки, чтобы держать интерес. Просто игра ему быстро надоедала, если не пахло риском. И я был уверен, что сейчас, кроме этих стодолларовых купюр, он что‑то добавит ещё…

Так и случилось.

– Ладно, – сказал Крещенный, глядя на меня, – раз уж вы решили испытать удачу, добавим немного азарта.

Он взял колоду, начал тасовать её. Потом протянул карты мне. Я взял колоду, выбрал карту – туз треф. Повернул её к завучу.

Та быстро записала карту в блокнот, чтобы потом не запутаться.

– Отлично, – продолжил Аля. – А теперь перемешай сам. Чтобы не думал, будто я мухлюю.

Я начал тасовать, и руки сами вспомнили старое. Ещё в юности я тоже знал пару трюков: нет, в отличие от Али, шулером я не был, но карты уважал и любил.

Аля, стоявший напротив, приподнял бровь, явно впечатлившись. В его взгляде мелькнуло уважение. А может, и настороженность. Шулер всегда чувствует, когда перед ним не простак.

Я закончил тасовать карты и протянул колоду Але. Но он не взял её, только медленно покачал головой.

– Нет‑нет, доставай сам.

Я снова перетасовал колоду, а потом, делая вид, что просто выравниваю стопку, незаметно отметил две карты. Маленький, почти незаметный приём, но старый как сама игра.

Аля ждал, будучи абсолютно уверен, что расклад известен только ему. Что, как бы я ни старался, результат уже решён.

– Ну что, вытаскивай, – хмыкнул он, опершись на столешницу парты и скрестив руки на груди.

Я молча снова перетасовал колоду, водя пальцами по картам, отмечая, где нужные. Аля следил, не отводя взгляда.

Он был уверен, что я сейчас стану тянуть наугад. Но я уже знал, где лежит туз треф – чувствовал кончиками пальцев. Но и на этом сюрпризы не закончились…

Я не спешил. Каждое движение было выверенным, спокойным. Снова провёл пальцем по краю колоды, ощутил знакомый рельеф и, не глядя, вытянул первую карту.

Поднял, перевернул – и показал Але.

На карте была шестёрка бубей.

– Бубей – хоть хреном бей, – прокомментировал Крещенный. – Твоя?

Я медленно покачал головой и положил шестёрку бубей по его правую руку. Не говоря ни слова, вытащил следующую карту – шестёрку червей. Положил её по левую руку от Али.

На лице Али мгновенно исчезла ухмылка. Глаза сузились. Он понял всё сразу – я не просто угадал, а вытащил именно те карты, которые хотел вытащить.

Затем достал ещё одну – крестовый туз.

– Вот моя карта, – сухо сказал я, показывая на неё.

Аля моргнул, будто не веря. Взгляд заметался между картами, как у человека, которому впервые показали невозможное. Потом поднял глаза на меня – и я видел, как в них борются сразу два чувства: уважение и злость.

Формально всё было очевидно – погоны из шестёрок, лежащие по правую и левую руку от него, теперь впору было вешать самому Крещенному.

Он хрипло выдохнул, посмотрел на карты, потом снова на меня.

– Такого быть не может…

– Загаданная Владимиром Петровичем карта – туз крестовый, – громко объявила завуч, сверяясь с записями в своём блокноте.

По рядам прошёл лёгкий шёпот. Взгляд Али стал ещё холоднее.

– Повезло, – прошипел он. – Во второй раз ты так точно не повторишь.

Он быстро собрал карты со стола, аккуратно сложил обратно в колоду. Движения стали резкими и нервными – совсем не те, что минуту назад. Теперь его пальцы дрожали, и это было заметно.

Он не привык проигрывать. Для него любая неудача была сродни пятну на репутации.

Аля тасовал колоду дольше обычного, словно хотел убедить себя, что контролирует ситуацию. Потом поднял глаза и снова протянул мне карты.

– Ну что, – сказал он, – повторим?

– Без проблем, – ответил я спокойно, беря колоду. – Только ставку удвой.

Аля замер, потом рассмеялся, но уже без веселья. Он молча достал из бумажника ещё стодолларовые купюры и с показным спокойствием положил их на стол.

– Косарь бакинских. Посмотрим, повезёт ли тебе дважды, – прокомментировал он.

Я начал тасовать, не сводя взгляда с Али. Он ждал, что я дрогну и потеряю концентрацию. А вот хренушки.

Я закончил мешать, положил колоду на стол, пальцем сдвинул верхнюю карту и спокойно достал первую.

– Первая, – сказал я. – Шестёрка бубновая.

Следом достал шесть червей. Аля уже хмурился, а я сделал паузу, глядя ему прямо в глаза, и вытащил третью карту.