На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Но есть ли у нас выбор, панове? — спросил у обоих сразу. — Варшава на том берегу. Палить друг по другу из пушек мы можем очень долго, но без особого результата, Висла тут слишком широка. Рассчитывать всерьёз на помощь Сагайдачного или курфюрста тоже не стоит. Даже если они готовы подойти с подмогой, то слишком заняты сейчас там, где они находятся. А без тяжёлых пушек нам орудия из королевского арсенала на том берегу не подавить. Флота, чтобы организовать десант, у нас тоже нет. Что же делать? Стоять как хан Ахмат на реке Угре, не в силах переправиться, потому что королевское войско мешает? И долго мы так простоим? Обожрём всю округу так, что останется только корой с деревьев питаться, а потом уйдём, как Ягайло с Витовтом из-под Мариенбурга?

Вопросы мои били в самые больные места, и князю с гетманом нечего было ответить на них. Да, они не были согласны со мной, ведь план, предложенный мной, был весьма рискованным, и оправдается ли этот риск — никто не мог сказать. Вот только выбора у нас не осталось. Потому придётся идти на этот сумасшедший риск, ведь лишь он даёт нам хоть какие-то шансы взять Варшаву. К тому же это была возможность выманить короля с армией в поле для генеральной баталии.

Его величество с тревогой глядел на растущий на месте сожжённой Праги осадный лагерь мятежников. Каждый день король поднимался на одну из башен внешнего обвода городских стен Варшавы, чтобы лично посмотреть на врага через окуляр зрительной трубы. Пушки молчали на обоих берегах Вислы, а потому никакой опасности в таких визитах не было. Враг был слишком далеко, но пугающе близко.

— Они как будто собираются Прагу отстроить, — заметил его величество.

— Осада Варшавы дело серьёзное, — ответил ему всегда сопровождавший короля во время таких вот вылазок на стену Александр Ходкевич, — сходу её взять не выйдет. А этот московский выскочка, — так стали называть князя Скопина с лёгкой руки его величества, — более всего любит воевать от обороны. Это показывают все его битвы, даже под Смоленском он скорее вытеснял нашу армию с поля боя, нежели атаковал. Уверен, это не единственный осадный лагерь, который он возведёт, прежде чем решится приступить к настоящей осаде.

— И как же по вашему, пан гетман, — поинтересовался не слишком-то успокоенный его словами король, — он поведёт осаду? Мост через Вислу мы сожгли вместе с Прагой. Как он станет переправляться на наш берег?

— Думаю, для начала завяжет правильную артиллерийскую дуэль, — начал перечислять Ходкевич, — пушек у него для этого достаточно, и он вполне может обеспечить себе преимущество на конкретном участке нашей обороны. После этого на лодках, к примеру, переправит на наш берег несколько полков наёмной пехоты. Быть может, подкрепит их достаточным числом выбранцов, чтобы было кого подставить под первый наш ответный удар. А создав такой caput pontis,[1] постарается как можно скорее наладить переправу хотя бы и на месте прежнего наплавного моста. Место-то самое удобное. Станет переправлять пушки, чтобы как следует закрепиться на нашей стороне. К сожалению, Варшава стоит на левом берегу, что облегчает московскому выскочке задачу.

Король пожалел, что не встретил мятежников под Прагой, как собирался, а внял совету Ходкевича. Ещё не все подкрепления, на которые можно было рассчитывать, подошли к столице, да и штурмовать город врагу будет куда сложнее, нежели сражаться в поле. Внял ещё и потому, что большая часть кавалерии сейчас находилась на правом берегу, возглавляемая Оссолинским, а пехоты у короля было очень мало, к тому же известную часть её составляли выбранцы. А чего они стоят — его величество видел под Белостоком. Надави мятежники хорошенько, и лановые хоругви посыплются как карточный домик, увлекая за собой и тех, кто ещё мог бы держаться, но всегда готов поддаться общей панике, распространяющейся как лесной пожар.

Можно было соединиться с Оссолинским и дать бой мятежникам, однако его величество предпочёл внять совету Александра Ходкевича, позволив воеводе подляшскому действовать самостоятельно, и теперь королю казалось, что он совершил ошибку. Ходкевич был не только опытным военным, но и интриганом, что не сильно уступит даже епископу Гембицкому, и не хотел, чтобы рядом с королём оказался кто-то вроде Оссолинского — весьма искушённого царедворца. Тот ведь вполне мог бы потягаться с Александром Ходкевичем за булаву великого гетмана коронного, чего самому Ходкевичу бы очень не хотелось. Однако менять своё решение его величество не стал, и поздно, и не пристало это королю.

