Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

Я забыл все слова молитв, все техники медитаций, все святые слоги могущества…

Я терял и власть над моим телом, теперь это джинн управляла моими руками, ногами, даже моим языком…

— КАРА! СПРАВЕДЛИВОСТЬ! БАКАРАХ! ЖАРКАЯ ПИЩА СПРАВЕДЛИВОСТИ!

Джинн прокричала это моим ртом.

Надо было что-то предпринять, немедленно, в течение одного вдоха…

И я сделал единственное доступное мне. Вложив в это движение всю мою оставшуюся волю — я сунул руку в мешочек на поясе, достал змеиный амулет, снятый с тела командира Басиля, а потом кое-как, резким движением, трясущейся рукой натянул амулет на цепочке себе на шею.

Джинн не сопротивлялась этому. Она не знала, что это за амулет. Слишком сложные материи для неё.

Но ведь этот амулет подавляет всю мистику, так?

Один миг ничего не происходило, и джинн во мне продолжала торжествовать и бесноваться. У одного из старейшин, который подошел ближе всех ко мне, вспыхнула пламенем мохнатая папаха на голове…

А потом цепочка осела на моей шее ниже, амулет коснулся моей груди. И я ощутил холод там, где он касался меня. И рубиновые глаза серебристой змеи-амулета вдруг вспыхнули, запылали нездешним огнем.

Я услыхал громкое шипение, исходившее из амулета — оттуда и прямо мне в сердце.

Меня будто ударили по голове огромным молотом со всей силы, будто вышибли из меня весь дух, будто сбросили с самой высокой горы вниз…

Я рухнул на колени. Господи, помилуй!

Что я наделал, что? Зачем я убил всех тех людей в Шайтановой Кладке? ЗАЧЕМ? Я ведь мог убить одного их командира моей мистикой, а остальные бы испугались и сдались… Но я зачем-то убил их, погубил всех, почти все полтысячи человек. Даже рыцарей, даже иноземцев, которые наверняка и по-джахарийски-то не говорили, и не понимали, что происходит, против кого их заставляют сражаться и почему…

За что я их убил? Воистину, я великий грешник, и нет мне места на земле! А до этого я также убил Муаммара, а Муаммар был благородный человек и воин, настоящий мужчина, не то, что я…

И мой шейх, я подвел моего шейха! И всю мою семью до этого…

Слабак. Маленький и беспомощный. И становящийся убийцей, монстром, лишь только стоит ему дорваться до власти…

Нет. Это не я.

Это ведь не я сделал — не я убил тех людей в лощине, и Муаммара тоже. Это джинн сделала. Алькки-ШЕККИ. Проклятая безмозглая сука Алькки-ШЕККИ!

Я ненавижу её. Пусть она умрет! Пусть она отвечает за грехи и смерти, а не я…

И в этот миг я ощутил страшное — нечто непоправимое. Алькки-ШЕККИ внутри меня взревела, а потом умерла. Умерла навсегда, бесповоротно, убитая моей ненавистью. И черные частицы полетели у меня из носа, ушей, рта, глаз…

Черные, обращающиеся на глазах в серые. Мертвые частицы, они пеплом опадали на землю и тут же развоплощались.

Моя супруга Алькки-ШЕККИ была мертва. Я убил её моим сожалением, моим обвинением против неё…

Её больше не было. Нет Алькки-ШЕККИ.

— Помогите мне, — заканючил я, — Помогите, ну же. Снимите с меня эту штуку!

Но горцы просто стояли и в страхе глядели, как из меня лезут последние уже мертвые частицы джинна. Старейшина уже потушил свою папаху, затоптал её ногами, а горец, которому я обжег лицо, громко ругался, а в селении лаяли разом все собаки… И всё. Моя джинн успела сейчас сжечь лишь одного человека, да и то не до смерти.

В глазах у меня темнело, я кое-как нащупал цепочку на шее, сорвал с себя проклятый амулет и отшвырнул прочь. Амулет упал в дорожную пыль, рубиновые глаза змеи погасли — медленно, будто тварь засыпала…

Интересная штука. Пожалуй, это самое черное, самое демоническое, с чем я имел дело до сих пор.

Я теперь понимал, каким образом этот амулет гасит всю мистику. На шаэлей он, видимо, действует на расстоянии, а на меня, повелителя джиннов — только если непосредственно касается меня. Он заставляет человека чувствовать вину — такую сокрушительную, что это ломает человека полностью. А потом заставляет человека переложить эту вину на собственную мистику, на свои способности — объявив их абсолютным злом. И способности умирают, мистика уходит…

Вот так это действует. Вот так умерла моя супруга Алькки-ШЕККИ. Чтобы носить такой амулет на шее нужно быть конченым злодеем без совести, каким и был «эмир» Басиль ибн Бадр. Ну или святым.

Я теперь понимал, почему этот амулет не смог обессилить Нуса там, в монастыре, когда охотники ворвались в обитель, я понимал, почему Нус забрал с собой четверых врагов, прежде чем умереть. Нус ведь и так ненавидел мистику. Конечно, этот амулет не смог сокрушить его полностью. Мировоззрение Нуса было противоядием против этого амулета.

А вот моего джинна он просто убил. Я больше не чувствовал Алькки-ШЕККИ в моем сердце. А через миг я уже забыл её имя сердца…

Как звали моего джинна, мою жену? Я не помнил, никак не мог вспомнить.

Я тяжело поднялся на ноги.

— Воды, — простонал я, — Воды!

Кто-то поднес мне флягу, и я жадно припал к ней.

Один из горцев, пришедших со мной, что-то яростно и шумно втолковывал старейшинам на своем распевном языке, которого я не знал. Наверняка говорит им, какой я великий маг и мистик, говорит им, что меня надо слушаться, а не то я снесу их деревню с лица земли…

Пусть так и думают. Сейчас главное, чтобы горцы верили, что способности у меня все еще есть. А иначе меня просто растерзают. Скольких парней из этого селения я убил там, в Шайтановой Кладке?

С охотниками ушло полсотни человек отсюда, а вернулись — десяток…

Я мрачно и свирепо глядел на горцев, а они все говорили и говорили — не со мной, а друг с дружкой. Я знал, что горцы любят говорить, любят советы, сборища… У них же нет ни короля, ни принцессы. Они сами по себе, вот и болтают.

Я теперь понимал, в чем состоял истинный план шайтана. Не в том, чтобы я, отравленный внушенной мне яростью, пришел сюда и убил всех жителей. Нет, не на это шайтан рассчитывала. Шайтан хотела, чтобы я потерял власть над моим джинном, а потом одел бы амулет, желая остановиться, и убил моего джинна.

Так и случилось. Горе мне! Я теперь стал вдовцом. И к тому же