Истина лисицы - Юлия Июльская

Иоши осмотрелся – никаких цветов и в помине не было. Снег лежал на земле, на деревьях, на крыше большой беседки-пагоды, стоящей посреди поляны. И чем дольше он смотрел, тем больше встревоженных шепотков слышал среди сёкэ. В этом ожидании и нестройных отдельных молитвах прошло несколько страж. Близился вечер, всё время, в обычные дни отведённое на сон, уже почти истекло, но воздух так и остался морозным, снег совсем не таял, о цветах и речи быть не могло.

Либо все кицунэ сошли с ума в своей вере и ждали невозможного, либо в этом году Инари решила, что природа обойдётся без её вмешательства.

Когда Аматэрасу почти скрылась за горизонтом, поднялся дайси, и на поляне воцарилась тишина.

– День пробуждения окончен, – провозгласил он. – Но пробуждения не свершилось. И всё же этот день знаменует начало нового года, начало времени роста. Соблаговолит ли Инари подарить нам первоцветы? У нас нет ответа. Но мы должны верить, ведь на всё воля богини. Что бы она ни делала – всё не просто так.

Всё не просто так.

Киоко должна была добраться до неё, должна была попросить о помощи. Что у них случилось? Связано ли это как-то с сегодняшним днём? И жива ли сама Киоко? Вопросы роились в голове, множились и тревожили всё больше. Он не должен думать об этом как сёкэ, но он не может не думать об этом как её супруг.

С тех пор Иоши каждое утро перед сном выходил на поверхность. Каждое утро проверял, есть ли там снег, и каждое утро убеждался, что он всё ещё никуда не делся. Каждое утро высматривал вдали знакомые фигуры и каждое утро возвращался вниз ни с чем.

Он готов был ждать сколько потребуется, но, пока ждал, с каждым днём становился сильнее, упражняясь всё свободное время – только бы не думать. Но одновременно он с каждым днём становился смиреннее, медитируя стражи напролёт, как того требовал сэнсэй. Так что в итоге Иоши был готов принять любую судьбу. Как бы боги ни решили, рано или поздно он всё узнает и начнёт действовать.

⁂

– Снег должен был сойти, – раздражённо заметила Норико, отряхивая лапы после возвращения на тропу с очередного привала. – Инари либо обленилась, либо очень злится.

– А сам он не сойдёт? – не поняла Киоко. – И разве не Аматэрасу дарит людям тепло и разгорается ярче с приходом времени роста?

– Аматэрасу, – кивнула Норико. – Но Шику – владения Инари, здесь она сама устанавливает правила. И каждый год сама пробуждает природу, дарит кицунэ первые цветы.

– И это уже должно было случиться?

Ёширо-сан утвердительно тявкнул. Они успели убедиться, что речь он всё ещё понимает, думать умеет, но сам говорить не может. Киоко пока не решила, лучше это или хуже. Быть запертым в теле животного и не осознавать это – одно, но быть запертым там в ясном уме – совсем другое. Смогла бы она надолго застрять в теле той же змеи или паука?

Она вспомнила, как начала терять контроль в своё первое паучье обращение, и тряхнула головой, избавляясь от этих воспоминаний. Страшно терять себя. Не в тот самый миг, но после, когда осознаёшь, что был к этому близок…

– Должно, – подтвердила Норико. – Хотэку, есть идеи?

– Никаких, – качнул он головой и продолжал идти молча, как шёл почти всё время.

С тех пор как они вернулись с Ториямы, он говорил мало и только по делу. Даже Норико это беспокоило – она то и дело искала новые предлоги с ним заговорить. Киоко не стала расспрашивать. Во-первых, если захочет – расскажет сам, но они как-то не привыкли говорить по душам. А во-вторых, у неё и своих причин для уныния хватало.

– Странно это. Неужели из-за тебя? – она посмотрела на Киоко, и та вздохнула.

– Мне вот только ответственности за вечное время смерти в Шику не хватало.

– Никакой ответственности, – заверила бакэнэко, – не твоя вина, если она приняла это ужасное решение. Надо было обращаться к Каннон. Она милосердная, она бы точно помогла.

С этим Киоко не могла согласиться.

– Тебе – возможно. А я здесь всюду чужая. Может, Каннон и милосердная богиня, да только с чего бы ей мне помогать?

– Она, между прочим, ради тебя свою бакэнэко за море отправила! – возмутилась Норико. – Это разве мелочь?

– Я не знаю, но я устала от попыток заслужить одобрение у богов. Получить помощь было бы хорошо, но, кажется, пора рассчитывать на себя, Норико.

– И что ты собираешься делать?

– Вернуть Ёширо, забрать тех, кто готов сражаться за наши идеи, и найти Мэзэхиро.

– Нас горстка, – подал голос сэмпай. Норико тут же заинтересованно обернулась к нему. – Нас перебьют ещё на подходе к Иноси, если не раньше.

– Тогда я вернусь мстительным духом и уничтожу его в одиночку. Его и всех его приспешников, – зло бросила Киоко.

– И кто займёт тр-р-рон? – проурчала Норико.

– Всё равно. Только бы не он и не те, кто его поддерживает.

Норико посмотрела на неё как-то странно, Киоко не понравился этот взгляд. Но бакэнэко ничего не сказала. Остальные тоже промолчали. И ладно. Всё равно, что они думают, если готовы идти за ней. Она найдёт способ. Даже если все боги отвернутся от неё, она найдёт способ вернуть себе трон, а своей империи – мир.

⁂

В какой-то из бесконечных дней он понял, что перестал представлять их встречу. Иоши всё реже думал о том, как там Киоко, всё больше доверял Инари и своей жене. Всё так, как должно быть, как бы оно ни было. Чувства поутихли, и если раньше Иоши приходилось заталкивать их поглубже, чтобы не показывать, то сейчас он понял, что прятать больше нечего. Его беспокойства таяли, его ки текла ровнее, его желания угасали. А на освободившееся место в сердце пришли любовь и вера.

Он не знал, верил ли в Инари, как верят кицунэ, но он знал, что мир больше людей, больше ёкаев, даже больше богов. И если что-то в нём происходит, то всё, что они могут, – мириться с этим вместо бесконечных и бессмысленных вопросов «зачем?». Воин делает всё, что может, чтобы изменить мир и подмять его под себя, в то время как сёкэ созерцает мир, принимает его и учится с ним сосуществовать. Гармония – вот истинное благо.

Гармонию нарушили чёрные крылья и два лисьих хвоста. Иоши заметил их из сада камней: Хотэку