Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

женил, так и поставил. Варя тогда ведь ещё совсем девчонкой была, шестнадцать годков, а не побоялась за ним в глухую тайгу ехать… И вопросы с завозом отец решал только первый год, а там и эту ношу переложил на сыновьи плечи. Свёл с нужными людьми да и в сторону отвалил. И правильно сделал, кстати. Потому как навидался Полежаев таких акционерных обществ, «Пупкин и сын», где сынок вместо приказчика у папаши. А как не станет Пупкина-старшего, так всё акционерное общество коту под хвост. Потому как одно дело приказчик в лавке, и совсем другое — полновластный хозяин, перед самим собой ответственный… Вот Степан Савельич куда как не глуп, а потянул бы разве всё дело?

При мысли о приказчике купец помрачнел. М-да-с… крепко достала болячка Степана Савельича. Надо навестить его прямо сейчас, что ли, добрым словом поддержать и вообще…

В половине Голуба пахло тленом. Тот, у кого на глазах умирал человек, запомнит этот запах смерти, и ни с чем не спутает.

— Привет, Степан Савельич, — негромко поздоровался вошедший.

Приказчик повёл мутными глазами на звук. Лежал он по-прежнему на животе, дышал тяжело, с хрипом. Чудовищный ожог на спине не только не заживал — язва уже проникла до хребта.

— Помираю… я… Иван…

— Ну-ну, пòлно…

— Слушай… раз… говорю… пока… могу ещё…

Пауза.

— Где… та штуковина… чёртова?

— Охчен закопал.

— Ему… ничего?

— Так осторожничали мы, Степан Савельич. «Сидор» твой как есть на длинном шесте подцепили, донесли до ямы, руками не касаясь.

— А… ну тогда… хорошо…

Больной сделал позыв к рвоте.

— Вот… желудок… пустой… а тошнит…

Пауза.

— Сказать… тебе… чего… там случилось?

— Ну? — уточнять, где именно «там» и что конкретно случилось, Полежаев не стал. И так всё понятно.

— Летел… небесный корабль… через космос… в пустоте безвоздушной… с Марса, там… говорят… тоже живут…

Голуб вновь взял паузу, восстанавливая дыхание.

— Прилетели… они… сюда… и сесть решили…

— Хм… — Иван Иваныч потеребил бороду. — Зачем же сюда-то? Сели б где-нито возле Санкт-Петербурга, или Парижа какого…

— А может… им не надо… чтобы видели. Тайная миссия…

Новый позыв рвоты прервал бредовую речь.

— Прилетели… они… значит… садиться надумали… и тут — авария… котёл взорвался… или что там… у них…

— Ничего себе «котёл»! — Полежаев хмыкнул, крутанул головой. — Тайгу окрест на двадцать вёрст, почитай, как сдуло…

— Так… это же… не пароход… небесный корабль…

Пауза. Теперь Иван Иваныч слушал очень и очень внимательно. А что? Вполне даже правдоподобно. Умным людям, случается, в бреду предсмертном снисходит откровение свыше.

— Ну вот… там… наверное… какие-нибудь шлюпки… были… или что навроде кругов спасательных… как… на пароходе… по бортам… Взрослые… все погибли… команда вся… а малышка… спала в этой капсуле… чтобы… родителям не мешать… под ногами…

Полежаев всё теребил и теребил бороду — так, что того гляди, клочья полетят. Очень, очень даже правдоподобно. Впрочем, Варина версия тоже вполне себе…

— Э-эй! Дома еся кто? — раздался с улицы расхлябанный мужской голос.

Купец вздохнул.

— Ты погоди, Степан Савельич. Это Миргачен, похоже, припёрся. Сейчас мы с ним порешаем делишки-то, и разговор продолжим. Молочка тебе принести? Я Варваре накажу.

— Не надо… не принимает… нутро… вода… вон есть… иди уже, Иван…

Во дворе фактории стояли с полдюжины вьючных оленей, нагруженных какой-то рухлядью. Из поклажи двух олешков высовывались побуревшие от времени мамонтовые бивни.

— Здоров, Вана Ваныч!

