Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

– Мне всё так. Но ты от них подальше держись.

Она удивилась.

– Это ещё почему?

– Тебе сказано, лихие людишки, – отрезал Лют. – Понимаешь?

– Когда ты не объясняешь, не понимаю.

– Да заткнётесь вы или нет? – зашипел на них Тамир. – Оборот уже трещите над ухом! Спать охота.

– Охота – спи! Араз не спишь, значит, плохо хочешь, – тут же огрызнулся Лют и вновь повернулся к Лесане. – Ты бестолковая. Три мужика едут без барахла. Бирюки бирюками. О семьях не говорят, на привалах с сопутчиками не балагурят. Ладно, без толку с тобой болтать. Завтра сам покумекаю.

Девушка в ответ зевнула, завернулась поплотнее в овчину и скоро задремала. Однако наутро поймала себя на том, что против воли приглядывается к троим странникам, ехавшим в последних санях обоза. Мужики держались спокойно, но пожитков при них взаправду было всего три тощих заплечника.

Пока варилась каша, Лесана подступила к гревшейся у костра троице с расспросами.

– Что же вы всё наособицу ютитесь, родимые? Издалече ли едете? – спросила она старшего из мужчин, который выглядел ровесником Тамира.

– Из Цитадели, – буркнул он. – Тебе-то что? Вари свою кашу.

Тут же словно из-под снега вырос Лют.

– Она кашу и на тебя, промежду прочим, варит. Так что язык попридержи, коли голодным остаться не хочешь.

Мужик дёрнул уголком губ и ответил, будто через силу:

– Прости дурака, хозяюшка. С детства вежеству не обучен. Рос, как трава придорожная. Не серчай.

«Хозяюшка» пожала плечами и занялась своим делом. Подумаешь, не сказали, куда едут! Была нужда допытываться! Однако от случившегося разговора всё одно сделалось досадно.

И всё-таки Лесана отмахнулась от этих мыслей, решив не морочить себе голову из-за домыслов Люта. Нашла кого слушать.

Меж тем путники наскоро поели и сызнова расселись по саням. Лесана пристроила в ногах несколько горшков с углями: хоть как-то греться в пути.

Белый лес искрился. Красота! Деревья замерли в молчаливом оцепенении. Рыхлый снег скрипел под полозьями, разлетался сверкающей пылью. Зимнее солнце – особое. Слепящее, радостное. Летом такого не бывает.

Лесана зачарованно смотрела на холодное великолепие, когда Лют ткнул её в бок и спросил:

– Убедилась?

– А? Что? – очнулась девушка. – Мужики как мужики. Неучтивые только.

Волколак усмехнулся и спросил держащего вожжи колдуна:

– Тамир, а тебе они как?

– Никак, – ответил тот. – Сдались они мне.

Лют сокрушённо вздохнул, будто досадуя скудоумию спутников. Но больше к разговору не возвращался.

И тут Лесана запоздало начала вспоминать.

– Погоди. Ао чём ты вчера с ними беседовал, а? Я видела, ты со старшим их говорил! О чём? Они ещё смеялись, когда ты подошёл. А потом перестали. Что ты им сказал?

Колдун отвлёкся от дороги и с любопытством обернулся к волколаку. Впрочем, лицо ходящего осталось невозмутимым, а глаза были затянуты повязкой, поэтому понять, смутил его этот вопрос или нет, оказалось невозможно.

– Спросил, далеко ли путь держат. Сказали: в Печи́щи. Ещё спросил, как звать их. Старшего Копылом кличут, того, у которого голос сиплый, Ранком, а заику – Малыгой.

Тамир хмыкнул такой дотошности оборотня и спросил:

– Что ты к ним пристал? Едут себе мужики и едут.

– А не нравятся они мне, – просто ответил Лют, будто это всё объясняло.

– Чем не нравятся? – удивилась Лесана, которая никак не могла уразуметь эту его насторожённость.