— Значит, нам остаётся только ждать, — сделал вполне логичный вывод Сигизмунд, — и отбивать атаки мятежников. Упредить их мы никак не можем.

— Тут, ваше величество, — с сожалением произнёс Ходкевич, — против нас сама природа. Мятежники стоят на правом берегу, а он выше, и это создаёт непреодолимую для нас преграду, даже если нам удастся подавить в каком-либо месте артиллерию врага.

Его величество сокрушённо покачал головой. Он бы и хотел что-нибудь этакое выдумать, вот только на подобные штуки горазд был как раз его соперник, незаконно отнявший корону великого княжества Литовского. Сам же Сигизмунд себя великим стратегом не мнил, и мнение своё по военным вопросам никогда профессиональным солдатам, вроде того же Александра Ходкевича, не навязывал.

[1] Плацдарм (лат.)

Уводить армию из осадного стана решили по частям. Опасно, но ничего не поделаешь. Это стало предметом для новых споров, которые я сумел прекратить лишь напомнив Ходкевичу и Янушу Радзивиллу, что я не просто воевода, но ещё и великий князь литовский, а потому могу им просто приказать. Это не понравилось обоим, всё же своим правителем они меня безоговорочно не готовы были признать, а особенно князь Януш Радзивилл, который и с королём Речи Посполитой себя едва ли не ровней держал. Недаром всю эту сверхбогатую магнатерию, вроде Вишневецких или Радзивиллов, «королятами» называли. На своей земле они и были настоящими правителями. Ведь до Кракова и Варшавы из Збаража, Вишневца, Замостья или Кейдан с Несвижем очень далеко. Настолько, что королевская власть на них распространяется чисто номинально.

Сперва увели кавалерию, которая должна сопровождать обоз с большей частью пушек. Это была наименьшая часть нашей армии. В осадном стане находились лишь гусары с рейтарами да часть пятигорцев. Остальные, включая конное шляхетское ополчение, противоборствовали с Оссолинским, всеми силами отвлекая его от наших перемещений. Когда же от места переправы через Вислу прискакали гонцы с новостью о том, что кавалерия наша вместе с пушками прибыла на место, а инженеры при помощи нескольких рот лановой пехоты уже начали строить широкий наплавной мост, я отдал приказ выступать выбранцам и гайдукам. Именно они, самая многочисленная, правда, не самая боеспособная, к сожалению, часть нашей армии, будут охранять переправу до подхода наёмных полков. Часть из них поможет при постройке наплавного моста, другие же как можно скорее соорудят некое подобие осадного стана для защиты от Оссолинского. Тот может нагрянуть со своим конным войском в любой момент.

И вот когда в осадный лагерь прискакали новые гонцы, принесшие ещё одну благую весть — ночью его покинули наёмные полки. А вместе с ними уехали и мы с Ходкевичем и князем Янушем Радзивиллом. В стане оставили один полк выбранецкой пехоты да пяток пушек, приказав напоследок солдатам палить по Варшаве, чтобы враг не догадался, что главные силы покинули руины Праги и собираются переправиться через Вислу в другом месте. Оставалось надеяться, что выбранцы не разбредутся по домам в первый же вечер после того, как мы покинем осадный лагерь, а продержатся тут хотя бы пару дней, давая нам возможность уйти подальше.

Они были самым слабым звеном всего моего плана. Ведь оставлять в покинутом осадном лагере более боеспособные части вроде наёмников, в которых я мог быть уверен, что они останутся сидеть там до окончания срока договора, я не мог себе позволить. В грядущем сражении нам будет нужен каждый человек, и даже лановой полк оставлять было не слишком разумно. Что уж говорить о наёмниках, пускай бы и об одной роте, которой вполне достало бы, чтоб создавать в осадном стане иллюзию присутствия. Но именно её может не хватить в битве с королём под стенами Варшавы, в чём я себе отдавал полный отчёт. Поэтому решение пришлось принимать вынужденное, а значит далеко не лучшее.