Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

с женой на заимке под Росстанью. В конце студенника́ к нему нагрянули сторожевики. Велига, твой выкормыш, Белян, попался охотнице и выдал ей всё, что знал. Вот к Славену и явились. Забрали в Цитадель да пригрозили: или он к нам с посланием идёт, или жене его, Ясне, расскажут, с кем она столько вёсен ложе делила.

Осенённые угрюмо переглядывались.

– Славен, я пока тебе назову тех, кого ты не знаешь. Это Дивен. Он пришёл к нам несколько вёсен назад. Это Милан. С ним вы тоже допрежь не встречались. Это Отрад. Чаян. Юша…

Зван поочерёдно называл каждого. Мужчины кивали. Вот только их имена мигом вылетали у Славена из головы. Он лишь мысленно счёл собравшихся. Получилось семнадцать. Вёсен самых разных: одни ему в отцы годились, другие – в сыновья.

– Ну а теперь рассказывай, с чем пришёл, – велел вожак.

Славен несколько мгновений помолчал и заговорил:

– Глава Цитадели просит нашей помощи. Уговор таков: мы подсобляем выловить и истребить стаю Серого, нас отпускают на все четыре стороны. Про Лебяжьи Переходы охотники уже знают. Белян всё рассказал. Им и пугать его особо не пришлось. Так что сюда могут нагрянуть в любой день и вырезать всех, от мала до велика…

– Так что же не нагрянут? – спросил Велига, обративший в своё время Беляна. – Зачем тебя прислали? И можно ли тебе верить, Славен? Кто знает, правду ты говоришь иль врёшь? И ежели Цитадель так сильна, зачем ей наша помощь?

Он глядел на чужина насмешливо, словно уличил его в нелепой лжи. Славен опустил глаза и ответил глухим, мёртвым голосом:

– Я, Велига, лишь посланник. Говорю то, что попросили. А уж как эту правду принять, решать вам.

– Нет в нас веры охотникам, – сказал Дивен, потерев подбородок.

Зван, сидевший напротив, усмехнулся.

– Так ведь и у охотников нам веры нет. Иначе бы не Славена отрядили, а сами пришли. Разница в том, Дивен, что у нас бабы и дети, а у них мечи и стрелы. Они с места снимутся да пойдут на Лебяжьи Переходы. А мы куда денемся? Куда стаи свои спрячем? А ежели и спрячем, но в битве поляжем, кто кормить их будет, чтоб не одичали?

В ответ на это сидящий рядом с вожаком Новик сказал:

– Коли мы поможем им выманить Серого, они следом за нас примутся. Это так же верно, как то, что солнце встаёт на востоке. Какой нам резон помогать Цитадели? Погибель приманивать? Не о чем тут беседовать.

– Глава сказал, покуда мы людей не режем, будто скот, нас не тронут, – ответил Славен. – Сказал, ежели Серый продолжит бесчинствовать, Цитадель терпеть не станет, соберёт все силы, и тогда, мол, не обессудьте, будет кровавая баня. А поможете – договоримся. Зван, ну сам подумай: он теперь знает о Лебяжьих Переходах! Цитадель без дела не сидит, оружается. Амы как защищаться будем? Кукиши им из кустов казать?

– Кукиши… – Зван усмехнулся. – Чего хотят охотники? Какой помощи? Серого мы сами не скрутим. И он, и стая его, полубезумные, от крови ошалевшие. В них сила свирепая.

Славен опять опустил глаза.

– Глава предлагает паре наших осенённых прийти к Серой речке. Там луга далеко просматриваются: можно встретиться, не опасаясь засады, и поговорить. Там он скажет, какой помощи от нас ждёт. А пока хочет узнать, сколько осенённых в стае у волков. И ещё просил передать: в конце лета стая Серого вырезала несколько деревень. Убили всех, от детей до стариков. Никого не пощадили.

На другом конце стола хмыкнул самый молодой из осенённых Лебяжьих Переходов, белобрысый паренёк вёсен семнадцати от роду.

– А нам-то что до того? Вон о прошлом лете охотники две стаи вырезали под Тихими Бродами. Там тоже дети со стариками были. Кто их жалел?

Славен смерил говорившего усталым взглядом человека, много пережившего, много повидавшего и многому уже от жизни научившегося. Взглядом взрослого, который вынужден терпеливо объяснять ребёнку, что огонь жжётся, а вода мокрая. Под этим тяжёлым взором паренёк почувствовал себя неуютно и отвёл глаза. А Славен спокойно продолжил:

– От себя я другое добавлю: Серый убил обережника. И не просто убил: кормил им стаю! А опосля поглумился над телом: привязал к дереву у дороги да ко лбу оберег прибил, наговорённый от зова кровососа. Тело то нашли двое охотников, которые везли в крепость Беляна.

Осенённые переглянулись. В горнице повисла тишина.

– А правда ли? Не набрехал? Белян храбрости цыплячьей, ему верить… – с сомнением спросил Отрад и презрительно поморщился.

Славен покачал головой.

– Не набрехал. Он его хоронить помогал. Пока вспоминал да рассказывал мне, трясся весь и чуть не блевал. Ты вон Велигу спроси, он подтвердит, что врать выкормыш его никогда толком не умел. Озлилась нынче Цитадель пуще прежнего. Но покамест гнев её лишь на Серого с его обезумевшей стаей обращён.

– А я говорил, – сдавленно сказал Дивен. – Я говорил: приманят волки беду! Говорил: нельзя им верить! С того дня говорил, как подкидыш его припадочный ребятишек наших первый раз увёл. Зван, коли пойдёшь, меня с собой возьми. Я про детей спросить хочу. Знать хочу – кто?

Мирег, сидящий на другом конце стола, дёрнулся.

– Каких детей? Уймись! Сказано ж: Серый охотника замучил. Ну спросишь ты про детей. Тебе и ответят, мол, а вы чего ждали, когда обережника истязали?

– Я сердцем, сердцем чую, – глухо откликнулся Дивен, с трудом взяв себя в руки. – Серый на детей охотника вывел…

Удивлённый Славен обвёл всех глазами, а потом посмотрел на Звана. Тот мрачно пояснил:

– Летом волчонок Серого увёл четверых наших ребятишек за бобровую плотину к ручью. А там охотник ждал. Детей убили. Всех.

Лицо Дивена дрогнуло, словно он с трудом сдержал слёзы. Славен уронил взгляд на свои руки, лежащие поверх стола. Сроду не ощущал он себя таким чужином. Вроде и вины на нём никакой нет, а чувствует себя так, будто не слова охотников пришёл передать, а собственную волю. Вон как настороженно, хмуро, исподлобья глядят на него, будто на врага. И так горько на душе, так тошно!

– Посланник Цитадели будет в излу́чине[6] Серой речки и Вороньего ручья на пятый день первой седмицы вью́жника, – сказал Славен. – Пождёт до следующего утра и уедет.

– А не боится их посланник, что мы Серого на него выведем? – зло спросил Велига. – Или сами придём всей оравой?

Славен пожал плечами.

– Того не ведаю. Боится, наверное. Но на кой ляд посланника убивать? Ну убьёте, и что? Думаешь, после такой оплеухи Цитадель отмолчится?

– Не убьём, – подал голос