На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

И вот теперь последняя часть нашей армии скорым маршем двигалась к переправе через Вислу. Если верить гонцам, там уже почти всё готово: по наплавному мосту прошли первые рейтары, чтобы разведать обстановку на левом берегу.

— Сама природа в этом походе на нашей стороне, — заявил Ходкевич, пока мы ехали к месту переправы. — Закрепиться на более пологом левом берегу Вислы будет просто, да и жара с сушью стоят такие, что вода в ней сильно упала. Говорят, на левом берегу можно чуть ли не полреки пройти, прежде чем до колена дойдёт. Лёгкие всадники её и без всякого моста форсировать смогут.

В этом я сильно сомневался. Как бы ни упал уровень воды, а дно-то лучше не станет. Наоборот, идя по глубокому илу конь скорее ногу сломать может, нежели если плыть будет по высокой воде. И всё же нам оставалось молиться, чтобы не пошёл дождь, и вода не поднялась, что могло фатально сказаться на наведённой инженерами переправе.

Однако куда сильнее погоды я опасался Оссолинского. Воевода подляшский был слишком опытным солдатом и обмануть его не так-то просто. Попадись ему хоть один дезертир из осадного стана, и он ухватится за шанс ударить по нашей армии на переправе. В том же, что такие дезертиры будут, я был уверен. Выбранцы стойкостью не отличаются и, оказавшись без пригляда, побегут из осадного стана. Тем более что у страха глаза велики, а торчать одному полку в целом стане, который вполне может прийти штурмовать вся королевская армия, очень уж боязно. А значит побегут, вот только как быстро? И как быстро поймает первого из них Оссолинский — этого я не знал и знать не мог. Конечно, я подстраховался, и никто из оставшихся в стане выбранцов и их командиров не знал, где именно будет наведена переправа. Не знали о нём и Кмитич с Лисовским. Пан Александр Юзеф так и вовсе не был в курсе всего плана — гонцам его разрозненные отряды ещё поди отыщи. И всё же Оссолинский не дурак, и узнав о нашем уходе, быстро найдёт место. Удобных переправ через Вислу, неподалёку от Праги, не так уж много.

Я был почти уверен, что Оссолинский ударит, и когда в нашем стане запели тревогу горны и забили барабаны, был почти рад этому.

Пойманного на дороге бродягу доставили к самому пану воеводе подляшскому по настоянию поручика Кибовского, чьи люди и схватили оборванца. Пан воевода долго глядел с седла на этого несчастного, которому явно досталось плетей, пока он бежал за конными панцирниками. Однако ничего необычного в облике его не заметил.

— И зачем вы решили приволочь ко мне именно этого побродяжку? — с заметной злой иронией в голосе, за которой скрывался подлинный гнев, поинтересовался он у Кибовского.

— Пан воевода, — ответил тот, ничуть не смутившись, — это не просто бродяга, хотя и хлоп, конечно. Поглядите на него, уж больно откормлен хорошо для того, кто по дороге скитается.

Теперь Оссолинский обратил на это внимание, однако довод не убедил его. Мало ли кто из разорившихся зажиточных крестьян в бега подался. Война пришла в богатый мазовецкий край, чьей столицей была Варшава, недавно, однако уже прошлась по его жителями своим стальным плугом, выворачивая людей, будто комья земли и оставляя их на обочине без средств к существованию.

— Но не только в этом дело, — продолжил Кибовский. — Вахмистр, сдерите с хлопа рубаху.

Вахмистр тут же спрыгнул с коня и сорвал с пленника остатки и без того порванной, покрытой кровавым пятнами рубахи.

— Смотрите, пан воевода, — с откровенным торжеством произнёс Кибовский. — Откуда бы на правом плече у простого хлопа такой отметине образоваться?

— Войску продолжать движение, — отдал приказ пахолику Оссолинский. — Кибовский, ты со своими людьми останешься здесь. Этого хлопа надо как следует допросить.

Пан воевода спрыгнул с коня, и поручик последовал его примеру. Разговор с пойманным на дороге бродягой, на чьём правом плече чернел непроходящий синяк от мушкетного приклада, какой образуется только от долгих и частых упражнений в стрельбе, будет долгим.

