Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

Кулик ещё подумал.

— Как правильно начать… Тут у вас вчера такое было…

— Какое «такое»?

Учёный снял, протёр очки. Водрузил их на нос.

— Это был звёздный корабль?

Обитатели заимки переглянулись. Первой засмеялась самая младшенькая девочка, и тут же, как по команде, грохнули все.

— Напрасно вы так, — подождав, когда взрыв веселья утихнет, Кулик улыбнулся. — Мировая наука…

— Да какое нам дело до твоей науки? — перебил Полежаев. — Мы живём тут тихо, никого не трогаем…

— А тогда покажите вашего чёрта, — обезоруживающе улыбнулся геолог. Сейчас, вот сейчас… замешательство в глазах их всех выдаст…

Общий хохот. Вероятно, они тут веселятся, по очереди демонстрируя друг другу палец, с закипающим раздражением подумал начальник экспедиции.

— Ты вот что… гм… Леонид Алексеевич, — вновь заговорил Иван Иваныч. — Оружье мы твоё до утра в шкаф крепкий спрячем… гм… и спички отдай, пожалуй. А так, чего ж — приветим путника, накормим-напоим, спать в тепле уложим. Раз уж ты такой честный и настырный. Ну а завтра в путь-дорожку до вашей, как его… Кстати, много никеля нашли?

…

Сапоги противно чвякали, требуя каши. Надо было побольше моток шпагата взять, мрачно подумал Кулик, переставляя ноги как чугунные тумбы. Хотя тут уже чуть-чуть осталось, дотянут сапожищи…

Нстроение было препоганейшее. Они смеялись. Они все смеялись дружно и весело, включая подрастающее поколение. Примерно так смеются, когда злого ворога удалось оставить с носом, и теперь уже всякие усилия того ворога бессмысленны и потому потешны.

Весь двор на Чёртовой заимке был утыкан следами этих чёртовых копыт. И они смеялись. Это было самое обидное. Если бы тот Иван Иваныч, или Охчен просто выстрелил в лоб безумцу, проникшему в их сокровенную тайну, и закопали бы они его где-нибудь при болоте, это было бы понятно. И не так обидно. Но в глаза-то зачем так издевательски ржать?!

Возможно, следователи ГПУ и смогли бы распутать змеиный клубочек. Вот только если начать объяснять чекистам насчёт инопланетного корабля и чёрта на заимке, им самим немедленно займутся санитары из психиатрической лечебницы. Следы? До них ещё нужно добраться, до тех следов…

Ладно. Мы ещё посмотрим, кто кого. Кусок инопланетного корабля необычного состава — это вам не байки про розовый эллипсоид и инопланетянина с копытами. Это факт, совершенно неоспоримый. Сейчас важно как можно скорее доставить находку в Академию Наук…

И это только начало. Там, в воронках, лежат основные фрагменты взорвавшегося инопланетного корабля. Да-да, преизряднейших размеров! Возможно даже, некоторые из них повреждены не столь безнадёжно, и можно будет определить кое-что насчёт конструкции… Это вам не никель, батеньки!

Вот только распространяться насчёт инопланетного корабля пока не надо… так прямо в лоб не надо. Сперва очень осторожно — вот, мол, кусочек метеорита любопытнейшего состава… Когда учёные академики начнут спорить, втягиваться в дискуссию, теряться в догадках, также осторожненько вбросить версию насчёт инопланетных пришельцев. Со смехотульками, ага, по меткому выражению Витеньки. Ну да, гипотеза совершенно безумная, но разве полёт фантазии советских учёных не самый смелый в мире?

