Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

и на месте. Как всё это устроено, Иван Иваныч понять и не пытался… да и не волновал его этот сугубо технический вопрос, если честно.

Удалось. Вся жизнь удалась. Вот и у детей, у всех уже свои чада, то есть его, Полежаева, внуки. И даже есть одна внучка с копытцами.

— Бяша-Огды, скажи, мне снова ждать, когда ты прилетишь? — подал голос Охчен. — Если скоро, я подожду, помирать не буду пока, да!

Бяшка облизывалась часто-часто, шевеля ушками.

— Я постараюсь. Я очень постараюсь… Это будет трудно, но я сделаю всё, чтобы вы все не умерли так скоро.

Она перевела взгляд на отца.

— В клетку не полезу, — пошутил Иван Иваныч, угадав ход мыслей дочуры.

— В клетку?! — возмутилась звёздная богиня. — Да вы с мамой будете жить во дворце!

Варвара всё улыбалась и улыбалась, как блаженная, достигшая нирваны.

— Ты же сама сказала, Бяшенька — от жизни тоже устают… Но ты прилетай. Мы умирать не спешим, не думай.

Гигантская ракушка издала мелодичный сигнал — зять, уже сидевший внутри машины, явно поторапливал супругу не затягивать прощальную сцену сверх меры. Ну да, зять, пронеслась в голове у Полежаева очередная посторонняя мысль… а как ещё назвать мужа дочери?

— Ну всё, — Бяшка резко выдохнула. — Долгие проводы, лишние слёзы. Я не прощаюсь. Я говорю «до свидания».

Она повернулась и в несколько шагов оказалась в своём кораблике.

— Дождитесь меня!

…

Солнце выбиралось из-за горизонта медленно, неохотно, словно тоже желало ещё вздремнуть. Впрочем, частокол таёжных великанов скрадывал его свет, и внизу ещё доживали последние минутки предрассветные сумерки.

— Э-эй, хозяева! Есть кто живой?

Собаки лаяли зло и азартно — надо же, каков наглец, ещё и в ворота стучать смеет!

— Хозяева, ау-уу!

— Ну чего тебе надобно, старче? — насмешливый женский голос, несомненно, принадлежал Варваре Кузьминишне… если он верно запомнил имя-отчество. Да, сельские дамы имеют привычку вставать с рассветом, обыкновенно для дойки коров.

— Здравстуйте, уважаемая Варвара Кузьминишна! — Кулик тоже слегка добавил в голос шутливости. — Не пустите ли калику перехожего переночевать?

Короткий смешок.

— Нету у нас тут чертей. И кораблей небесных не водится. Мелко им тут, понимаешь!

Учёный вздохнул. Узнала… Тем лучше.

— Ну нету так нету. А просто поговорить?

Пауза.

— Ступай себе с Богом.

Стукнула дверь в избу. Собаки, верно поняв посыл хозяйки — гнать незваного гостя взашей — резко усилили гавканье. Так… понятно…

Расположившись на завалинке с внешней стороны дома, Леонид Алексеевич прилёг, с наслаждением вытянул гудящие ноги. Н-да… староваты вы, батенька, для таких игр, но что делать…

Он извлёк из вещмешка маленькую губную гармошку. Вообще-то играть на ней геолог мог еле-еле, пресквернейше, но это в данном конкретном случае даже плюс.

Противные скрипучие звуки понеслись окрест, собаки утроили усилия. Как долго хозяева смогут выдержать подобный концерт?

— Эй! Ты чего, болезный, совсем с ума спрыгнул? Пожилой вроде человек!

— Был бы в здравом рассудке, сидел бы в тепле, в Ленинграде, — парировал Кулик, вновь берясь за гармошку.

— А ну как собак спущу?

— А я застрелю их из «маузера» и дальше играть буду, — невозмутимо продолжил Леонид Алексеевич игру. Вот так вот. Тогда они надо мной в глаза издевались. Пусть попробуют наоборот. С психами вообще препираться трудно.

