Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова

в ладонь, и стало видно, что тонкий клинок волнообразно искривлён. По нему тянулась витиеватая надпись. «Настоящему другу».

Мальчик сел, осторожно вытянул руку, и лезвие коснулось приоткрытых губ звезды, а потом, дрогнув, – её горла.

– Открой глаза, Кара.

Он произнёс это тихо и вкрадчиво, но она услышала. Проснулась, немного дёрнулась – и замерла, ощутив острое лезвие точно над воротом кольчуги. Как всякий воин, поняла, что это, быстро. Глаза расширились, их сонное выражение изменилось и стало хмурым. Пока лишь хмурым. Так смотрят на жука, заползшего на тебя без приглашения.

– Зан, ты чего? – пробормотала она. – Несмешная шутка, прекрати. Ты…

– Сколько ты проспала с момента, как упала, Кара? – оборвал он. Не стоило давать ей совсем прийти в себя.

– Зан… – Она заморгала. Снова осторожно пошевелилась, сдувая с лица волосы.

– Отвечай! – почти рыкнул он, и она даже шарахнулась немного, поморщилась – недоумённо, уже сердито.

– Я не знаю. – Она опять безнадёжно скосила глаза на лезвие. – Зан, объясни…

– Сколько ты проспала? – повторил он. – Сколько вы спите, упав?

– Долго, – напряжённо отозвалась она. – Я же говорила. Может быть…

– Двести пятьдесят лет, столько примерно?

Снова она хотела дёрнуться, отстраниться, но осталась на месте. Взгляд, по-прежнему лишённый страха, скользнул по его лицу строже, требовательнее.

– Зан. Объясни сейчас же, кто тебя покусал.

Не понимала. Да… она ничего упорно не понимала, но сжалась и шире распахнула глаза, когда мальчик спросил о главном, что раздирало его изнутри:

– И вы всегда уничтожаете что-то или кого-то, когда врезаетесь в планету? Ведь так?

Поняла – или начала понимать. Открыла рот, закрыла, и её всю перекосило от ужаса. Нижняя челюсть задрожала, глаза опять расширились. У ключиц мерцнуло чёрное пятнышко.

– Мы стараемся спускаться в безлюдных местах, а я… я… – она запнулась, и впервые голос изменил ей, сорвавшись сдавленным визгом: – Зан, убери нож! Сейчас же! Я не выбирала, падать мне или нет и где падать, я же говорила, что не знаю ничего, меня…

– Ты любила Звёздного чародея? – в который раз оборвал он, и новое чувство – не боль, а злость – опалило до кончиков волос. – Да? Поэтому он носил твой портрет?

Другой рукой он выпростал из-под рубашки медальон, стащил с шеи и распахнул. Но и на эту вещь Кара посмотрела с изумлением – настоящим. И всё же кое-что выдало её: краска, выступившая на щеках и особенно заметная в молочно-белом свете, который излучала кожа. Мир дрогнул. Расплылся. Очевидное «да». Пальцы мальчика крепче сжались и на рукояти оружия, и на медальоне. Он держался из последних сил, почти рычал. И снова чувствовал себя вовсе не обманутым ребёнком, нет… Раздавленным взрослым.

– Ты с ума сошёл? – прошептала Кара, когда воздух между ними стал невыносимо густым. Взгляда она не отводила, но говорила запинаясь: – Я… нет, я любила не его, я едва его помню, я же говорила, я…

– Это из-за тебя мои люди оказались под песком, – выдохнул он. Сердце саднило, но больше он не мог с уверенностью сказать, что это боль его жителей и башен. Кажется, это была его собственная, человеческая боль. И она, вроде бы крошечная, неважная в сравнении с прежней, мучила столь же невыносимо. – Из-за тебя. Это из-за тебя всё…

Кара теперь тряслась вся. Она, точно споря с чем-то внутри себя самой, сжала зубы, замотала головой и попыталась отползти в сторону. Чернота у её груди омерзительно шевелилась, как раздавленная мышь. Как там? Звёзды чернеют от злости? Зависти? Подлости?

– Я не спустилась бы! – наконец прохрипела она. – Если бы знала! Я… Хар…

Мальчик зажал ей рот раньше, чем имя прозвучало бы полностью. Кинжал оцарапал Каре шею – и та послушно застыла. Наклоняясь ниже, мальчик прошептал:

– Ты зовёшь его… – Губы сами растянулись в кривой улыбке. – И как бы после этого я верил тебе, Кара? Ты…

Ему глядели в глаза. Ему невыносимо прямо, смело и с жалостью глядели в глаза. Всё ещё с жалостью. Которую он всё больше ненавидел.

