Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

погавкивая на глупых коров, не знающих порядка и нарушающих строй.

Из ворот, сонно жмурясь, выбрался на солнышко Рысик. Кот был уже весьма пожилой и мышей в чуланах, чего там, ловил всё хуже, но никому и в голову не приходило, что любимца Бяши-Огды можно кем-нибудь заменить.

Что-то копилось в воздухе, вызревало. Что?

Первым заревел бык, вожак стада. Завизжали, заскулили Маркс и Энгельс, Рысик зарычал-зашипел, и вот уже вся живность орала, как чокнутая.

Воздух над лужком, сразу за огородом, загустел, заструился, словно над костром, и из ничего возникло нечто, напоминающее перламутровую тропическую ракушку из книжки. Размером оно было не столь уж велико — пожалуй, с головную избу заимки, ну чуть побольше. В боку дива образовалось овальное отверстие, высунулся длинный язык, касаясь земли… Дарёнка теперь даже боялась дышать.

Серебристая фигурка с длиннейшими ногами, голыми до самого паха, топая копытцами, спускалась по пандусу.

— Бяша… — Дарёна почувствовала дикий прилив радости. — Бяша!!! Уииии!!!

Девушка рванулась к сводной сестричке, но пробежать успела лишь четверть дистанции. Три остальные четверти одолела сама Бяшка. Разве могут сравниться кочерги, удобные разве что для копания заступом огорода, с настоящими ногами богини?

— Бяша…

— Дарёнка…

Человеческая девушка уткнулась богине лицом под грудь — выше просто не доставала — и девушка нечеловеческая прижимала сестрёнку к себе, гладя и гладя по голове.

Из ворот заимки уже высыпали обитатели, и бросив стадо на произвол судьбы, от леса мчался во весь опор Ванятка Третий, сводный братец богини Огды.

— Бяшка!!!

— Ванятка!

И только тут Дарёна заметила стоящие на пандусе ещё две фигуры — одна рослая, пожалуй, даже ещё и чуть повыше Бяши, и одна не очень, даже пониже самой Дарёнки, тоненькая и хрупкая.

— Нравятся? — улыбнулась Бяшка. — Вот это муж мой, звать Энро, — имя вообще-то прозвучало не совсем так, но Дарёна услышала «Энро», — а это дочура, Уайра.

— Варя? — заморгала девушка.

— Да нет такого имени там у нас, — засмеялась Бяшка. — Это самое похожее, потому и взято!

…

Сапоги были новенькие, почти не ношеные. Да, специально надел в поход на эту чёртову Чёртову заимку новые сапоги начальник экспедиции, поскольку начальник в сапогах, подвязанных верёвочкой, это совсем уже жалкое и непритязательное зрелище.

Пень на дне кратера поставил жирную точку. То есть, конечно, научно-поисковая экспедиция формально продолжает работать, но сути это не меняет. Пень в главном кратере — это точка, крах всех надежд. Трое энтузиастов уже покинули лагерь, даже не попрощавшись, и можно было не сомневаться, что слаженный творческий коллектив в самое ближайшее время расползётся по швам. Нет, Кулик не винил их ни в чём, и зла на дезертиров не держал. Никто не выдержит, когда вместо радужных надежд из грязи вылезает гнилой пенёк.

Вот только надежда умирает последней. Нет-нет, на ямы в болоте никаких надежд учёный более не возлагал. Последняя зацепка — эта чёртова Чёртова заимка.

Как наяву встало перед глазами — круг, очерченный объективом сверхточного теодолита, риски и цифры шкалы. И на фоне закатного неба длинноногая, невероятно длинноногая фигурка нечеловека.

И розовое сияние сплющенного по вертикали эллипсоида, звёздного корабля, прибывшего забрать чудом уцелевшего члена экипажа того корабля, другого. Взорвавшегося над тайгой в далёком, уже так далёком отсюда одна тысяча девятьсят восьмом году. Только так и никак иначе.

