Как приручить дракона – 5 - Евгений Адгурович Капба

Правда — разгонно звучит? Гы-ы-ы-ы! Так-то я еще и владетель Паннонии, но это — чисто формально. А тебя как там по имени-отчеству? Сложное какое-то фамилие у тебя было…

— Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, — охотно напомнил я. — Школьный учитель.

— Ну, судя по твоей трости и по этому ордену, ты — такой же школьный учитель, как я — бариста и шаурмист, — покивал он.

— Эй, я вправду учу детей в школе! — возмутился я. — Я педагог высшей квалификационной категории, а там — еще и учитель-методист, и кандидат исторических наук!

— Так и я шаурму капитально замутить могу, — пожал он плечами. — И кофе на песке лучше меня никто не варит. Идем, идем, занесем твой саквояж, заодно кофе бахнем! Искать паразита без кофе — это дурацкая затея. Все эти великосветские приемы — такая махровая дичь… Ни пожрать, ни поспать, ни… чего. Пошли.

И мы пошли. Наверное, сложно было придумать более странную пару. Он — в джинсах и репейнике, огромный и звероватый, с бицепсами, которые распирали рукава косухи, уверенный в себе и заполоняющий собой сразу все пространство, сколько бы его ни было. И я — в пальто, с тросточкой, худощавый, бородатый и вообще — вида самого что ни на есть декадентствующего. И уж совершенно точно — никто из нас не походил на аристократа. Разумеется, если мы говорим об аристократии, как ее представляли себе местные.

Все эти шляхтичи в желтых сапогах и панночки с диадемами — они шарахались от нас, как от прокаженных! И вряд ли дело тут было в моей бороде. Скорее всего — главная проблема заключалась в том, что мой новый знакомый пер вперед весьма решительно, напевая себе под нос нечто угрожающее. Прислушавшись, я с некоторым внутренним удовлетворением стал различать сначала мотив, потом — отдельные слова, а потом — узнал и всю песню.

Черный урук в такт тяжким своим шагам мурлыкал себе под нос, иногда переходя на гроул, известный революционный гимн!

— … vihri vrazhdebnye veyut nad nami

temnye sily nas zlobno gnetut…

Это была «Варшавянка», чтоб меня! И ничего более неуместного, кажется, я в своей жизни не слышал!

* * *

Глава 3

Индукция

Здесь, в парке, температура воздуха составляла градусов двадцать, не меньше. Аристократы любили комфорт! Благодаря таким тепличным условиям, панночки могли позволить себе довольно откровенные платья — с разрезами и декольте. Нет, что и говорить — зрелище было привлекательное, аристократки справедливо считали, что главной целью техномагического прогресса всегда было и остается сохранение и приумножение женской красоты — и пользовались этим, чтобы добиться шикарного внешнего вида.

Шляхтичи тоже не отставали от своих спутниц — микроклимат позволял им сменить жупаны на кунтуши, расстегнуть пуговицы блуз, закатать рукава, демонстрируя жилистые предплечья и мужественную волосатость груди. Они ходили гоголями, стараясь произвести максимальное впечатление на прекрасный пол своей брутальностью. Кое у кого получалось.

Я уже на ходу снял пальто, а подойдя к фудтраку с яркой белой надписью «ORDA» и легко узнаваемой белой дланью, скинул и пиджак. Вид у меня был ни разу не мужественный. С саквояжем, кучей вещей в руках и торчащей из всего этого изобилия тростью я напоминал того, кем и являлся: путешествующего интеллигента.

Из окошка фудтрака, откуда шибало жаром и мясными запахами, высунулась страшная клыкастая рожа:

— Гарн, гарн! — обрадовался мне знакомый урук в дрэдах и протянул свою татуированную лапищу для приветствия. — Пепел! Добрейшего вечерочка, чтоб я сдох, это ж надо — гора с горой не сходится, а вот мы с тобой, как видишь…

— Вы что — знакомы? — удивился Бабай.

— Это тот рыжий хладнокровный черт, с которым мы добывали драконьи кости в Мнемозино! — тут же сдал меня Бахар. — Сотрудник Риковича.

— Внештатный! — тут же вставил свои пять копеек я. — Я — педагог!

— Как оно все переплетено-то… — задумчивое выражение лица пану-атаману явно не шло, он становился похож на кретина. — Ладно, что высмотрел-то, Бахарушко?

Бабай Сархан полез в фудтрак и принялся там хозяйничать, спустя несколько мгновений сильно запахло крепким кофе. Бахар же наоборот — выбрался наружу, явив миру свою гигантскую наружность, и вещал:

— Того-этого… Три подозрительных высмотрел. Один — мужик в белом пальто, явно неместный. У него рожа такая… Переменчивая, я бы даже сказал — ненадежная! Будет мимо проходить — пальцем ткну. Второй — местный, шлюхтич. То есть — шляхтич! Высокий, такой на морду симпатичный, но бледный. Волосы светлые, плечи — широкие, лапсердак — с золочеными петухами, расписной. Тип этот то щурится, то шатается, будто нехорошо ему. Ходит, пялится на всех так, вроде как сожрать хочет. И третья — баба!

Тут он замолчал, а Бабай высунулся в окошечко, мигом разлил по трем крохотным чашечкам кофе из турки, и спросил:

— И что, интересная баба?

— О-о-о-о! — Бахар закатил глаза. — Не женщина, а взбитые сливки!

— Липкая и приторная? — уточнил я.

— Не! Белая и сладкая! И пышная! — урук с дрэдами принялся пояснять, показывая руками невероятных размеров достоинства незнакомки. — Ща Кузя фотки сбросит. Ну, бахнем?

— Бахнем… — уруки взялись за чашечки. В их мощных лапищах они смотрелись как кукольные посудки.

Я тоже взял кофе и принюхался. С кардамоном! Эти орки — настоящие гурманы! Но я — человек чайный, мне кофе так — на разок побаловаться, или — в качестве стимулятора-лекарства. При этом стоило отдать должное — пан-атаман не врал, получилось у него знатно! Зборовский бы одобрил.

— Пилинь! Пилинь! — завибрировал карман у Бахара, он достал смартфон и показал экран нам обоим. — Вот! Баба.

Панночка на самом деле оказалась что надо, стоило признать. Не толстая — фигуристая. Но глаза у нее были странные — чуть раскосые и явно с придурью.

— Пилинь! — снова звякнул телефон.

— А вот — мужик в пальто, — продемонстрировал новое фото Бахар.

— Так, на этого бы я взглянул повнимательнее, мне это пальто смутно знакомо! — сам себе удивляясь, проговорил я. — Лицо — незнакомо, а костюм — очень и очень! Я его точно недавно видел!

— Да-а-а? — уруки синхронно повернулись ко мне, а потом Бабай сказал: — А вообще — знаешь что? Это ведь отличная идея! Ты будешь нашей подсадной уткой! Ты — человек, так что сильного