Молот Пограничья. Книга III - Валерий Пылаев

— Ну, весной — значит, весной. — Жихарь зажал костыль под мышкой и махнул рукой. — Зато у нас тогда дружины уже с полсотни человек будет небось. Как бы не пришлось кого в старую гридницу селить.

— Полсотни… — буркнул я. — Быстрый ты, как курьерский поезд. Где столько народу за зиму взять?

— Так Седой из вольников уже троих привел. Мог и больше, так вы сами сказали, что пока не надо. — Жихарь пожал плечами. — А как по мне — пусть бы хоть дюжину набирал. Ребята среди них и толковые есть, а брони и штуцеров теперь на всех хватит.

Тут он, пожалуй, не ошибся — трофеев после боя было столько, что вполне можно было снарядить небольшую армию. Себе я по праву победителя забрал только зачарованный клинок и доспех Зубова, который как раз пришелся впору, а все остальное перекочевало в закрома оружейни под надзор дяди. И, если он подсчитал стволы и броню без ошибки, запасы вполне позволяли увеличить дружину вдвое безо всяких усилий.

— Вольники вольниками, но наше дело — это ж не только по Тайге ходить и оленя в глаз бить со ста шагов, чтобы шкуру не попортить. — Я развернулся и не спеша направился обратно к господскому дому. — Тут и выучка, и дисциплина нужна. Надо в Орешек съездить. Вдруг кому из государевых людей служба надоела?

— Тоже верно. — Жихарь не стал спорить. — К вам в дружину, Игорь Данилович, солдаты еще в очередь выстроятся. А может, и из господ офицеров кто захочет. А то по выслуге баронский титул можно и не дождаться, а тут — как знать. Да и жалованье, небось, не казенное дадите, а побогаче.

Я нахмурился и даже погрозил Жихарю пальцем — уж очень он много болтал. Хоть и по делу: после того, как грузовики зубовские грузовики укатили обратно в Гатчину, моя казна пополнилась на такую сумму, о которой месяц назад я не мог и мечтать. Не знаю, что заставило его сиятельство Николая Платоновича так расщедриться, однако за мертвых гридней он заплатил такой же выкуп, как за живых.

Отказываться мы с дядей, ясное дело, не стали: деньги были нужны, как никогда раньше, а для Тайной канцелярии один пленный Зубов стоил куда больше, чем вся его гвардия вместе взятая.

Оставалось только надеяться, что высшие столичные чины не станут с ним миндальничать, и за контрабанду, наконец, ответит вся семейка. У Зубовых наверняка были покровители и в Москве, однако надежда на справедливый суд все же была: ходили слухи, что делом заинтересовался сам государь император.

Но на его решение я повлиять не мог никак — так что пока предпочитал заниматься насущными делами. Дружиной, стройкой, отцовскими бумагами…

— Глядите-ка, Игорь Данилович. — Жихарь остановился и вытянул костыль, указывая на крыльцо. — Никак, ее сиятельство Елена Ольгердовна в гости пожаловала. И вырядилась как — будто на бал!

Действительно, у господского дома нас уже дожидалась знакомая стройная фигурка. По какой-то причине облаченная не в привычный камуфляжный костюм, а в приталенный пиджак, узкую юбку и туфли на каблуке.

— Не иначе вас порадовать такой красотой решила. Тили-тили тесто, жених и невеста… — вполголоса затянул Жихарь, улыбаясь во всю ширь. Но, заметив мой взгляд, тут же захлопнул рот и на всякий случай отскочил на безопасное расстояние, ловко переставив костыли. — Все, ваше сиятельство, понял. Понял! Молчу-молчу!

Глава 2

— Доброго дня, Игорь Данилович! — Елена учтиво склонила голову, улыбнулась и, убедившись, что никого рядом нет, уже вполголоса добавила: — Привет!

Машину она оставила чуть в стороне, у Гром-камня — видимо, чтобы не перебудить здешних обитателей шумом мотора. Не знаю, когда Елена успела научиться водить, но здоровенный черный внедорожник — один из двух, которые мы взяли после боя с остальными трофеями — ей определенно шел. Старший Зубов даже не пытался требовать свои машины обратно. Да и, пожалуй, не смог бы: имущество нападавших считалось собственностью победителей, и в этом древние обычаи Пограничья нисколько не противоречили государеву закону. И вряд ли с этим стал бы спорить даже Петр Петрович, вздумай я отправиться в Орешек и поставить его в известность о, скажем так, смене владельца.

Чего я, конечно же, делать не собирался.

— Здравствуй. — Я поднялся на крыльцо. — Чудесно выглядишь. Хоть и, признаться, непривычно видеть тебе в столь…

На этом месте я чуть замялся — так и не сумел придумать подходящего слова. Изящный бежевый костюм и туфли украшали Елену ничуть не меньше дорогущего трофейного авто, однако подобные комплименты почему-то казались то ли неуместными, то ли неуклюжими. А может, дело было в том, что я привык видеть ее сиятельство исключительно в образе девушки-воина или таежной охотницы с луком за плечами, с которой мы уже не раз сражались бок о бок. И теперь, когда она вдруг превратилась в светскую красотку, я…

Нет, не то чтобы потерял дар речи — просто не знал, как к ней подступиться. И не пора ли переключиться на великосветский этикет и изображать из себя учтивого кавалера, хоть из одежды на мне и было только солдатские ботинки со штанами.

— В столь женственном облачении? — Елена, похоже, решила прийти мне на помощь. — Увы, положение княжны порой требует жертв.

— Если так — приноси их почаще, — улыбнулся я. — Приятно видеть тебя… такой.

— Ой, да ладно тебе… — Щеки Елены вдруг порозовели. Она отвернулась и принялась старательно поправлять волосы, будто с ее безупречной прической приключилось какое-то недоразумение. — Просто другая одежда. Наверное, для поездки в Орешек она подходит лучше.

Я молча кивнул. Работы в Ижоре теперь было не меньше, чем в Гром-камне, и немалая ее часть легла на плечи хозяйки. Аскольд еще не достиг подходящего возраста, а сам Горчаков за долгие годы бедности наверняка разучился вести дела. Старик неплохо управлялся с лесопилкой и охранял границы вотчины, однако для возни в Таежном приказе и прочих начальственных кабинетах, пожалуй, уже давно не годился.

— Если нужна помощь — мои люди к твоим услугам, — сказал я. — Как и я сам. Род Костровых у вас в долгу.

Я не собирался предаваться воспоминаниям, но в голове против воли снова проступила почти забытая за две недели картина: стремительный полет над лесом, распахнутое окно, чашка с чаем на столе. Книга, домашняя рубашка, надетая на влажное и горячее после душа голое тело. Мокрые темные пряди, рассыпавшиеся по плечам. Смутная тревога в глазах.

И я, зависший над полом бестелесным призраком и орущий Елене прямо в лицо, что