Леонид Алексеевич шёл и шёл, размеренно и неторопливо, с каждым шагом приближаясь к окончательной и полной разгадке тайны. Да, сегодня вновь придётся ночевать в тайге… то есть, будь он помоложе, наверное, стоило бы попробовать дойти за одни сутки, дни сейчас длиннее некуда, да и ночью можно идти при известной осторожности… нет, неверно. Незачем являться затемно, когда с хозяевами той чёртовой Чёртовой заимки предстоит весьма серьёзный разговор.

Учёный плотно сжал губы. Завтра. Завтра тайна получит свою разгадку. Только так и никак иначе.

…

— … А ну ещё! Поддай парку, па!

Иван Иваныч вовсю орудовал вениками, охаживая дочуру, разместившуюся по диагонали на банном полке. Не совсем разместившуюся, впрочем — копытца свешивались за край даже при таком расположении.

— А и здоровущая ты у нас наросла, Бяшенька! — Варвара Кузьминишна, похожая сейчас на русалку — голая и волосы распущены до ягодиц — намыливала мочалку.

— Так я же предупреждала, ма, — Бяшка перевернулась, подставляя отцу живот. — Я ещё когда сказала — огого какая Огдища вам всем будет!

Все трое разом расхохотались.

Попариться в баньке, это была целиком Бяшкина идея. Нет-нет, у них там насчёт помыться без вопросов, всё есть, ну то есть абсолютно всё — от вихревого душа до пузырчатого бассейна. Вот только такой баньки, как на заимке нет. Совсем нету. На всей планете. И, если откровенно, разве в баню ходят только для смывания грязи?

— Только пусть папа меня моет! — богиня Огды встала во весь рост. — Не забыл, как мыть дочуру-найдёныша?

Полежаев мылил тугое, как литая резина тело дочуры, и сердце его плавилось от счастья. Вот же, как бывает на свете, кому расскажи, ведь ни за что не поверят…

— А помнишь, Бяша, как ты боялась, что титьки у тебя на бегу отвалятся? — засмеялась Варвара, с удовольствием разглядывая высокие, нечеловечески тугие груди дочери.

— Было такое, — ответно засмеялась Бяшка, закинув за голову руки, чтобы папе удобней было мыть дочуру. — А шейку дочуре? Отлыниваешь, па!

— Да не достаю я дотуда!

— А ты на приступочек стань, — вновь засмеялась дочура. — Во-от… видишь, нет нерешаемых вопросов!

Она вдруг перестала смеяться.

— Ма… ты постарела.

— Что делать, — улыбнулась Варвара. — Годы идут.

Она вдруг опустила мочалку.

— Как вспомнится иной раз — да не сон ли всё было?

Бяшка ответила не сразу.

— Точно, мама. В точности такое ощущение иной раз.

— Бяша… — мать наконец решилась тронуть деликатную тему. — А у вас там… ну… женщины скоро стареют?

— Совсем не стареют, — откликнулась Бяшка. — Ещё чего! Весь….. - девушка произнесла непривычное слово — вылизан, и медицина на что тогда?

— Хм… — покрутил носом Полежаев. — Что, все скрозь молодые?

— Ну да. До самой смерти все молодые.

— Хм… а сколько живут обычно?

— Да пока не надоест.

— То есть?

— В буквальном смысле. Сколько хочешь живи. Только ведь вечного ничего не бывает. Устают рано или поздно от жизни-то, папа. Я не права?

Полежаев, подумав, медленно кивнул.

— Права, как обычно.

— Трудно тебе было, Бяшенька? — вдруг тихо спросила Варвара.

На сей раз Бяшка молчала довольно долго.

— Трудно, — честно призналась она. — Так трудно, что… я же дикарка, мама. Тарзанка. В точности как в той книжке.

Пауза.

— Только вот нашёлся он… Энро. Полюбил меня,