— Ха! А не боишься, что самого пристрелят?

— Ну, если уж тогда не пристрелили, так нынче какой смысл? — и Кулик заиграл на гармошке так фальшиво, что собаки просто захлебнулись лаем.

— Варвара, впусти уже калику умом скорбного, — раздался голос самого хозяина заимки. Вот, лёд тронулся… давно бы так…

Двор Чёртовой заимки был как двор, подобный множеству таких же на сибирских хуторах. Вот разве что бочка здоровенная выделялась…

И ещё на дворе имелись в достатке следы от чёртовых копыт. Свежие.

Охчен и Полежаев смотрели на гостя настороженно. Кулик медленно сел на лавку, глухо застонав, прижал ноющее сердце.

— Сердце болит? — Варвара Кузьминишна, можно поклясться, смотрела на наглеца уже с долей сочувствия.

— Болит, — чуть улыбнулся Кулик. — А как? Рушится дело всей жизни моей.

— Какое дело-то? Никель небесный для большевиков искать?

— А детишки ваши где? И уважаемая Асикай? — спросил геолог, оглядываясь.

— Пошто они тебе?

— Нет-нет, это очень хорошо, что их тут нет, — Кулик чуть улыбнулся. — Не годится им наблюдать…

Учёный помолчал. Отставив в сторону ненужный карабин, достал «маузер». Два чёрных дула уже смотрели на него пристально и внимательно. Быстрая реакция у мужиков, однако…

— Да не пугай, — усмехнулся он в лицо Иван Иванычу. — Не пальнёшь. Зачем? Я сам…

Кулик передёрнул затвор, заглянул в дуло пистолета.

— Здесь, у вас, на вашей заимке этой чёртовой, в том самом году садился межпланетный корабль. Он забрал того, кто долго жил под видом чёрта, пугая туземцев. Я видел тот корабль, розового такого цвета… в трубу видел. Я видел и следы — в том году их тут было больше чем коровьих. А вот свежие следочки, по всему вчерашние. Раз их сейчас нет, вывод — они улетели. Вчера вечером и улетели.

Попал, думал Леонид Алексеевич, следя за переглядом хозаев. В точку попал. Ладно…

— Доказательств сказанному у меня нет никаких. Но они уже и не нужны мне, никакие доказательства. Я просто прошу мне поверить. Я никому не скажу. А даже если бы и решился, так в «жёлтом доме» таких сказочников полно.

Пауза.

— А вы мне скажите.

— Ты брось-ка свою игрушку, слышь, — заговорил Полежаев, но Кулик перебил:

— Так расскажете?

— Нечего нам тебе сказать.

Учёный вздохнул.

— Понятно…

Он сунул в рот дуло «маузера» и нажал на спуск. Щёлкнул курок, Варвара охнула.

— Да ты совсем дурной! — Полежаев вырвал из руки гостя оружие. Оттянув затвор, выщелкнул на ладонь патрон. Целый патрон с наколотым капсюлем. Этот трюк Кулик задумал ещё в Ленинграде. Откуда хозяину лесной заимки знать, что порох из гильзы вынут?

— А давайте рассуждать здраво, Иван Иваныч. Все мы когда-то умрём, учитывая же мой возраст, это случится достаточно скоро. Мне уже не нужна слава. Денег на хлеб тоже много не нужно. Мне нужна Истина. Я дозрел.

Учёный говорил чётко, размеренно и где-то даже весело. Совсем как Бяша тогда, пронеслось в голове у Варвары.

— Ваня, скажи ему всё, — внезапно сказала она. — Дошёл человек, однако. Бяши тут нет, а нам уже не страшно.

…

Эпилог

— Вот такая история… братец… ты не забудь, сохрани…

— Запомнил я, — как можно мягче пообещал Еремеев. — Буду жив, найду кому рассказать.

Отказывать умирающему в последней просьбе — последнее дело. Даже если умирающий несёт откровенный бред.

— Спасибо… тебе… —