Замечательный предел - Макс Фрай

– И сейчас говорю. Карантин, фашисты, концлагерь и факиншит. Но уже отменяют правила. Можно немножко жить. А потом я придумал. Можем ехать в Балканы. Там нормально. Без факиншита. Друзья уезжали и так говорят. Деньги есть. На начало. Потом работу найду. Мы найдём.

– Ага, – кивнула Наира. – Переводчиками в ООН.

Переглянулись и рассмеялись.

– Если вместе, – заключил Отто, – везде хорошо.

– Это да, – согласилась Наира. – Только я не хочу уезжать из Вильнюса. Никуда. Ни в Германию, ни на Балканы. Я здесь дома. Больше, чем дома. На своём месте. Ну, я уже много раз тебе говорила. Как будто не случайно сюда приехала, а вернулась после долгой разлуки. И сразу встала на место. Встроилась в пазл. И оказалась фрагментом неба. Без меня в нём будет дыра.

– Я тоже здесь встал на место. Но лучше сейчас уехать. Война очень близко. А рядом с Литвой Кёнигсберг. Забыл, как у русских он называется.

– Калининградская область.

– Да. Опасный сосед. Причина нас убивать.

– Тоже об этом думаю, – кивнула Наира. – На самом деле мне сейчас надо радоваться, что нам есть куда уезжать. Но слушай. Я скажу очень странное. Иррациональное. Неразумное. Но ты, пожалуйста, постарайся понять.

– Говори простые слова. Знакомые. Медленно. Я умею тебя понимать.

– Умеешь, – серьёзно согласилась Наира. – Иногда мне кажется, ты действительно телепат. Так вот, я считаю, нам надо остаться в Вильнюсе специально, чтобы никто на него не напал. Я, конечно, не думаю, что мы с тобой здесь самые главные. Что мир изменится ради нас, и зло отступит, чтобы не испортить нам настроение. Я не настолько дура. Не думаю! Но чувствую – именно так. Ты сам часто говоришь, что мы счастливчики. Особенно если вдвоём. Нам и правда везёт, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. У нас всё получается. Всё идёт как нам надо. Значит, не будет войны там, где мы живём… Говорю и себе не верю. Но очень хочу поверить. Вдруг наша с тобой удача – та капля, которая всё перевесит? Знаешь, я бы рискнула остаться тут и проверить. Сделать вклад.

– Ты обещала иррациональное, – заметил Отто. – Не обманула. Это точно оно. Ладно. Ты есть моя жизнь и судьба. Трудно спорить, когда судьба говорит человеческие слова. Я хотел осторожно. Но тоже иррациональное чувствую. Можно не уезжать. Но тогда я потрачу все наши лишние деньги. Знай!

– А у нас есть лишние деньги? – обрадовалась Наира. – Вот это мы молодцы!

– Я плохо сказал. Неточное. Есть такое слово – «нычка». Нет, другое. Похоже. Дана иногда говорит.

– Заначка! – сообразила Наира.

– Точно. У нас есть заначка. Для чёрного времени. Год платить за квартиру, когда без работы. Но если остаёмся, я покупаю машину. Бензин дорогой, это плохо. Зато можно быстро бежать.

– На Балканы, – подсказала Наира. – И там работать таксистом. Двумя таксистами. По очереди, в две смены, чтобы времени не терять.

– А ты умеешь?

Отто здорово удивился, потому что, когда они в январе ездили в Польшу, Наира даже не намекнула, что может подменить его за рулём.

– Ну так, – пожала плечами Наира. – Для балканского таксиста нормально, я думаю. Права получила по-честному, с первой попытки, но с тех пор за руль не садилась. Надо, кстати, их на местные поменять.

* * *

В последний день февраля Отто назначил Наире свидание (жизнь в одной квартире не повод их прекратить) на вокзале, возле бара «Peronas». Неплохой, кстати, бар. Хорошо, что пережил карантин и снова работает. Правда, Отто пока был не в курсе, как обстояло у них с QR-кодами – строго всех проверяли или хотя бы в открытой части, на воздухе разрешали сидеть просто так? Он специально старался знать на эту тему поменьше, потому что ему в этом городе ещё (наверное) жить. И неплохо бы иногда хоть куда-нибудь, кроме «Крепости», с лёгким сердцем, не испытывая враждебности, заходить.

Ладно, по крайней мере, на перроне «Перонаса» по-прежнему можно сидеть и курить, ничего не заказывая, косо никто не смотрит, это они молодцы. Отто нарочно пришёл пораньше, чтобы успеть купить кофе в вокзальной кофейне, которая тоже благополучно пережила карантин. И когда на перроне появилась Наира, вместо приветствия протянул ей картонный стакан.

– Эфиопия? – просияла Наира.

– Нет. Кения. Бариста сказал, хорошая.

– Да просто отличная, – подтвердила Наира, попробовав кофе.

– Я рад. Ещё я принёс тебе рыбу.

– Какую рыбу?

– Такую. Красивую. Написано «upinis ungurys»[28], по-русски не помню, как.

Открыл рюкзак, достал увесистый свёрток, показал Наире и спрятал обратно.

– Тяжёлый. Дома отдам.

– Угорь! Ты лучше всех в мире. Устроил нам романтическое свидание с угрём. Как тогда в апокалипсис. Только без апокалипсиса. По крайней мере, у нас тут явно не он.

– Он, – нахмурился Отто. – Близко убивают людей. Я знаю, что всегда убивают. Где-нибудь далеко и не нас. Если не читать новости, можно не беспокоиться. А когда стало близко, я понял, что апокалипсис есть всегда. Медленный. Понемножку. Разная форма. Сейчас у нас не похож. Но это он. А мы с тобой вместе, живые. У нас есть кофе. И рыба. Это странно. Плохо, но хорошо. Мне слов не хватает. Но я знаю, что ты поняла.

– Да, – кивнула Наира. – И прошлой зимой так же было, когда мы с тобой тут сидели с эфиопским кофе, банановым кексом и копчёным угрём.

– Была романтика. Красиво и снег.

– И белый поезд, – подхватила Наира.

– Белый поезд, – неуверенно согласился Отто. – Галлюцинация, да. Хорошо, что ты помнишь. А я забыл. Нет, не так. Мне как будто нечего помнить. Это теперь как сон. Или как сам придумал. Или как видел кино.

– Я свидетель, – твёрдо сказала Наира. – Был белый поезд. При мне – точно был. А ты его потом ещё видел?

– После вместе? Не видел. Потому что сюда не ходил. Закончил серию про вокзал. Было много другой работы. А потом стало счастье. Ты – счастье. Я тебе говорил?

– Говорил. Но ты повторяй почаще, пожалуйста. Я люблю комплименты… Нет, прости, я не это хотела сказать. А что ты – тоже счастье. Большое. Моё.

– Ты раньше не сказала! – просиял Отто. Поспешно исправился: – Не говорила. Когда я волнуюсь, забываю правильные слова.

– Да я их сама забываю, – улыбнулась Наира. – Хотя вроде родной, самый первый язык. Мама с детства по-русски со мной говорила. А папа говорил по-армянски. Но он очень много работал. Ездил в командировки. Поэтому русский язык в моей голове победил.

– Это моя удача, – заметил Отто. – Если учить ещё твой армянский, я с ума схожу… бы. Сошёл.

– Ты вообще