— Здоров, Миргачен. Ты потише ори-то, у нас тут несчастье. Степан Савельич заболел сильно.

— Ну? — тунгус поцокал языком. — Ай-ай-ай, однако плохо. А я вот товар привёз, как обещал.

Купец чуть поморщился. Вообще-то среди тунгусов это почитается очень неприличным, вот так вот с ходу делать свой бизнес. Тем более узнав о болезни знакомого, легко так пропустить меж ушей… Не англичане, чай. Не американцы.

— Илюшка! А Илюшка! Помоги Миргачену разгрузиться-то!

— Ва, бойе! — расплылся в улыбке гость, завидев соплеменника. — Здоров!

И они залопотали по-своему, по-тунгусски. Купец вздохнул. Грешно вообще-то хаять человека, но против правды не попрёшь — мутный человечишка Миргачен. Хитрый, двуличный, а уж водку до чего любит — маму родную за водку отдаст… И болтлив, что твоя сорока. Сильно ненадёжный человечек.

И в этот момент в хозяйском доме громко, как водится — на все три октавы заревела Бяшка. Ох, как неудачно, ой, как скверно…

— Это чего это?! — изумился Миргачен.

— Да вот Варваре на крыльцо подкидыша подложили, — ляпнул Полежаев первое, что пришло на язык. И откуда что берётся? — Ну вот, теперь нянькается.

— Подкидыша? — тунгус недоверчиво поцокал языком. — Вай-вай…

— О-ой… оооой… — донёсся из половины приказчика протяжный стон. Прервав беседу с гостем, Иван Иваныч кинулся туда.

Голуб хрипел, валяясь на полу на боку, изгибаясь так и сяк. Агония, похоже, смятенно подумал Полежаев, вот ещё несчастье…

— Илюшка! Охчен!

Перебежать двор фактории — дело полуминуты, и вот уже всё мужское население крохотного селения сгрудилось вокруг умирающего. Впрочем, это ему уже помочь не могло ничем. В последний раз дёрнувшись, Голуб затих.

— Помер, однако, — горестно констатировал Илюшка, жалостливо моргая. — Худо, ой-ой!

Однако погоревать по свежеусопшему не удалось.

— Куда тебя чёрт несёт! — раздался со двора возмущённый крик Варвары Кузьминишны. Оставив покойного, Полежаев кинулся на звук.

Миргачен, очевидно, без стука впёршийся в хозяйскую избу, с целью удовлетворения дикарского любопытства — какой-такой подкидыш тут завёлся на фактории — выкатился вон с таким видом, будто за ним гнался медведь.

— Тама… тама…

— Чего «тама»? — раздражённо прикрикнул купец.

— Чёрт тама! — сейчас глаза тунгуса были круглее, чем у совы.

— Да ой! — насмешливо хмыкнул Полежаев. — Большой?

— Маленьки! Копыта — во, однако!

— Это ж сколько ты водки с утра выжрал, Миргачен? — издевался купчина.

— Моя нету водки! Моя не пил, однако!

— Ну, пошли, поглядим на чёрта, — приглашающе повёл рукой Иван Иваныч. — А вдруг я чего недоглядел?

Поколебавшись пару секунд, посетитель шагнул в сени, затем в избу. Маленькая, как обычно, баюкалась на ручках у Варвары, слегка прикрытая оренбургским платком. Орать Бяшка перестала — уже привычно затихала на руках.

— Ну? Где чёрт-то? — Полежаев неприметно сунул руку в шкаф, где в кожаной кобуре висел «маузер». — Младенца с чёртом спутал?

— Во! — тунгус таращился во все глаза. — Копыта ой-ой! Неуж не видишь, Вана Ваныч?!

Вместо ответа купец сунул ствол пистолета в бок гостю и нажал на спуск. Выстрел бахнул не особо громко — очевидно, весь заряд ушёл в нутро. Миргачен рухнул как подкошенный. Бяша снова заревела.

На пороге уже стояли оба работника.

— Значит, так… — Полежаев говорил теперь отрывисто, жёстко. — Степана похороним тут, на фактории. С могилкой и крестом, как полагается. Этого, — тычок в