– Зан, не надо! – сдавленно пробормотала Кара. – Не говори так, я никогда…

Она будто подавилась: захрипела и… всхлипнула. Глаза наполнились слезами быстро, и эти слёзы заискрились, как вся она, даже ярче. Они жемчугом побежали по щекам, и мальчик вдруг ощутил, что они жгут кожу на руке. Жгут хуже пламени.

Невольно он отдёрнулся. Тут же Кара с силой пихнула его, отбросив на несколько шагов. Вскочила, выпрямилась, снова открыла рот, наверняка чтобы позвать Харэза… Мальчик не знал, что заставило его так поступить. Замахнувшись, он швырнул медальон ей в грудь, и… крика не раздалось.

Стоило синему камню соприкоснуться с кольчугой, как – это было ясно видно – десятком маленьких лапок медальон впился в ровное плетение. Кара покачнулась. Серебристо-белый свет её стал меркнуть, почти сразу погас вовсе. Кара распахнула рот, будто пытаясь вдохнуть воздуха, схватилась за ключицы, посмотрела на мальчика… и бесшумно осела на песок, а потом упала и больше не двигалась. Чернота свернулась вокруг медальона крохотным змеёнышем.

Приблизившись, мальчик убедился: Кара дышит, пусть хрипло, надсадно. Подобрал кинжал, занёс и, вздрогнув, испугавшись самого себя, опустил. Нет… нет. Сейчас важнее другое, а потом… о потом думать не стоило. Мальчик убрал своё оружие, наклонился и извлёк из ножен Кары белый меч. В отличие от хозяйки, он ещё светился, правда слабо. Неважно, главное, он был длинным. Идеально для того, что́ предстояло сделать.

Рика спала мирно, полулёжа и немного поджав острые колени. Её волосы почти закрыли лицо, бледную руку она откинула в сторону. В складках плаща мирно блестел красный огонёк. Сердце. Надежда. Цена. Будущее. Мальчик замер и простоял над ней, кажется, с полминуты – вглядывался в шрамы, пересекавшие щёки и нос, очень старался найти хотя бы самое блеклое подтверждение словам, уверенно брошенным хранителем.

«Она несчастна. Она всё равно умрёт».

Рика повернула голову к чёрному. Её кисть задела его и не отдёрнулась. Нет, что-то шло не так, она не выглядела будто… Мальчик стиснул зубы и заставил себя снова перестать думать. Глупости. Кто вообще мог бы полюбить такое дикое создание? И кого могло полюбить другое ещё более дикое, тёмное и непредсказуемое существо? Всё иллюзия. У Смерти не может не быть своих планов, ради них он и играет то в наставника, то в друга, то в любовника. Бесстрашный Материк не просто так боится его. А Рика… если подумать, разве не согласится она сама воскресить Ширкуха? Даже сейчас, когда кто-то ледяной, как древняя космическая пустота, стережёт её сон? Да… она никогда не бежала от себя, от своего долга, от смысла своего существования. В отличие от него, мальчика-города.

Белый клинок подцепил самым кончиком витую цепочку, но Рика не проснулась. Зато это прикосновение ощутил или увидел другой.

– Что ты делаешь, малыш?

Не двигаясь, Харэз смотрел на него снизу вверх. Мальчик почувствовал, как дрожь овладевает всем телом и отдаётся в удерживаемом с трудом оружии. Слух обострился. Слышно было, как звенья цепочки царапают белый звёздный металл. Смертоносный металл. Смертоносный не то что для легенды, но и…

– Убери меч, Зан. – Харэз почти повторил слова Кары. – Это очень плохая шутка, что бы ты ни задумал.

– Я не шучу. И лучше не вмешивайся.

Лепету не вышло придать угрозы, скорее туда прокралась мольба. Харэз не спешил вставать, лишь немного изменил положение: приподнялся на локте, глянул ещё пристальнее, без малейшей паники, без удивления. Холодно. Оценивающе. И разочарованно.

– Ты… – Мальчик не двигался и тоже не отводил глаз, хотя многое бы отдал за право их отвести. – Я узнал. Если я разобью эту вещь, всё вернётся. И чародей, и мои люди, и другие города, и Долина, и кончится война, и…

В лице Харэза что-то дрогнуло, неужели понимание? Нет. Отвращение.

– Её жизнь стоит так дёшево? – Он приподнял бровь.

– Тебе ли оценивать? – Мальчик уже не мог прогнать предательскую дрожь из собственного голоса. – Тебе ли?

– А почему не мне? – просто спросил он, и мальчик не нашёл ответа. – Почему тебе? У тебя одного есть в этом мире великая цель?..

– Моя цель – спасти всех, кого можно! – выдохнул он, и на него посмотрели вдруг почти растерянно. Харэз шепнул:

– Но ведь и моя…

– Не смей лгать! – Слушать это было больно. – Не смей. Мне рассказали…

– Рассказали. – В смуглом