"Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Кюнскен Дерек

«Звучит хорошо», — согласился Хант.

До сих пор история контакта Ханта с другой версией себя не вышла за рамки избранных из числа высшего руководства и научного персонала UNSA. В тот вечер состоялся ужин в честь одного из основателей UNSA, который уходил на пенсию, на котором Хант должен был сказать несколько слов признательности от имени физической стороны операции. Кто-то предположил, что это может быть хорошей возможностью сделать новость о странном опыте Ханта публичной. Первоначальная реакция Колдуэлла была негативной на том основании, что такая сенсация рискует затмить Оуэна в то, что, в конце концов, должно было стать его вечером. Хант чувствовал, что это может сработать и наоборот: когда чей-то выходной ужин упоминается как случай, когда миру было рассказано, это может быть лучшим памятником труду всей жизни, о котором кто-либо может мечтать. В конце концов они решили предоставить это Оуэну и позволить ему решать. Оуэн ответил, что не может представить себе большей чести, чем то, что его имя связано с тем, что можно назвать одним из самых захватывающих научных открытий всех времен.

«Я так понимаю, мы все еще идем вперед», — сказал Колдуэлл. Люди действительно сомневались в таких вещах.

«Я планировал перепроверить с Оуэном, прежде чем встану и буду говорить», — ответил Хант. «Я всегда могу переключиться на запасной вариант ирландских шуток или что-то в этом роде, если он передумает». Колдуэлл кивнул, показывая, что они оба думают одинаково.

Экран у его локтя снова ожил, чтобы показать удлиненную голову ганимейца, темно-серого цвета, с выступающим подбородком и вертикальными готическими линиями, обрамляющими большие яйцевидные глаза. Плечи были прикрыты верхом светло-оранжевой туники, с желтым воротником, охватывающим шею. Лицо сжалось в том, как Колдуэлл научился распознавать инопланетную ухмылку.

«Портик Эесян», — раздался голос Митци. «Я сказала ему, что Вик с тобой. Он говорит, что это верный признак грядущих неприятностей».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Профессор Кристиан Данчеккер был озадачен. Один из краеугольных камней того, что считалось неоспоримым и универсальным принципом биологической теории, выглядел так, будто он мог покоиться на шаткой почве. Принятые научные убеждения не были достигнуты легко, и он был не из тех, кто легко их меняет.

Он сидел, сгорбившись, в своем офисе в здании Бионаук в Годдарде, его худое, лысеющее тело и нескладные конечности были расставлены в странной композиции углов в одном из тех кресел, которые никогда не казались правильными по размеру или форме, независимо от того, сколько моделей он пробовал, и хмурился, глядя на оскорбительные бумаги, разбросанные по столу, пока он полировал линзы своих анахроничных очков в золотой оправе. Затем он водрузил их обратно на переносицу и снова сосредоточился на ссылках, которые он перечислил на одном из дисплеев на боковой панели. Отчеты были о работе, проделанной в разных местах по всему миру, чтобы повторить и расширить некоторые эксперименты, проведенные исследовательской группой в Австралии по путям метаболизма питательных веществ в определенных штаммах бактерий. В целом, каждый тип бактерий зависел от первичной пищи, которую он обладал генами для расщепления и использования. Вероятно, самым известным примером была обычная кишечная палочка, обнаруженная у людей, которой требовался сахар лактоза. Иногда случалось, что если механизм переваривания первичной пищи был отключен, то были возможны мутации, которые могли создать альтернативный метаболический путь для использования другой пищи вместо этого. В случае E.coli две конкретные точечные мутации, происходящие одновременно, позволяли ей питаться другим сахаром. Скорости мутаций были известны, и в условиях типичного лабораторного эксперимента можно было бы ожидать, что они будут происходить вместе примерно один раз в сто тысяч лет. На практике десятки примеров наблюдались в течение нескольких дней. Но это происходило только тогда, когда альтернативный целевой сахар присутствовал в питательном растворе, используемом для культуры.

