Амлет, сын Улава - Адель Гельт

сильно повезло с духом-хранителем. Дескать, при жизни он был не слишком силен гальдуром, но умен нечеловечески, просто невообразимо, и именно из таких, не ушедших совсем за грань, умников, получаются...

- Мама мне всегда говорила: еще немного усидчивости, и был бы, как папа, секретным химиком! - вновь сообщил Хетьяр голосом уже куда более близким и громким. - Ерунда, конечно, эта их версия, сразу по нескольким причинам, но, Саакянц меня разбери, приятно слушать!

Тем временем, учитель, удовольствовавшись ответами — добрую половину из которых ученикам просто подсказал — проявил хитрость, лень и коварство. Верно, ему наскучило вбивать в глупые головы умную мудрость, и, вместо того, чтобы трудиться самому, он призвал для этого дела меня.

Я, по требованию пока еще остающегося — для меня — безымянным, альва, поведал о себе почти все. Рассказал, по крайности, не выдавая домашних секретов и родовых тайн, ну и, конечно, аккуратно сглаживая острые углы и умалчивая о том, в чем было стыдно признаться.

- Нормальная такая вышла парадная биография, - как всегда, наполовину понятно, наполовину смешно и самую чуточку обидно, отозвался о моем рассказе Хетьяр. - Вообще, конечно, правильно. Нечего всяким тут.

Что именно «всяким тут», я спросить хотел, но не успел: безымянный альв объявил урок оконченным и предложил выметаться из учебной комнаты.

- Звонка, конечно, не хватает, - заключил, вновь неожиданно, Хетьяр, и я решил поступить так же: неожиданно согласился.

Из комнаты я вышел последним: учитель забросал меня странными вопросами, будто бы и важными, а на деле — совершенно ни о чем, ни соврать, ни выругаться. Мне показалось, что альв просто задерживает меня в комнате, и сейчас, когда выйдут все ученики, станет расспрашивать уже по-настоящему...

Я оказался и прав, и не очень. Ученики все вышли вон, учитель же будто утратил ко мне всякий интерес: просто предложил идти в свою комнату и готовиться ко сну, и сделал он это предложение голосом скучным, в котором не звучало пожелание или требование, а только некая, порядком надоевшая, обязанность.

Пошел. Куда именно идти, я помнил из сонного мира, и оставалось только надеяться на то, что большой дом одинаков во всех мирах. Так, впрочем, и вышло, но таким же остался только сам дом, а вовсе не его насельцы.

Идти предстояло недалеко: пройти всего около сотни шагов и сделать три поворота. Перед последним из них я замедлил ход ног.

Мне пахло.

Пахло, сначала, несколькими человеческими телами, живыми и здоровыми, только не очень старательно умытыми. Потом, пахло дрянной мешковиной и старой пылью, что копится по углам в доме нерадивой хозяйки. Затем, и вновь в-третьих, не пахло, но ощущалось чувство — лихой азарт, совсем немного замешанный на зависти и уверенности в своих силах.

Я понял: будут бить.

Кто-то бы вернулся и попросил помощи учителя или еще кого-то из мужей постарше. Иной — изготовился бы и вооружился. Третий — дал бы знать засадникам, что их хитрость и подготовка раскрыты...

Только вот я — сын своего отца, и, смею надеяться, сын достойный. Поэтому я напружинил ноги и хвост, гордо вскинул морду и шагнул навстречу вызову и славе.

Славы не получилось. Вызова, кстати, тоже: сам я его сделать не успел, мои же внезапные недруги и не собирались. Свет померк, исчезли и запахи, иные, кроме немедленно забившей нос давешней пыли: мне на голову надели пыльный мешок.

Первым ударом мне, верно, метили сзади в спину, чуть повыше поясницы: много позже я вспомнил, что именно в ту часть, слева или справа, надо бесчестно бить ножом, чтобы нанести рану если не смертельную, то очень постыдную. После такой раны даже очень сильный и здоровый мужчина начинает позорно мочиться кровью, и скоро умирает стариковской смертью, не умея переварить разлитую в утробе желчь... Били, к счастью, не ножом, а так, рукой.

Еще к счастью, напавшие не учли одной небольшой, но очень гордой детали, присущей только тем народам Полуночи, у которых есть заметные хвосты: именно этот самый хвост. Он и оказался на пути удара, сильно его смягчив, и не дав злодеям сразу же вывести меня из боя и, чего доброго, забить лежачим насмерть или до всегдашнего и неизлечимого калечества.

Я вертелся ужом — благо, вырос среди сонма двоюродных и иных братьев, почти все из которых были меня пусть немного, но старше, а значит, больше и сильнее. В драке, пусть и потешной, с братьями, мне приходилось надеяться только на свою, совершенно звериную, ловкость, в противовес их, опять же, звериной, силе. Так вышло и сейчас.

Удары сыпались со всех сторон, но я уже приноровился к их ломаной частоте. От одних уворачивался, другие пускал вскользь, третьи принимал на себя, если понимал, что так можно... По голове мне, к счастью, то ли ни разу не ударили, то ли ни разу не попали.

Сейчас я могу описывать драку так, будто у меня было время остановиться, подумать и как следует запомнить происходящее, но было это, конечно, не так. Кроме ухваток своих, запаха и сопения противников, помню я доподлинно только тот удар сердца, на котором драка закончилась, а именно — крик.

- Стоять! - крикнул кто-то громкий и имеющий право: я немедленно признал голос Снорри Ульварссона. - Бояться! По стенке встать! Мешок снять!

Послушались: и встали, и сняли, и забоялись. Я бы, наверное, сделал так же — все же, нечестное избиение одного многими было не тем деянием, о котором слагают хорошие саги.

- Как не стыдно, юнцы! - гневно заявил Снорри Ульварссон, страшно приподняв верхнюю губу над клыками: получился волчий оскал. - Что подумает о нашем обществе и вашем вежестве мой новый ученик? Кто смеет нападать вот так, бесчестно, не сказав слов обвинения, толпой на одного? Кто имеет глупость затевать драку с воином, прошедшим посвящение совершенных лет? А если бы кому-то из вас удалось пустить ему кровь, пусть и из разбитого носа?

Драчуны — ими оказались, кстати, совсем недавно сидевшие на лавках очень близко ко мне, во главе с поспешившим неверно ответить крепышом, принялись затравленно переглядываться. Они, верно, думали, что я чуть младше, чем на самом деле — обманулись моей внешностью: отсутствием взрослых усов и бороды на совсем немного мохнатой морде, и потому ошиблись, глупо, и почти совсем страшно. Вправду, дойди дело до крови...

- И что, у кого-то из вас достанет серебра выплатить виру за бесчестно пущенную кровь? - ярился скальд. - Кто из