Змейские чары - Наталья Георгиевна Осояну

— такой же, как у всех. Долг граманциаша — служить тем, кому нужна помощь, и это не обсуждается. Но еще ты должен будешь следовать собственным желаниям. Таков твой второй зарок.

— А если мои желания пойдут вразрез с чьей-то просьбой?

Она улыбается:

— Я не обещала, что будет легко. Твой третий зарок таков: хочу, чтобы ты стал ходячим олицетворением истины. Отныне любая ложь для тебя абсолютно недопустима, погибельна. Ты меня понял? Любая. Каждое мое слово имеет значение.

— Я все понял.

Она проводит когтем по спинке его носа, по верхней губе.

— Мой бедный мальчик, это еще не все… Если ты нарушишь все три зарока одновременно, я заберу тебя тотчас же, не дожидаясь, пока закончится место в Книге. Я вытяну из тебя жилы, они пойдут на сшивание чужих Книг. А из твоей кожи сделаю переплет. О да, ты верно понял — я поступлю с тобой так, как поступаю с чудовищами! Таково первое условие.

— Но если я сумею их выполнить…

— Станешь могущественным. Возможно, могущественнее меня. Таково второе условие.

— А третье?

— О третьем… — Она приближается, как уже очень давно не приближалась, и он чувствует копошение змей под плотной вуалью. — О третьем ты узнаешь, когда уже поздно будет что-то менять…

Меняя формы, меняя лица,

Легко влюбиться

В свою же тень.

И вместе с тенью в танце кружиться,

Соединиться,

Как ночь и день.

Сегодня звери, а завтра — птицы.

Долой границы!

Нам нет преград.

А если с тенью что-то случится,

То ты, конечно,

Не виноват.

Вертятся спицы, шуршат страницы,

И тьма глумится:

«Пляши, не стой!

Те формы, лица — их вереницы,

Кто к ним стремится —

Навеки мой».

Древо и дракон

Кира открывает глаза и понимает, что оказалась в совершенно ином месте, — или, быть может, всегда была именно здесь, но магия Дракайны заставила ее видеть поле белых цветов и души тех, кто навсегда покинул мир живых. Но ведь и Кира его покинула… Может, на самом деле она тоже превратилась в тень, летающую над полем, и все прочее — лишь мираж?

Она касается шеи: от ожерелья осталась шелковая нить.

Вокруг простирается 

, но это  особого рода — она совсем не про отсутствие света. Чернота зрачков убийцы, который ждет свою жертву в переулке; непроглядность отчаяния матери, чей ребенок сгорает от лихорадки; безжалостность озера, излившегося на бесценный манускрипт из опрокинутой чернильницы; роковой бег времени, отпущенного человеку, — времени, которое неизменно заканчивается. Кира поднимает руку и осознает, что  можно ощутить; она бархатная, плотная, рельефная, как лучшая из тканей, и можно скроить, сшить из нее что угодно, если ты на это способен.

: пространство без правил, где возможно все.

Моргнув несколько раз, Кира замечает тонкие светлые линии и сосредоточивается на них. Линий становится все больше, и постепенно вокруг вырисовываются детали, придающие этому месту очертания, пусть и весьма странные. Это комната неправильной формы, с бесчисленным множеством углов, с потолком, чья высота постоянно меняется. Вздымаются ввысь полки с книгами, образуя лабиринт, но в самом сердце лабиринта стоит то, чему нет места в библиотеке: большой ткацкий станок, на котором уже натянута основа, но к челноку не привязана вторая нить — уток. Неподалеку — большой стол, на котором громоздятся стопки бумаги, мотки ниток, ворох обработанных кож, несколько ножей и ножниц, шило и какие-то другие инструменты и принадлежности — их невозможно разглядеть с того места, где стоит Кира, опасаясь шевельнуться.

За ткацким станком сидит женщина — всего-то мгновение назад ее там не было, но стоит ли удивляться? Та, с кем Кира повстречалась в поле белых цветов, поднимает руки и опускает на лицо темную плотную вуаль, скрывая копошение неведомых тварей под кожей.

За столом переплетчика…

Кира, рванувшись вперед, еле успевает опомниться и застывает в нескольких шагах от него.

— Ты меня обманул.

Дьюла Мольнар, граманциаш, поднимает голову. Он выглядит мертвым; выглядит как тот, кому нечего терять, потому что цель всей его жизни оказалась обманкой. И он больше не черная дыра, очертаниями напоминающая человека; у него вновь есть лицо, и теперь Кира понимает, что оно в точности такое же, как у Дракайны. Не одно лицо, а бесконечная вереница сменяющих друг друга лиц, смотреть на которую так больно и неприятно, что каким-то образом… каким же образом?.. одно из них рано или поздно подменяет прочие, словно красивая маска. Так бывало, но этот момент пока что не наступил. Она прищуривается, велит себе не отводить взгляда — как бы больно ни было, смотреть на этого негодяя.

— Я не сказал тебе ни слова неправды, — тихо говорит он.

— Ты… ты все подстроил! Ты сам отправил меня к змеям с помощью своих чар! Тот гобелен на стене, он был заколдован тобой! И… все, что случилось со мной, случилось из-за тебя? Все эти девушки погибли из-за тебя? Мои родители…

Она умолкает, чтобы не разрыдаться.

— К гибели твоих родителей, — так же тихо, но твердо говорит Дьюла, — я не имею ни малейшего касательства. То, что произошло с ними, произошло бы в любом случае, даже если бы я так и не узнал твое имя и дорогу в твой дом.

Он встает, делает шаг навстречу и замирает.

— А все остальное… ты не спросила. Я не ответил.

— Для чего ты все это устроил? — Он молчит, и Кира продолжает, сперва продвигаясь наугад, но чувствуя себя на выбранном пути все увереннее. — Ты… устал ждать… ты хотел быстрее вернуться сюда, но в твоей… Книге оставалось слишком много свободного места. Тебе нужен был… подвиг? Нет-нет… — Она хмурит брови. — Ты нуждался в чудовище! В таком могучем и страшном чудовище, что для победы над ним потребовалось бы много, очень много чернил. Ты вспомнил про змеев. И задуманное удалось… с тринадцатой попытки. Теперь ты здесь… — Она поворачивается, смотрит на Дракайну и чувствует, как что-то меняется внутри. Вместо плача рождается смех. — Теперь ты с ней… со своей драгоценной Катариной…

Кира начинает смеяться. С ней такого не случалось ни разу в жизни — о да, были времена, когда она заливисто хохотала над