Это означало, что мутации не были случайными, как биологическая доктрина неуклонно утверждала более столетия, а были вызваны сигналами в окружающей среде. А это, в свою очередь, означало, что генетические «программы» для реагирования на эти сигналы, должно быть, уже были там, в бактериальном геноме изначально. Они не возникли за миллионы лет проб и ошибок отбора из случайных мутаций. Процесс, с помощью которого это было достигнуто, был раскрыт в форме белков-мессенджеров, кодирующих полученную извне информацию, которая была записана в геном специальными ферментами — неверно истолкованными как компоненты антител к вирусам, которые, как оказалось, никогда не существовали, и причиной огромного медицинского скандала и потока коллективных исков в прошлые годы. Таким образом, было показано, что одна из центральных догм эволюционной теории была нарушена. То, что все это было гораздо более сложным делом, чем уверенно предполагалось, было, мягко говоря, наименее тревожной интерпретацией, которую можно было ему дать.

Данчеккер все еще не был уверен, что должность старшего директора в иерархии UNSA со всеми сопутствующими бюрократическими хлопотами и почтением к академическим условностям действительно ему подходит. В более спокойные моменты, когда он расслаблялся в своей квартире под музыку Малера или Берлиоза или сидел, созерцая деревья у какого-нибудь уединенного притока Потомака, его разум все еще парил вместе с кораблями миссии Юпитера в ледяных пустошах Ганимеда и снова видел бледно-зеленое, с оранжевыми полосами небо Евлена над возвышающимися инопланетными городскими пейзажами. На обширном пространстве миров, куда распространились турийцы, обитало больше странных и удивительных форм жизни, чем можно было бы увидеть хотя бы мельком за всю оставшуюся жизнь. На Крейсесе было существо, которое было и животным, и растением, укореняющимся в земле, когда условия были благоприятны, и уходившим, когда они менялись. Яборианцам-2 каким-то образом удалось создать обратную химию на всей планете, в которой оксиуглеродная жизнь процветала в восстановительной атмосфере метана.

Он понял, что снова погрузился в размышления, когда Сэнди Холмс, его технический помощник, просунула голову из лабораторной зоны снаружи офиса. Директор подразделения или нет, Данчеккер не позволял административным вопросам мешать ему заниматься практическими делами. Забота о них была тем, для чего и нужны сотрудники. Он отказывался принимать звонки во время работы.

«Простите, профессор?»

«Хм? Что?… Ох». Данчеккер неохотно вернулся на планету Земля. Он вздохнул и указал на бумаги, лежащие перед ним. «Похоже, многое из того, что мы считали бесспорным, может быть переосмыслено с основ, Сэнди. Развитие организмов гораздо более тесно связано с окружающей средой, чем может объяснить существующая теория. Тебе нужно это прочитать… В любом случае, что это?»

«Милдред внизу, на ресепшене. Ты собираешься пообедать с ней, помнишь?»

«А, да». Обычно Данчеккер бледнел при упоминании этого имени. Его двоюродная сестра из Австрии пару месяцев жила в районе Вашингтона, округ Колумбия, пока работала над своей последней книгой, посвященной культуре и социологии Тюри. Она использовала Данчеккера как главный источник информации и исследований. Но сегодня он с нетерпением ждал встречи с ней. «Ты можешь организовать нам воздушное такси до входной двери, Сэнди?»

«Оно уже в пути. Я им сказал, Оливковое Дерево. Это нормально?»

«Это будет великолепно».

«И мисс Маллинг просила меня напомнить вам, что вы встречаетесь с Виком Хантом и Греггом Колдуэллом в Carnarvon сегодня в шесть тридцать вечера». Мисс Маллинг была личным секретарем Дэнчеккера, которого он, к счастью, оставил руководить административными и финансовыми вопросами из ее владений на дальней стороне верхнего этажа, откуда она управляла зданием. Она пришла с его назначением на должность директора в ходе реорганизационной перетасовки UNSA и была главной причиной его отказа отвечать на звонки, когда он был погружен в то, что его интересовало. Обычно ее имени было достаточно, чтобы вызвать рефлекторную гримасу, но в этом случае Дэнчеккер просто кивнул, как ни в чем не бывало, снимая лабораторный халат и вешая его на стойку у двери. «Кажется, вы сегодня в прекрасном расположении духа, профессор», — заметила Сэнди, идя с ним обратно через лабораторию туда, где она работала с лаборантом, готовившим предметные стекла для микроскопа.