Поставить нормальный стан на берегу Вислы не вышло, даже ров вырыть и насыпать из получившейся земли вал не смогли. Слишком мало времени было на подготовку, и слишком много народу каждый день забирали военные инженеры, чтобы наводить и укреплять наплавной мост. Зато уж испанских рогаток наделали столько, что любо-дорого посмотреть, отгородиться от врага можно было сразу двумя линиями. Никто не пройдёт, кроме разве что гусар. Кавалерия наша всё время носилась по округе. Командовавший ею Лонгин Козиглова приказы воспринимал исключительно буквально. И раз ему велено было гонять людей, он и гонял, частыми патрулями и дальними разъездами буквально наводнив все окрестности нашей позиции. На другом берегу уже стояли первые лановые полки, и вот они-то как раз буквально зарывались в землю, обустраивая редуты для перевезённых первыми пушек. Сейчас, на переправе, на нас могли напасть с обеих сторон, и коронное войско из Варшавы, и Оссолинский. Если они каким-то образом скоординируют действия — нам конец. Это понимали все в нашем стане, а потому что ни день на тот берег шли колонной по два лановых полка, чтобы тут же взяться за лом, заступ и лопату и продолжить укреплять наш стан на левом берегу Вислы. Коннице и наёмным полкам предстояло переправиться последними вместе с теми несколькими пушками, что мы оставили на правом берегу.

И всё же, как ни спешили мы, а не успели. На третий день после того, как мы с Ходкевичем и князем Янушем Радзивиллом прибыли к переправе, дальний дозор из рейтар Козигловы перехватил всадника. Тот отказывался говорить с кем-либо кроме меня или гетмана с князем Янушем, однако пароли назвал верные, и его под сильной охраной (мало ли кто он такой и что у него на уме, ведь пароли и выпытать можно) сопроводили к нам.

По виду всадник тот был натуральный лисовчик или казак — жупан, жёлтые сапоги, шапка и сабля в ножнах на поясе. Всё вроде и дорогое, да сильно потёртое, кое-как подшитое, кое-где залатанное.

— Пан полковник Лисовский вашим милостям челом бьёт, — первым делом приветствовал нас всех троих гонец. — Он вас меня до ваших милостей отправил и велел передать, что идёт к переправе всё войско пана старосты подляшского.

— А где же сам пан полковник? — поинтересовался я.

— Они с паном стражником великим литовским, — ответил гонец, — спешат следом за Оссолинским со всей своей силой, а меня и ещё нескольких вперёд отправили разными дорогами. Воевода подляшский их на два дня опережает, так что ударит по вашей позиции прежде, нежели пан полковник с Кмитичем поспеют.

— И как же так вышло, что пан Лисовский с Кмитичем вместе отстали от вражеского войска на целых два дня? — с угрозой в голосе спросил князь Януш Радзивилл.

Чуя, что над его головой тучи собираются, и сейчас придётся платить по всем счетам, лисовчик заговорил быстро, но очи при этом опустил долу, показывая всем видом своим, что раскаивается за общий промах.

— Обвёл панов вокруг пальца Оссолинский, — сказал гонец. — Показывался то в одном, то в другом месте, сумел разделить пана стражника с паном полковником, а сам собрал все силы в кулак и скорым маршем двинул сюда. Покуда Кмитич с Лисовским разбирались, мы едва не сцепились с его липками, но без крови обошлось, да время упущено было. Мне трёх коней дали, двух загнал, да и этот уже спотыкается.

— Что враг хитрее оказался, — развёл руками я, — в том позора для Кмитича с Лисовским нет, как и твоей вины в том, конечно. Ступай, отдыхай, пан, ты своё дело сделал как надо. — Я обернулся к гетману с князем Радзивиллом. — А нам теперь предстоит поработать как следует.

Я намеренно не стал спрашивать сколько у нас времени до прихода Оссолинского, и действовали мы так, словно его конная армия вот прямо сейчас должна показаться на горизонте. Сперва, конечно же, я велел делать засеку, на иное укрепление у нас времени бы не хватило, да и людей отрывать от работы на переправе и на левом берегу не стал. Нам куда важнее уйти на тот берег, сражение же выигрывать не требуется вовсе. На засеке поставили все пушки, что оставались в нашем распоряжении. Там же встали отборные наёмные полки, в основном из немцев и шотландцев. Лановая же пехота уходила на левый берег скорым маршем, заодно и проверяла на прочность переправу.