Адвокат вампира - Елена Комарова

по замку. Путь пролегал мимо бильярдной, где, разумеется, и обнаружились хозяин замка и мой муж. Я не стала заходить в комнату, но задержалась у открытой двери, где они не могли меня заметить. Годфри отлично играл, но тогда друг поймал его на ошибке и с торжествующим видом отправил отдыхать в кресло. Вы никогда не видели, как опытный игрок готовится к удару? О, это целое представление: Джон обежал стол несколько раз, разглядывая шары под разными углами, потом намелил кий, прицелился, вновь отскочил в сторону и снова потянулся за мелком. Со стороны его движения выглядели весьма комично. Наконец, казалось, Джон решился на удар – и вновь произошла заминка, пока он демонстративно засучивал рукава. Мне осталось только посочувствовать мужу и пожелать ему терпения. Склонившись, Джон вытянул руку и уперся пальцами в сукно, готовя импровизированный мост для кия, и я увидела его запястье, украшенное сплетением темных линий татуировки. Такой же узор был и на руках Годфри.

В прошлом это меня очень удивляло, я не понимала, как подобному может быть место на коже светского джентльмена. «Юношеская глупость», – небрежно пояснил Годфри, тем не менее, быстро прикрывая запястья. Мне хотелось расспросить мужа подробнее, но он всегда виртуозно уходил от ответа. Поэтому я даже обрадовалась, увидев точно такой же рисунок на запястье Джона: я решила позже поговорить с ним в надежде, что болтливый шотландец окажется откровеннее.

Во время ужина – чинного, со всеми приличествующими переменами блюд и лакеями, выстроившимися вдоль стен, подобно гвардейцам на смотре войск – все получали искреннее удовольствие от общения, обмениваясь шутками и вспоминая различные забавные истории из прошлого. Но к концу трапезы я почувствовала себя странно и, сославшись на сильную усталость, покинула гостей. Я заснула, моментально провалившись в серую мглу, едва голова коснулась подушки.

Но мой сон был недолог – вскоре я проснулась от холода, лежа на каменной плите среди полуразрушенных колонн так заинтересовавшего меня днем святилища.

Я попробовала пошевелиться, и сразу же накатило страшное головокружение и дурнота. Не было сил даже глубоко вздохнуть, не говоря уж о том, чтобы избавиться от веревок, стягивающих руки, – я была привязана не слишком крепко и могла бы попробовать освободиться, но, увы, не сейчас. Сейчас это с таким же успехом могли бы быть стальные кандалы. Где Годфри? Что произошло? Что со мной будет? Слезы подступили к горлу, мне стоило больших усилий их сдержать.

Ночной мрак в святилище рассеивал огонь факелов, закрепленных на колоннах. Пламя полыхало и в центре площадки, рядом с плитой, к которой меня привязали, но совсем не согревало.

Зазвучала музыка – протяжные звуки, сплетающиеся с человеческими голосами в странной мучительной мелодии. Я поняла, что различаю отдельные слова: пели на чудовищно искаженном, но все же узнаваемом варианте латыни. «Тебе, Владыка… даруем… тебя… призываем…» Слова повторялись и повторялись, отзываясь болью в голове.

С трудом повернувшись, я увидела, как между колоннами проступают человеческие силуэты. Через несколько минут меня окружили. Семеро человек в длинных расшитых балахонах, с лицами, закрытыми капюшонами, медленно воздели руки надо мной – совершенно беспомощной их жертвой. Запястья всех покрывали уже знакомые вытатуированные символы.

Они медленно обходили меня, выкрикивая слова, которые никак не удавалось соединить в осмысленное целое, то воздевая руки к небу, то поворачиваясь спиной. Это длилось так долго, что даже мой страх притупился. Наконец, все замерли, и самый высокий выступил вперед. В его руке сверкнуло лезвие кинжала, которым он провел по моей щеке, невесомо, почти неощутимо, но я замерла в ужасе. Следующим резким взмахом он рассек ткань ночной рубашки. Затем, склонившись надо мной, он коснулся открытой кожи острием кинжала и чуть надавил. Выступила капля крови, но я почти не почувствовала боли.

И все же, самым ужасным было то, что я рассмотрела под капюшоном этого человека. Его лицо – лицо моего мужа.

– Годфри, Годфри! – закричала я. – Что ты делаешь?!

Он отстранился и спокойно накрыл мои губы ладонью.

