Змейские чары - Наталья Георгиевна Осояну

что за белым кисейным пологом притаился зверь, но стоило шагнуть вперед — существо начало выпрямляться и превратилось в княжича Грую со взъерошенными волосами, вытаращенными глазами и немыслимым оскалом до ушей. Его сорочка была разорвана на груди и покрыта темными влажными пятнами. Спина изогнулась дугой, а растопыренные пальцы вскинутых рук были так напряжены и вывернуты в обратную сторону, что, казалось, вот-вот сломаются. На них тоже блестела темная кровь.

— Стригой! — крикнул кто-то. — Приколич! Вырколак!

Груя зарычал, завыл и кинулся через кровать, на которой осталась окровавленная, плачущая, но живая молодая жена. Когда он оказался в круге неровного света, который отбрасывали плошки, лампы, факелы собравшихся у дверей, стало очевидно, что вместо ногтей на руках и ногах княжича растут длинные кривые когти, бледная кожа прямо на глазах покрывается серой шерстью, а челюсти с болезненным скрежетом удлиняются и все зубы на них — клыки.

Граманциаш видел больше остальных: две лишние строчки, вписанные в Книгу совсем недавно — чернила еще не успели высохнуть. Он взмахнул правой рукой, однако новоявленное чудище в тот же миг прыгнуло, ударило — и кость предплечья с громким хрустом сломалась. Дьюла заскрежетал зубами. Кто угодно на его месте отпрянул бы, остерегаясь грозного противника, с которым невозможно сражаться без оружия, одной левой, но граманциаш, наоборот, шагнул ближе. От Груи еще сильнее запахло зверем — дремучим лесом, старым мхом, влажной шерстью и кровью.

Дьюла схватил его здоровой рукой за ворот сорочки и подтащил к себе, не страшась растущей волчьей морды. Когда-то он тоже был волком; сперва одним из пятерых волчат, единственным выжившим, потом — тощим подростком, которому каждый день приходилось доказывать свое право на жизнь, и могучим вожаком стаи, держащим всю округу в таком страхе, что его до смерти боялись, даже когда косматая шкура поседела, а половина зубов выпала. Он прорычал в ухо Груе несколько слов на волчьем языке, и в выпученных, бешеных глазах приколича мелькнула тень страха. Миг спустя княжич с переписанной судьбой разинул пасть и попытался схватить граманциаша за горло, и этого мига хватило, чтобы тот успел указательным пальцем левой руки черкнуть по груди юноши, избавляя его Книгу от лишних и опасных добавлений.

Мир застыл, потемнел. Когда вновь замерцали свечи, граманциаш обнаружил, что сидит на растерзанной кровати, а кто-то уводит молодую жену Груи, набросив ей на плечи одеяло; он вздохнул с облегчением, отметив, что, если девушка передвигается сама, пострадала она не слишком сильно. По крайней мере, прямо сейчас ее жизни ничего не угрожает, а что будет потом… он мог бы заглянуть в Книгу, но берег силы для еще одного события. Его о чем-то спросили, он молча тряхнул головой, веля всем убираться прочь. Каким-то образом его поняли, и вскоре в комнате не осталось никого.

Точнее, в ней не осталось людей.

— Выходи, — глухо выдохнул Дьюла, глядя в пустоту и осторожно массируя правую руку черными пальцами левой. Кость, похоже, срослась, но он не спешил проверять. — Пора нам с тобой поговорить начистоту.

Что-то хрустнуло, стукнуло, звякнуло…

На этот раз он рассмотрел кошку лучше: у нее был непомерно длинный хвост, из-за отсутствия шерсти больше похожий на крысиный, с ядовитым жалом на конце, а когда она приоткрыла пасть, из пылающего нутра вырвался алый раздвоенный язык, тоже очень длинный. Демоница прокралась по дальней стене от правого верхнего угла к левому нижнему и, переползая на пол, громко зашипела, а потом захихикала.

— Выходит, сегодня мы все-таки поставим точку в этой истории?

— Зачем ты уговорила князя вызвать и меня? — спросил Дьюла, не обращая внимания на ее вопрос. Теперь он смотрел приближающейся кошке — Аде — прямо в глаза, в которых сверкали узкие зрачки, и чувствовал, как все прочее постепенно растворяется во тьме. — Сама ты бы и впрямь наконец-то разобралась с ним и его семьей. Но тебе понадобился я.

— Мне было интересно посмотреть, как ты поступишь.

— Ну… посмотрела?

— Еще нет. — Кошка остановилась прямо перед ним, села, чинно сложив лапки и трижды обернув хвостище вокруг тела. Лиловые трещины на ее шкуре угасли, и она выглядела теперь совсем не такой зловещей. — Я имела в виду, как ты поступишь сейчас. Жребий не брошен, выбор не совершен.

Дьюла покачал головой:

— Я вновь растерян. Женщины непостижимы, а демоницы так вдвойне. Объясни, пожалуйста.

Кошка покачнулась, будто захотев прыгнуть к нему на колени, но передумала.

— Все просто, Дьюла… Ты, как и я когда-то, вышел из Школы с вполне конкретным наказом: убивать чудовищ. Великую силу нам дали не просто так, а ради определенной цели. И вот перед тобой чудовище. Что ты с ним — со мной — сделаешь?

Он опустил взгляд на свои руки, сжал сперва левый кулак, потом — медленнее — правый.

Промолчал.

— О да, я чудовище, — продолжила кошка таким знакомым голосом, хоть он и звучал иначе — ниже, глубже, то и дело переходя в шипение. — Я искалечила и убила… мучительным способом… много женщин и детей. Больше, чем тебе известно, Дьюла. У князя были… могли быть… бастарды. — Она вновь хихикнула. — Прикончи меня. Вычеркни из Книги или залей чернилами, плевать. Ну же, давай. Решайся!

— Ты обезумела, — сказал Дьюла, все еще глядя на свои руки. — Когда? В тот самый миг, когда он на тебя посмотрел и засмеялся, или позже, когда Дракайна каким-то образом тебя нашла?

— Раньше. Гораздо раньше, — ответила Ада без малейших раздумий. — И я не безумна. Такова моя природа, я дочь стригойки и всегда мстила за косые взгляды, за обидные слова. А они… отцу Флорина повезло, он умер до того, как я покинула Школу. Поэтому его сын должен был быть наказан за то, что я потеряла самого близкого человека, какой только был в моей жизни. — Она помедлила. — Не считая, быть может, тебя. А Дракайна, сам знаешь, не человек.

— Совесть не мучает?

Кошка опять покачнулась — раз, другой — и наконец-то скользнула вперед. Встав на задние лапы, уперлась передними в край кровати у Дьюлы между ногами и боднула его широким гладким лбом. Из ее пасти повеяло серой.

— Сделай выбор, сердце мое, — прошептала она. — Моя безликая любовь. Покажи, какое ты чудовище.

От прикосновения к коже демоницы его пронзило странное чувство, и не успел он опомниться, как двери в спальню молодоженов распахнулись и вбежали Стана и Давид. Граманциаш понял, что прошло гораздо меньше времени, чем ему казалось. Ключница и конюх, бледные и решительные, явно сделали все, о чем он просил, и были готовы к завершению этой истории.

А он сам? Был ли готов