Замечательный предел - Макс Фрай

это на лбу написано здоровенными буквами, – усмехнулась Юрате. – А я, по удачному совпадению, умею читать. Каждый раз, когда он появлялся в «Крепости», я радовалась за тебя и всех нас. Ну чего ты так смотришь? Да, я много разного интересного знаю. И почти ничего не рассказываю. Но не потому, что мне нравится всё от тебя скрывать. Просто что не хочет быть высказано, никогда не приходится к слову, забывается, откладывается на потом. Не зря говорится, что всякая настоящая тайна сама себя бережёт. Собственно, правильно делает, язык-то тут порченый. Не какой-то конкретный, все языки таковы. Сокровенная правда может сделаться выдумкой, ложью, если часто вслух её говорить. Скальды знали, что делали, когда придумали кеннинги[26], вот уж точно не ради дополнительной красоты! Ну, поэты-писатели с любым языком справляются, каждый, кто хоть чего-нибудь стоит, находит свой способ не разрушить словами правду, в идеале – дополнительно её утвердить. Но, к счастью, бывают в жизни моменты, когда всё-таки можно просто поговорить. Например, о Свидетеле, раз уж он добровольно всё тебе разболтал. Что, кстати, гораздо более удивительно, чем сам факт его бытия. Чтобы Свидетелю приснилось, как он о себе рассказывает – впору кричать: «Не бывает!» Не положено им. Очень, значит, ты ему нравишься. Настолько, что захотел рассказать тебе правду. Интересно, конечно, зачем.

– Ну так чтобы я от горя не умерла, – почти беззвучно ответила Дана. – Не физически. Хуже. Чтобы не превратилась в то, чем мне нельзя быть. Я же сильная. Много могу разрушить, если окончательно разлюблю нашу жизнь. Мне нельзя ненавидеть дела своих рук за то, что не получились. И близких за то, что я их не могу защитить.

– Тщетностью накрыло? – прямо спросила Юрате. – Осознала, что всё пошло прахом, все усилия были зря? И дальше трепыхаться нет смысла?

– Примерно так.

Юрате скривилась:

– Тщетность – тяжёлое искушение. Будь моя воля, никто бы через это не проходил.

– Хренассе искушение! – возмутилась Дана. – Было бы чем искушать.

– Тем не менее люди очень легко ему поддаются. За право ощущать себя умным, честным, трезвомыслящим реалистом, способным отринуть иллюзии и объективно оценить положение дел, многие душу продать готовы. И это не настолько метафора, как мне бы хотелось. И не поможешь ничем. Я ночью чуть не вернулась обратно в «Крепость» тебя утешать. Но не стала, потому что это принесло бы только кратковременное облегчение. Я за порог, и привет, всё по новой. Нет уж, с тщетностью каждый должен справиться сам.

– Так я всё равно не сама, – напомнила Дана. – Бес попутал. В смысле, Свидетель помог.

– Потому что твоя «Крепость» его приманила. А твои коктейли разговорили, – улыбнулась Юрате. – По большому счёту, это и есть «сама».

Дана вздохнула:

– Наверное. Действительно выглядит так, будто он специально пришёл меня утешать. Если бы просто соскучился по курящему бару, мог бы увидеть сон о том, как мы здесь выпивали, к примеру, во вторник. Или как будем… ну, я надеюсь, что будем. Когда-нибудь.

– Да сегодня же будете, – пообещала Юрате. – Я пророк, мне был голос свыше. Предрекал не меньше двух десятков гостей, бутерброды и грог.

– И новый джин-тоник «Закат Европы», – подхватила Дана. – Спасибо Свидетелю, у нас внезапно появился розовый джин. Я как проснулась, сразу метнулась к полке, проверила. Никуда не девался, есть!

– Вкусный? – деловито спросила Юрате.

– Пока не знаю. Я сделала гостю джин-тоник, а сама только кофе пила. Факт, что красивый. Не удивлюсь, если мир спасёт именно его красота. Но, кстати, о спасении мира. Если у нас есть Свидетели, от взгляда которых разные хорошие штуки обретают особую силу, какого же чёрта всё так паскудно тогда?

– Да потому что, – неохотно сказала Юрате, – Свидетелей тут всегда было мало. А сейчас по идее им здесь вовсе не следует быть. Но изредка находятся альтруисты. И просто любители экзотической красоты. Их усилий только на то и хватает, чтобы не угасала жизнь. Взгляд Свидетеля, конечно, не единственная опора. Но, возможно, единственный способ внятно о себе сообщить.

– Куда сообщить? – опешила Дана.

Юрате неопределённо взмахнула рукой:

– Куда надо. В Небесную Канцелярию, как ты сама в таких случаях говоришь.

– Я, между прочим, сегодня там побывала, – улыбнулась Дана. – В смысле мне приснилась Небесная Канцелярия. Местный Виленский отдел.

Юрате посмотрела на неё так, словно впервые увидела:

– Интересные у тебя сны.

– Интересные не то слово. Такое ощущение, что этот Свидетель оставил мне на добрую память полный мешок кошмаров, которые сам решил не смотреть. И правильно сделал. Ещё чего не хватало! Вот где ужас так ужас. Гораздо хуже, чем наяву.

– Что за ужас?

– Да полный капец. – Дана нахмурилась, встала и подошла к окну. Какое-то время смотрела на улицу, наконец сообщила: – Там всё в порядке.

– Так я и не сомневалась, – улыбнулась Юрате.

– Ты – нет. А я – да.

Дана вернулась к столу, взяла сигарету, повертела в руках, но так и не закурила. Сказала:

– Это, знаешь, были такие гадские сны, когда снится, что просыпаешься дома. В моём случае в «Крепости». И вроде бы всё как всегда. Все вещи на месте. Обычная жизнь наяву. Вообще никаких сомнений. Только в одном таком «наяву» по улице ездили грузовики, набитые пьяными мужиками, у всех на груди чёрные ленты с надписью «Народный спаситель». Они пели песни и размахивали плакатами, типа: «Спасём стариков и детей», «Требуем справедливой расправы», «Право убивать ради жизни», – такое. Во сне я, как это обычно бывает, знала контекст: во многих странах населению разрешили убивать антиваксеров, непривитых и просто тех, у кого при себе справки нет. Понятно, что убивали всех подряд, кто попадётся под руку. Заодно грабили, пытали, насиловали, да как только не развлекались. Но мировые СМИ оптимистически писали об оздоровлении общества, о необходимом очищении и эволюции, которая всегда права. В Литве убивать непривитых пока не разрешалось, и население стало давить на правительство, чтобы поскорее принимали такой прекрасный закон. По всему городу ездили грузовики с активистами, полицейские их поддерживали, предлагали совместно блокировать Сейм[27]. Во сне я всё это знала, окаменела от горя, считай, почти умерла. Но меня так возмутило, что эти твари горланят прямо перед моими окнами! Ну уж нет, обойдутся, я свою улицу им не отдам! Схватила, что подвернулось под руку, мокрое полотенце и швабру, выскочила из дома и – во сне легко быть сказочной богатыршей – прогнала эти грузовики.

– Шваброй и полотенцем! – восхитилась Юрате.

– Самой до сих пор приятно, хотя это просто дурацкий сон. Ещё и вслед им