Царства смерти - Кристофер Руоккио

– Eija!

Лифт с грохотом начал подъем, унося меня в затхлую темноту.

Глава 25. Перерождение

Я оказался на земле, хотя не помню, как падал. Толкаясь руками и ногами, попытался подняться на колени, встать, вздохнуть. Вместо этого закашлялся и отхаркнул на камни розовые капли. Ударился головой. Кровь прилила к вискам и загремела в ушах, словно на меня надвигалось буйволиное стадо. Оставалось лишь напрячь мускулы и бороться с желанием тела извергнуть жидкость из желудка и легких.

По правилам из тебя откачивают суспензию, прежде чем разбудить от фуги.

Не припомню, чтобы когда-нибудь мне было так холодно.

Я снова попробовал встать, но поскользнулся на амниотической жидкости и треснулся черепом о пол.

– Тише, тише… – раздался мягкий мелодичный голос. – Тише, милорд. Тише, тише…

Кто-то тронул меня за лицо, обнял за голову. Казалось, грудь вот-вот разорвется от раздирающего ее кашля. Я отплевывался. Ничего не было видно, язык не слушался. Я слышал только собственный кашель и рвоту и этот ангельский женский голос.

– Валка?

Я почти перестал кашлять, но женщина снова утихомирила меня.

– Нет, нет… – приговаривала она. – Только мы. Тише. Дышите.

Это не могла быть Магда. Или они и ее схватили? Неужели я остался на Падмураке? Нет… этого не могло быть. Я прекрасно помнил, как Горре сорвало с меня комбинезон и впихнуло в капсулу. С меня сняли кандалы и пристегнули в яслях.

– Валка! – снова вырвалось у меня, и я поднялся на колени, но от следующего шага снова пошатнулся. – Где?

– Боюсь, мертва, – ответили мне.

– Нет, – слабым пустым голосом произнес я. – Нет…

– Ваш корабль захвачен и уничтожен со всей командой.

Я услышал шлепающие по лужам шаги, снова почувствовал холодные руки.

– Милорд, только вы и остались.

Эти же руки перевернули меня, но я не увидел женщину, а скорее ощутил ее присутствие. Она села рядом и положила мою голову себе на колени. В бреду я вдруг представил, что это моя мать, но вспомнил, что она умерла, пока я странствовал замороженным среди звезд. Но мне почудился ее голос:

«Ты мой сын».

Другой голос, более высокий и холодный, чем у матери, нарушил мою слепоту и заглушил скачущее сердце:

– Что с ним?

– Разбудила, не откачав суспензию из легких, – ответила женщина, и я понял, что она улыбается.

– Жить будет? – спросил холодный голос, смутно знакомый, но я не мог вспомнить, где его слышал.

– Скоро пройдет, – ответила женщина, гладя мое лицо, затем наклонилась и снова принялась меня успокаивать. – Так веселее.

– Доктор, он нужен мне живым.

Слова сопроводила гулкая твердая поступь.

– Я… – У меня снова начался приступ кашля, и женщина приподняла мне спину.

Сине-зеленая масса брызнула мне на колени, расплывшись пятном на бледных голых ногах.

– Я ничего не вижу.

Это было не совсем правдой. Мир постепенно являл себя пятном света и тени, и единственным цветом, что я видел, был этот сине-зеленый на моих ногах и на полу вокруг.

– Скоро пройдет, – повторила женщина. – Боюсь, эти jitaten prophanoi, которые вас замораживали, совсем не разбирались в процедуре.

Что-то холодное уткнулось мне в спину, и послышалось тихое гудение и писк каких-то медицинских инструментов.

– В легких еще осталась жидкость. Нужно время.

Яркий свет ударил в левый глаз, затем в правый. Я зажмурился.

– Думала, Иован сам вас в фугу положит.

Вокруг раздались новые шаги. Я повернул голову, стараясь прислушаться к звуку.

– Доктор, мне нужен Адриан Марло, а не его труп.

– Он жив! – ответила женщина, и мне показалось, что за ее по-матерински теплым тоном мелькнули нотки страха. – Внутренняя температура повышается, электроэнцефалограмма…

– Что такое? – требовательно спросил холодный голос.

– Она какая-то… странная.

– Доктор Северин, меня весьма огорчит, если невнимательность вашего коллеги приведет к необратимым последствиям для моего сородича.

– Понимаю, о Великий, – покорно ответила женщина. – Опасности нет. Просто его биопотенциалы не соответствуют нормам.

– Северин? – вымолвил я.

От всплеска адреналина в груди стало тесно, и я схватил женщину за руку так, что едва не сломал. Я почувствовал под пальцами выступы искусственных костей – такого же типа, как и в моей левой руке. Перед глазами встали образы: вот белая металлическая рука пробивает бронированное стекло резервуара. Вот наш громадный колосс шагает по солончаку к высокой горе. Вот привязанные к передатчику мертвецы. Сиран. Выстрел во тьме.

– Вы одна из них! – догадался я.

Я снова попытался встать, отпихнув от себя ведьму Северин. Снова поскользнулся. Снова упал, перекатился на спину и растянулся в жиже своего перерождения. Меня окутала тьма, перед глазами мелькали искры. Я не сразу понял, что мокрые волосы прилипли к лицу, не сразу почувствовал боль в горле и пальцах.

Мои кольца. Они забыли снять кольца, перед тем как пристегнуть меня в своих экстрасоларианских яслях для фуги. Кожа под металлом и слоновой костью замерзла и получила ожоги. Чем выше поднималась температура тела, тем сильнее я чувствовал боль. Кровь потекла из пальцев и ран на шее и груди, где висела цепочка с медальоном, в котором хранился фрагмент скорлупы Тихого. Я с трудом различал свои руки, ладони и окровавленные пальцы. Из размазанных пятен они превращались в смутные силуэты. Вздрагивая, я стянул с левого большого пальца старое кольцо князя Аранаты Отиоло и едва не вскрикнул от боли, когда вместе с кольцом сошла и кожа, оголив мясо и связки.

– Бедные лапочки… – Северин взяла меня за руки. – Нужно их вылечить.

Я смог различить на ней медицинские перчатки и блестящий бесформенный халат. Лицо под прозрачной маской было не похоже на то, что я видел на Эринии. Она говорила по-джаддиански, но лицо было мандарийским, с узкими глазами и высокими скулами. Но на Эринии она совершенно точно не была мандари.

Вырвав руку, я скривился от боли – на открытую рану подул ледяной воздух. Не сводя глаз с Северин, я присмотрелся и увидел на большом, указательном и безымянном пальцах правой руки кровавые кольца. Шрамы останутся страшные. На моем левом большом пальце – настоящем, не искусственном – уже когда-то был шрам от криоожога. Из-за воспоминания у меня вырвался тихий робкий смешок. Я подавил его, стиснув зубы. Какая ирония судьбы – спустя столько лет и странствий снова получить такую же травму. Я все отчетливее осознавал абсурдность и ужас своего положения: я был гол и сидел, скрестив ноги, на полу перед пустыми яслями для фуги, весь в крови и синей суспензии.

– Я вас помню, – сказал я.

Хотя лицо женщины не было тем, что я видел прежде, она несомненно была той