Царства смерти - Кристофер Руоккио

На этом Дораяика скрылся. Где-то в сумрачной дали скрипнула дверь.

Северин подошла ко мне, хлюпая резиновыми сапогами по слизи и крови.

– Идемте, лорд Марло! – указала она. – Надо обработать ваши ручки.

Я отмахнулся от нее, покачнулся и выругался, когда пальцы отозвались болью. Казалось, мне было больно просто от воздуха.

– Куда мы?

– В медику, – сказала врач, и ее глаза под маской удивленно моргнули.

– Куда он меня везет? – прохрипел я.

Северин лишь улыбнулась.

Глава 26. Пещера

Северин вымыла меня и налепила коррекционный пластырь на раненые руки и грудь. За время пребывания в фуге ушибы и синяки от побоев, перенесенных на Падмураке, не прошли. Их она тоже заклеила. Медика была оборудована в пещере из монолитного камня, но приспособлена под людей, и поэтому инструменты казались здесь инородными телами. За манипуляциями следили охранники-сьельсины. После процедур меня покормили пресной кашей из бромоса с горбушкой черного хлеба. Но все лучше, чем то, что давали в лотрианской тюрьме.

На этом радость закончилась.

После трапезы я был отправлен ведьмой МИНОСа к Бледным, которые сразу же меня поколотили, а затем самый низкорослый из них надел на меня металлический ошейник. Застегнувшись, ошейник зажужжал, и на нем загорелась тусклая красная лампочка.

Я еще не до конца пришел в себя после фуги и поэтому плохо помню винтовые лестницы и петляющие коридоры, по которым меня вели, лифты и звон цепей, раздававшийся в этом жутком бастионе. Я не Валка и никогда не мог с ней тягаться. Моя память отказывает. Тускнеет. Я забываю.

И за это я благодарен больше, чем за что бы то ни было.

Но забыть запах, вонь Дхаран-Туна невозможно. Железо и сера. Кровь и огонь. Гниль и смерть. Несмотря на пандемоническую роскошь одеяния Князя князей, его владения были ужасом, нашедшим воплощение в камне и металле. Это было царство в изгнании, царство-беглец, неотесанное и пугающее, выдолбленное в блуждающей луне. Я так и не узнал его истинных размеров, но оно точно было больше, чем луны Эмеша и некоторые планеты. Дхаран-Тун был полноценным миром, планетой, движимой гигантскими, как империи Старой Земли, двигателями. Поверхность его была темна, холодна и покрыта ледяной коркой. Однако подо льдом, в тоннелях и залах, размаху которых позавидовал бы мифический Нидавеллир, обитали миллионы, а может, миллиарды сьельсинов и их рабов.

Помимо тоннелей и залов, здесь были и пещеры. Подземелья… и казематы.

Дверь зашипела и захлопнулась за мной. Замочная панель загорелась тусклым, противным красным светом. К тому времени я перестал дрожать, но все равно поежился. Северин выдала мне свободную одежду, наподобие рясы священнослужителя, с узкими рукавами, но в остальном широкую и длинную, до самых лодыжек. Обуви мне не дали, и я босиком пошлепал в темноту своего нового дома, щурясь, чтобы разглядеть хоть что-то в свете дверной панели.

Темнота смотрела на меня в ответ.

Осторожно передвигая босые мозолистые ступни, я вошел во мрак, пробуя пол пальцами. Воздух здесь был теплее, чем в кубикуле, где меня разбудила Северин, и чем в медике, где она обрабатывала мне раны. В воздухе пахло сыростью, плесенью и землей с примесью чего-то сладковатого.

Во мраке что-то плескалось.

– Кто здесь? – окликнул я, пробираясь на ощупь, придерживаясь забинтованной рукой за стену.

Камень под рукой был гладким, как будто обожженным плазмой или лазером. Через несколько шагов я был вынужден остановиться. Голова еще кружилась от побоев, ран, голода и недавнего пробуждения. Северин продержала меня в медике – унылой каменной пещере, полной медицинских приборов, – кажется, больше суток. Я не был уверен. Низкая гравитация, темнота и ощущение дезориентации смешались с одним тяжелым, гнетущим чувством, которое я испытывал с тех пор, как мой фаэтон разбился на мосту.

С печалью.

Всплеск.

На миг зажмурившись и загнав печаль подальше, я зашаркал вперед:

– Ау?!

Мне вдруг показалось, что сейчас в ответ из темноты раздастся хор голосов Братства и покажутся его распухшие руки. Но ничего не произошло. Оглянувшись, я увидел красный свет дверного замка. Слабый, далекий, словно звезда, хотя коридор вряд ли был длиннее десяти футов. Впереди во мраке я уже различал очертания комнаты.

– Покажись!

Тишина.

Тишина распространялась вокруг.

Еще один всплеск.

Я прошел, наверное, с дюжину шагов от начала коридора, когда мои ноги нащупали воду. Лужа? Бассейн?.. Подобрав полы одеяния, я вошел в воду по колено, стуча зубами от холода, и вдруг почувствовал, как дрожат мои израненные руки. Я остановился, стараясь не замочить робу. Что-то коснулось моей ноги. Отшатнувшись, я с плеском выскочил на берег. Какое бы слепое существо ни обитало в этих странных водах, я не испытывал желания с ним встречаться. Присев на берегу, я прижался спиной к грубо отесанной стене.

«Просто рыба, – повторял я себе. – Просто рыба…»

Один в темноте, я поджал ноги.

Наконец-то один.

Темнота сомкнулась вокруг меня. Темнота и осознание реальности моего пленения – реальности, в которой «Тамерлан» был уничтожен, а Валка погибла. Все, кого я знал и любил, были мертвы. Мой Красный отряд. Моя команда.

Заливаясь горючими слезами, я стиснул кулаки, не обращая внимания на боль, расцветшую под черным коррекционным пластырем. Я призывал эту боль, нуждался в ней… заслуживал ее. Я сжимал кулаки, пока боль в ободранных пальцах не стала такой сильной, что мои резкие крики заполнили все в этой непроглядной пещере. Вдруг из мрака возникла улыбка Иована. Его злобное серокожее лицо ухмылялось мне, сверкая искусственными глазами. И тогда я понял, что, должно быть, чувствовала Валка, преследуемая призраком Урбейна. Я всхлипнул, и этот звук был сродни первому удару по камню при разрушении плотины.

Какие слова я сказал ей напоследок? Я наклонился, чтобы поцеловать ее, прежде чем взбираться по лестнице на крышу того проклятого фургона. Наклонился и сказал, что скоро вернусь. Но я не вернулся. И теперь уже не вернусь никогда. В некотором смысле я обманул ее. Теперь Валка была мертва – вероятно, мертва.

«Откуда ты знаешь?»

Ее голос, звонкий тавросианский голос, прозвучал во мраке пещеры так отчетливо, как будто она сидела напротив, разделив со мной заключение, как прежде в подземелье Кхарна Сагары.

«Откуда ты знаешь?»

Это были ее последние слова в мой адрес, напоминание о том, что я не всегда прав. Я чуть было не рассмеялся. Лучшей эпитафии для Валки Ондерры Вхад Эдды, родом из Тавроса, было не придумать. Воспоминание шло за воспоминанием, и все это время за мной из сумрака следили ухмыляющиеся глаза Иована.

«Ваша тавросианская любовница, – сказал как-то