– Всем, – ответил волколак и замолчал.

На ночлег остановились, как обычно, засветло. Покуда тьма не сгустилась и не заперла всех в обережном кругу, следовало развести костёр, справить разные дела-хлопоты.

Обозный люд, хоть и привыкший ночевать под открытым небом, всё одно от обычного люда отличался мало. Ночь страшила их. И пускай нынешний путь оказался на диво спокойный, странники с заходом солнца старались не мешкая разбрестись по саням, отгородиться от темноты пологами и поскорее уснуть, чтоб приблизить тем самым утро.

Ветер иногда доносил из чащи отголоски волчьих песен. Заслышав вой, мужчины смолкали, встревоженно вскидывались и даже дышали в такие мгновенья через раз. А вот Лют грустнел. Лесана примечала. По счастью, к месту стоянки оборотни не выходили ни разу.

Нынче обережница вела «брата» в лес. Потому что ему, как обычно, приспичило «подышать». Не дышалось ему, клятому, где и всем. То лошадьми воняло, то людьми, то дымом, то стряпней… Всю душу вымотал.

По пути встретили старшего обоза, возвращавшегося к привалу расстроенным и хмурым.

– Случилось чего, Смир Евсеич? – спросила Лесана, удивлённая выражению глубокой досады на лице купца.

– А… – Он махнул рукой. – Сам виноват. Рукавицу снял, да вместе с жениной памяткой, с перстнем. Улетел в сугроб. Теперь уж не доискаться, – посетовал он и сморгнул невольные слёзы.

Лесана покачала головой.

– Не горюй. Вместе поищем.

Однако понимала: сказанное звучит неубедительно. Перстень в рыхлых, доходящих едва не до пояса сугробах не найдёшь, сколько ни ройся. Да и стемнеет скоро.

Смир на слова утешения сызнова досадливо махнул рукой и, не оборачиваясь, зашагал прочь. Буркнул только:

– Поищут они… Возвращайтесь, покуда не смерклось. А то как бы вас самих искать не пришлось… переродившимися.

– Ты погоди горевать-то! – крикнул ему вслед волколак. – Утром пошарим. Куда он денется?

Обозный глава в ответ уныло кивнул.

– Пошли. – Лют потащил свою спутницу вперёд, аккурат по следам, оставленным расстроенным Евсеичем.

– Куда? – удивилась Лесана. – Правда, что ли, перстень искать?

– Попробуем, пока он на морозе запах не растерял. Что нам, трудно помочь человеку хорошему?

– Тебя увидят – смеяться будут. – Обережница улыбнулась. – Слепой ищет пропажу в снегу.

– Поэтому пойдём быстрее, – поторопил Лют.

Лесана вздохнула, но перечить не стала. Только в который уж раз отметила про себя: Лют, не гляди, что незряч, по следу шёл лучше иной собаки: ни на кусты, ни на деревья не налетал.

– Постой тут. А то запах отбиваешь.

Волколак удержал спутницу за плечо и к полянке, где до них топтался Смир, направился один. Принюхался, наклонился, взялся шарить голыми руками в снегу справа от себя. Лесану от этого зрелища пробрал озноб. Едва представила, каково в этакую стужу руки в сугроб запускать… Бр-р-р!

Спустя некоторое время Лют сокрушённо покачал головой.

– Не найду. Глубоко осел. Да и запах потерялся уже. Не чую. Значит, и рыться бесполезно. Идём.

Волколак засунул одну окоченевшую руку за пазуху, а другой взял спутницу под локоть: веди, мол.

Когда они воротились к месту стоянки, хмурого Смира утешали у костра спутники.

– Не горюй, старшой. Утресь поищем, – говорил кто-то из ребят. – Авось найдётся.

Однако утром перстень всё одно не сыскали. Хотя поляну обшаривали всем обозом и вытоптали едва не до земли.

Впрочем, обережнице о том лишь рассказывали. Она на поиски