И к тому времени, как настанет пора отправлять новую экспедицию, товарищи академики — а даже, вероятно, и не только они — уже будут морально готовы. Нет-нет, вслух этого ещё никто произносить не станет. Разумеется, поиск метеорита — а вы что подумали? Но что «зелёный свет» будет открыт по-полной, само собой разумеется…

Ну а уж когда крупные фрагменты будут подняты из болота, можно вернуться и на Чёртову заимку. Для вежливого, очень вежливого разговора. Ведь лучше откровенно поговорить с интеллигентным, всё понимающим учёным, нежели с грубыми следователями ГПУ, разве нет?

Над «штурмовым» лагерем клубился сизый дым — очевидно, печку затопили сырыми дровами. Несмотря на смертельную усталость, Кулик почувствовал прилив облегчения. Они вернулись. Вернулись, ребятушки, энтузиасты-комсомольцы вы мои дорогие!

В рабочей избе дым стоял коромыслом. Петя, сидя у печного зева, дул в него и отчаянно кашлял.

— Петя?

— Леонид Алексеич! — комсомолец обрадовался так, будто они уже извлекли вожделенный метеорит из болота. — Куда же вы пропали-то! Я пришёл, тут пусто, на вашем столе записка какая-то несуразная…

— Я очень рад, что вы вернулись, ребята, — совершенно искренне произнёс Кулик, осторожно присаживаясь на топчан — ноги ныли жутко.

Петя вдруг сник.

— Да, собственно… собственно говоря… я один.

— То есть?

Глаза комсомольца зло блеснули.

— Шкурники они, а не комсомольцы! Как Витя помер, так и раскисли. И прямиком из Ванавары в Кежму! Только что штаны не потеряли!

Кулик помолчал. Вот как… и Витя тоже, вечная ему память…

— Где похоронили? До Ванавары довезли хоть?

Петя совмем сник.

— Неа… Он ещё на Чамбе помер. Там и похоронили. Место солнечное, возле реки…

Кулик бледно улыбнулся.

— Ладно, Петя. Работы нам тут осталось совсем ничего, оборудование вон в лабаз стащить. Законсервируем до следующего года… И по воде домой. Скоро в Питере… тьфу ты — в Ленинграде будем!

…

— … А тогда, говорит, чёрта мне покажите!

— Хаа-ахаха!

Торжественный ужин на Чёртовой заимке проходил буйно. Да, так бывает иногда — сжатая до упора пружина страшного нервного напряжения со звоном раскручивается, и тут уж хоть палец покажи, все будут хохотать до упаду.

Удалось. Всё удалось. Чудо, которого устали ждать, всё же случилось. Бог услышал их молитвы. Звёздный корабль прилетел, и Бяша, их любимая Бяша-Огды теперь будет жить. Стальные челюсти судьбы-злодейки щёлкнули впустую. Она не умрёт нынче зимой от тоски. Её не застрелят «при задержании» злые люди. И уж тем более её не будут держать голой в клетке. Она будет жить долго и счастливо, там, среди своих!

Варвара Кузьминишна смеялась веселее всех, блестя всё ещё белыми, крепкими зубами. Ужас приближающейся неминуемой утраты любимой дочери… да никакому врагу нельзя пожелать такого!

— А как кто думает, далеко сейчас наша Бяша? — Иван Третий лопал клюквенное варенье, прошлогоднее, из ягод, собранных ещё Бяшкой.

— Да уж наверное далеко! — Дарёнка уписывала ячменную лепёшку с творогом.

— А дома она скоро будет?

— Да наверное скоро!

— Нет… — Иван Охченыч сказал это негромко, ровно. — Здесь, дома у нас, она никогда уже не будет.

И враз утихло веселье. Варюха, передумав кусать сочную морковку, осторожно положила её на большое деревянное блюдо. Блюдо стояло как раз там, где и должно — напротив Бяшкиного места. Сейчас пустого.

— А человека этого надо было застрелить, — продолжил юный тунгус ровным голосом. — Он хотел причинить вред нашей Бяше-Огды. И то, что он не смог его причинить, человека этого никак не оправдывает.

…

— Левее, левее!

Река Чамба, раздувшаяся после осенних дождей,