Змейские чары - Наталья Георгиевна Осояну

как-то повлияло на «Змейские чары» в процессе написания, будет непросто, потому что в той или иной степени в этот список войдут источники, к которым я обращалась, пока работала над тремя книгами по мифологии — «Румынские мифы. От вырколаков и фараонок до Мумы Пэдурий и Дракулы», «Мифы воды. От кракена и “Летучего голландца” до реки Стикс и Атлантиды» и «Балканские мифы. От Волчьего пастыря и Златорога до Змея-Деспота и рыбы-миродержца».

Но кое-что упомянуть все-таки не помешает:

• Рамочная история «Змейских чар», помимо мифа о Школе Балаура и соломонарах, основана на сказке «Двенадцать дочерей царя и заколдованный дворец» — румынской версии широко распространенного сюжета (другие его названия — «Стоптанные башмачки», «Ночные пляски», «Двенадцать танцующих принцесс»). Главный герой этой истории — садовник во дворце царя, который с помощью зыны-советчицы берется узнать, что происходит с царевнами по ночам. Он попадает вместе с ними в подземный мир, полный удивительных чудес, узнает, что каждую ночь девушки развлекаются в подземном дворце. В конце концов смелый садовник и младшая дочь царя становятся мужем и женой. Сказка записана фольклористом Петре Испиреску в 1868 году.

• «Змеиный источник» большей частью опирается на сказку «Мэр и Пэр», чьи герои — волшебные близнецы, повторяющие один и тот же путь. Царевич Мэр оказывается отважным и сильным, преодолевает все испытания, но встреча с матерью змеев становится для него фатальной, потому что незадолго до нее он пропускает разговор с волшебной помощницей — Святой Думиникой (персонификацией воскресенья) — и не получает важных инструкций относительно того, как надо вести себя с этим опаснейшим врагом. Однако его волшебный брат Пэр, проявив сострадание к старушке, выполняет за Мэра «работу над ошибками», и все заканчивается хорошо. Эпизод с двумя колесами основан на аналогичном моменте из сказки «Иния-Диния и дитя судьбы», где герою пришлось выступить судьей в споре между двумя сверхъестественными существами, не сумевшими поделить ребенка. «Мэр и Пэр» — сказка из сборника, собранного фольклористом Ионом Поп-Ретеганулом в 1888 году, а «Инию-Динию…» записал и опубликовал в 1927 году фольклорист Александру Василиу.

• «Как стрела в полете» — очень вольная переделка сказки «Богатырь Прысля и золотые яблоки», которая находится в явном родстве с русской сказкой «Иван-царевич и Серый волк». Монастырь Калу-Гастру — из ранее упомянутой сказки «Иния-Диния и дитя судьбы». Сказку про Прыслю также записал (со слов отца) Петре Испиреску.

• Сюжет фрагмента под названием «Свет мой, зеркальце» вырос, с одной стороны, из эпизода сказки «Отважный Джордже» (только вот главный герой в этом самом эпизоде со скорпией обошелся иначе), с другой — из эпизода сказки «Витязь, рожденный с книгой в руке». Обе сказки вновь записаны Петре Испиреску (который в целом один из самых известных румынских собирателей сказок).

• «То, чего не может быть» опирается на средневековую легенду, в которой похожее чудо на пиру сотворил придворный астролог императора Священной Римской империи Фридриха II Майкл Скот.

• «О любви безмерной» напрямую ни на что не опирается, но вторит средневековым европейским легендам о знаменитых магах, в числе которых Майкл Скот, Вергилий, Мерлин и доктор Фауст.

• «Какое ты чудовище» также напрямую ни на что не опирается в сюжетном смысле, однако использованные в этой части список имен и заговор против демона Самки — подлинные и взяты из первого тома «Румынской мифологии» фольклориста Тудора Памфиле (1916).

* * *

Что ж, тем читателям, которые (как некоторые мои знакомые, да и я сама временами) любят начинать с послесловия, желаю приятного чтения, а тех, кто придерживается традиционной последовательности, благодарю за то, что вы уделили время и внимание моей книге, — надеюсь, она вам понравилась.

Примечания

1

Где бы ты ни был, говорит кто-то. Где бы ты ни был.

Во тьме и безвременье за основным текстом боль, словно вода, занимает все освободившееся место внутри Дьюлы. Зная, что никто не услышит, он стонет, возвращая вывернувшиеся суставы в то положение, какое им положено, а потом сыплет ругательствами на множестве языков, разминая онемевшие пальцы, которые также заполняются жгучей безжалостной болью, как десять разновеликих сосудов куда большего объема, чем можно предположить. Потом — или сразу, ведь времени нет — он сворачивается клубочком, закрывает лицо руками, зажмуривается, равняя тьму снаружи с тьмой внутри. Он давно хотел отдохнуть. Что ж, почему бы и не здесь…