– Тебе оказана великая честь! – властно сказал он. – Очень скоро ты встретишься с нашим Владыкой.

Двумя руками он откинул капюшон на спину, открывая ночному небу непокрытую голову. Все последовали его примеру – и я узнала Джона Комина и его друзей, с которыми мы ужинали. Ловушка, которую я все время ждала, не была моей фантазией. Но настигли меня не месть оскорбленного короля и не желание поквитаться обманутого сыщика. Меня предал самый близкий и любимый человек.

– Приди, Владыка! – призвали семеро голосов.

В святилище потек туман, белесые клубы быстро наполняли пространство, поднимаясь все выше. Вновь зазвучала музыка, голоса становились громче в их чудовищном призыве. Черные линии татуировок меняли цвет, наливаясь кроваво-красным свечением. Это было чудовищным сном или предсмертным бредом. А может быть, подумалось мне, я уже умерла, сама не заметив этого, и сейчас присоединялась к сонмам бестелесных теней, блуждающих в Небельхейме…

Наконец в мелодию ворвался глухой удар барабана. Все смолкли и почтительно расступились, открывая путь чему-то незримому, приближающемуся из-за пределов святилища.

В наступившей тишине я слышала, как разбиваются под обрывом волны. С тихим шипением погасли факелы, но на высоту человеческого роста взметнулось пламя в центре храма – единственном месте, свободном от тумана. Нечто темное и бесформенное, как сгустившийся ночной мрак, медленно поднялось над краем обрыва.

– Владыка! – воскликнули жрецы, падая на колени.

Масса жутких щупалец проползла по полу и остановилась рядом со мной. Покрытый отвратительными присосками отросток коснулся моей босой ноги, и я поняла, что на самом деле у меня еще остались силы – на крик ужаса.

Годфри Нортон протянул руку.

– Вот моя жертва, – глухо крикнул он, указывая на меня.

В тот же миг его рука обагрилась кровью, когда чей-то меткий выстрел перебил кость.

Одно безумие сменилось другим: в святилище ворвались два человека с револьверами, немедленно открыв огонь. Ужасные фигуры в балахонах закричали, кто-то попытался броситься в бой – и сразу же отлетел прочь от умелого и сильного удара. За колоннами раздался собачий лай, и послышался топот ног. Затем в окружающую какофонию вонзился свист полицейских свистков.

– Трусы! – Годфри в ярости взмахнул раненой рукой. Сорвавшиеся с нее капли ярко вспыхнули, словно масло, попавшее в огонь. В тот же миг щупальце обвилось вокруг талии моего мужа. Какое-то мгновение он с недоумением смотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на своего ужасного Владыку. Извернувшись, он попытался освободиться, но все напрасно – чудовище держало его крепко. Второе щупальце охватило его плечи – и масса начала удаляться. Лишь тогда он закричал…

Я почувствовала, как слабеют стягивающие меня веревки – кто-то разрезал узлы, потом поднял меня, и я услышала, как мужской голос приказал:

– Унесите ее прочь, Джонатан.

Затем я потеряла сознание.

Очнувшись в очередной раз, я не торопилась открывать глаза, опасаясь того, что увижу. Может быть, жуткая каменная плита, семеро в балахонах и чудовищная каракатица мне всего лишь приснились, и болезненное воображение вплело в этот кошмарный сон даже Годфри. А может, привиделось спасение?

Вдруг в ноздри ударил едкий запах, сразу проникающий в голову, я инстинктивно отмахнулась, кажется, задев кого-то, и открыла глаза. Я лежала на узкой кровати, заботливо накрытая одеялом, а рядом на стуле сидел седовласый джентльмен, которого я сразу же узнала. Профессор Ван Хельсинг.

– Вы очнулись, сударыня, – улыбнулся он и отложил издающую резкий запах ватку на блюдце. На столе темнел небольшой стеклянный пузырек с плотно притертой пробкой. – Позвольте мне проверить пульс.

Безропотно я протянула ему руку, а когда профессор остался удовлетворен результатами, попыталась сесть на кровати. Ван Хельсинг помог устроиться поудобнее, взбил подушки и подоткнул их мне под спину.

– Где я?

– В гостинице «Каштановый трон». Мы с моим другом принесли вас сюда. Как вы себя чувствуете? Мне не нравится, что вы провели много времени на открытом холодном воздухе.

– Мне не было холодно, – ответила я. – Только в самом начале, а затем, кажется, плита нагрелась… Плита. Боже