Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

– Ага. Не знаю: истина, к которой мы можем стремиться. – Франс блаженно улыбнулся, блеснув зубами цвета слоновой кости на бледном, пастельном лице. Он обожал подобные разговоры, и годы, отданные извозу по солнечной системе убийц и жмуриков, чрезвычайно редко предоставляли ему подобную возможность.

– Восхитительная ситуация. Я исполняю роль адвоката дьявола при иезуите! Что, если, – предположил он лукавым тоном, – Авраам изобрел Бога потому лишь, что хотел придать смысл хаотичному примитивному миру. Мы сохраняем этого вымышленного Бога и настаиваем на том, что он любит нас, так как боимся огромной и безразличной к нам Вселенной.

Джон посмотрел на него и задумался над собственным ответом, но прежде чем он успел открыть рот, всеми забытый Нико удивил их обоих репликой:

– Наверное, когда ты боишься, то лучше слышишь Бога, потому что слушаешь старательнее.

Интересная мысль, однако с ним, с Джоном Кандотти, было иначе, когда в ангаре посадочного аппарата он ждал, когда откроется люк и его выбросит в космос, не в силах думать о чем-то другом, кроме близкой и неотвратимой кровавой кончины.

– Не знаю, – повторил он в итоге.

– Чисто человеческое состояние. – Франс трагически вздохнул. – Как страдаем мы в своей суете и невежестве! – Он просветлел. – Вот почему еда и секс так приятны нам. Ты поел? – спросил он и с этими словами побрел на кухню, оставив Джона высасывать кровь из раненного им самим ногтя.

Кандотти уже удалился, когда Франс вернулся к столу со своим ленчем. Франс улыбнулся Нико, безмятежно сидевшему в своем уголке, напевая Quesта o quella[47] – арию герцога из оперы «Риголетто», единственной действительно нравившейся Франсу.

– Нико, – объявил Франс, садясь за еду, – последние несколько недель я потратил на старательное наблюдение за нашей крохотной группой путешественников и в явной противоположности экзистенциальному страху, владеющему Кандотти, пришел к неизбежному выводу. Хочешь услышать к какому?

Прекратив напевать, Нико посмотрел на Франса, скорее из вежливости, чем ожидая. Нико всегда был вежливым мальчиком.

– Так вот, Нико: если кто-то из нас и вернется живым из этой гонки, это будет самое настоящее чудо, – сообщил ему Франс, наполнив рот paglio fieno, знаменитой двухцветной желто-зеленой пастой, и запив глотком «Москато д’Асти». – Нико, а ты знаешь, кто такие рунао?

– Что-то вроде старой машины?

Франс сделал еще один глоток.

– Нет, Нико, машина – это «Рено». A рунаo – это одна из руна, народа, живущего на Ракхате, куда мы направляемся. – Нико кивнул, и Франс продолжил: – Рунаo с практической точки зрения представляет собой корову, наделенную мнением. – Он пожевал, проглотил. – Его великолепие, дон Карло, всего лишь мегаломан, воспылавший целью править стадом говорящих коров. И для того чтобы выполнить эту славную миссию, он собрал вместе циркового шута, дурака, четырех священников и проклятого калеку, которого тебе пришлось избить до полусмерти только для того, чтобы затащить на этот корабль. – Франс удивленно качнул головой, но остановился, обнаружив, что щеки его и второй подбородок двигаются не в такт с черепом. – Священники считают, что летят на Ракхат для того, чтобы исполнить Божью волю, но знаешь, почему здесь оказались мы с тобой, Нико? – задал Франс риторический вопрос. – Потому что я разжирел настолько, что больше не смогу трахнуть ни одну бабу, и что еще мне остается? A ты летишь потому, что слишком туп и не умеешь сказать нет. Больше никого Карло не смог уговорить.

– Неправда, – с полной убежденностью заявил Нико. – Дон Карло решил лететь, потому что узнал, что боссом станет его сестра Кармелла.

Франс моргнул:

– И ты знал об этом?

– Об этом знали все, даже якудза в Японии, – поведал Нико. – Дон Карло был в большом недоумении.

– Ты прав, – согласился Франс. К тому же у него не было никаких причин напрашиваться на неприятности. Карло падроне на корабле, Нико предан ему – он едва не убил парня, который пытался в баре стребовать с Джулиани деньги по счету.

– И я извиняюсь за то, что назвал тебя тупым, Нико.

– Возьми назад и свои слова относительно руна, Франс.

– Беру назад свои слова насчет руна, – заторопился с ответом Франс.

– Потому что руна – не коровы. Они хорошие, – сообщил ему Нико. – А плохие там эти жана…

– Я только пытался пошутить, Нико. – «Несмотря на годы, свидетельствовавшие о противоположном, я до сих пор не оставил надежды на то, что Нико научится распознавать иронию и сарказм. Что как раз и показывает, кто из нас на самом деле туп», – подумал Франс, цепляя вилкой очередную порцию пасты.

– А ты часто молишься, Нико? – спросил он для того, чтобы переменить тему.

– Утром и перед сном. Читаю «Богородице, Дево, радуйся», – сказал Нико.

– Тоже сестры дома научили, так?

Нико кивнул.

– Меня зовут Никколо д’Анжели. Д’Анжели – это значит «от ангелов», – проговорил он. – Я был у них до того, как попал домой. Ангелы оставили меня. Я произношу свои молитвы утром и перед сном. Богородице, Дево…

– Braυ scugnizz, Нико. Ты хороший пацан, – произнес вслух Франс, думая при этом: «Ангелы, которые тебя бросили, должно быть, пропустили в своей родословной несколько последних имен, мой друг». – Значит, ты веришь в Бога, так, Нико?

– Верую, – торжественно подтвердил Нико. – Так сказали мне сестры.

Франс жевал какое-то время.

– У меня есть одна небольшая гипотеза касательно Бога, Нико, – проговорил он, глотая. – Хочешь услышать?

– А что такое ги…

– Ги-по-те-за, – неторопливо произнес по слогам Франс. – Это идея. Идея о том, как что-то там работает. Которую можно проверить. Ты понял, Нико?

Маленький череп неуверенно кивнул.

– Вот тебе моя идея. Есть такой старый рассказ о человеке и коте…

– Я люблю кошек.

«И чего я стараюсь?» – спросил себя Франс и продолжил:

– Человек… это был такой знаменитый физик по фамилии Шредингер – не волнуйся, Нико, тебе необязательно запоминать его имя. Так вот, Шредингер сказал, что вещь нельзя считать подлинной, пока ее существование не подтвердит кто-то со стороны. Он сказал, что только наблюдатель делает событие подлинным.

Нико посмотрел на него несчастными глазами.

– Не беспокойся, Нико. Я сейчас объясню попроще. Шредингер сказал, что если посадить кота в ящик и поставить туда блюдце нормальной еды и блюдце отравы, а потом закрыть ящик…

– Это подло, – заметил Нико, возвращаясь назад к конкретике.

– Избивать до полусмерти бывших священников тоже нехорошо, Нико, – сказал ему Франс, отправляя в рот очередную порцию пасты. – Не перебивай меня. Так вот: кот сидит в коробке, он может съесть хорошую пищу и может съесть отраву. Поэтому он в данный момент или жив, или уже мертв. Однако Шредингер сказал, что