Амлет, сын Улава - Адель Гельт

избранного одно дело — героически погибнуть во имя чьих-то надобностей, и ладно, если это нужно кому-то из асов, например, самолично Предателю Воинов: в конце концов, вечно пировать среди эйнхериев куда интереснее, чем строить из собственных ногтей Черный Корабль!

Еще у избранного героя обычно нет друзей, а те, что есть, или глупо погибают, или женятся друг на друге, и дальше в сагах о них ничего нет!

В общем, избранным быть не хотелось, но слова о последней надежде, все же, немного озадачили и заставили беспокоиться.

- Как ты думаешь, парень, сколько мне лет? - Снорри будто справился с чем-то внутри себя, вид торжественный и строгий утратил, приобрел же, наоборот, свой всегдашний: шутливый и проказливый.

- Не меньше шестидесяти, - ответил я. - Если ты учил моего отца, то ты должен быть старше его хотя бы на два десятка лет, то есть так же, насколько он сам старше меня.

Смех у скальда оказался, в этот раз, под стать виду: громкий, прерывистый, взлаивающий.

- Шестидесяти... Отрок, зовущийся мужем! Когда я только поднимал из вод сокрытый остров, мне уже было почти четыреста лет от роду, - огорошил меня скальд. - И ведь тогда еще знатный норвежец Ингольф Арнарссон не просто не вкопал первого столба Тингвеллира — он даже не родился! И отец его не родился, и дед!

- Древностью лет сравним ты с самими асами! - вежливо восхитился я, и даже сказал ровно то, что подумал.

- С асами... Мне лестно такое сравнение, но ты не прав, - Снорри оглянулся, будто боязливо, и продолжил: - Там счет идет на тысячи лет, и даже многие тысячи! Иные из них и вовсе помнят ограждение нашего мира! Но речь не об этом, - скальд будто прервал себя сам, и вновь сделался серьезен.

- За свою жизнь, ученик, я воспитал сотню без одного знатных скальдов! - видно было, что Белый Лис, с одной стороны, страшно гордится сказанным, и, с другой, немного устал повторять одно и то же: видимо, хвастался не мне первому. - Кроме знатных, были и просто скальды, и их даже не вдесятеро больше, и ушедшие из ученичества младшими, и даже оставшиеся запоминателями и рассказчиками, почти лишенные гальдура, тех и вовсе никто не сочтет! Одного только не случилось, - Снорри Ульварссон перевел дух, будто после речи, вдесятеро более долгой, - нет среди моих учеников ни одного великого... И, если и ты не оправдаешь последней надежды, уже и не будет!

- Спроси его о болванах, - подал голос Хетьяр. - Думается, сейчас самое уместное время, и речь как раз о них.

- У меня есть важный вопрос, наставник, - пожелание духа позволило мне набраться наглости, и почти перебить старика, спросив о своем. - Эти одинаковые злые люди, кто они?

- Отличный вопрос! - скальд неожиданно улыбнулся. - Пожалуй, ты, Амлет, не только крепок и ловок телом и гальдуром, но и обладаешь отменным, острым и сильным, умом! Помнишь, мы уже говорили с тобой о старом Гунде? - скальд будто засомневался ненадолго, - или это было не с тобой?

- Старый Гунд, который не стар, бывший скальд, лишившийся сродства с Песней, - выпалил я на одном дыхании. Снорри кивнул.

- С этими вот почти так же. Всякий из них поступил когда-то ко мне в ученики, и сделал... Поторопился, - продолжил Белый Лис.

- Уточни потом, - прорезался голос Хетьяра, - кто именно сделал что-то не так? Ученик или учитель?

- Так вот, каждого из них, в нетерпении торопливом обратившегося к силам, которые не стоит даже и называть, ожидала бы судьба, подобная той, что вельвы навязали на нить Гунда, ну или еще горшая, - скальд заговорил весомо и размеренно, будто роняя с равным промежутком тяжелые камни вместо слов. - Но я знаю, как сделать так, чтобы произошло не это и не так.

Я весь превратился в слух.

- Беды две: во-первых, такому человеку нужно запереть душу, чтобы часть ее не покинула тело. Та самая часть, которая позволяет сгущать гальдур... Но суть человека нельзя делить никому, кроме асов, да и у тех это получается не всегда. Поэтому душа запирается целиком, вместе с ней запираются привычки, мысли, страсти и умения, даже внешность! - скальд продолжал, я же внимал оторопело, хотелось прерваться и привести в порядок скачущие мысли, но здесь и сейчас щадить меня никто не собирался.

- Человек, кем бы он ни был, превращается в то, из чего был сделан — заготовку из живой глины, даром, что умеющую ходить и разговаривать. Поэтому они такие одинаковые, здесь, на Полуночи. Где-то в далеких землях полдня, еще южнее диких иберов, где все люди черны, как ночь, болваны таковы — черноволосы, чернокожи, длинноноги... - скальд замолчал, будто обдумывая продолжение.

- Стало быть, первая беда в том, что у таких людей душа есть, но ее, в то же время, и нет. - Снорри Ульварссон дотянулся до кубка, оставшегося почти до краев наполненным, и сделал один, мучительно долгий, глоток. - Вторая же беда, - утер он белые усы тыльной стороной ладони, - в том, что везде за пределами сокрытого острова их, бездушных, положено немедленно убивать. Поэтому они и живут здесь — до тех пор, пока гальдур души не придет обратно в равновесное состояние, и ее, душу, нельзя будет отпереть.

- Отчего же они такие злые? - решил я задать вопрос, еще один, но не последний.

- Это не злоба, сын Улава, - немедленно ответил скальд. - Не злоба и не зависть: видишь, душа заперта, и как правильно выражать свои чувства, болван просто не знает. Подсмотрел у кого-то, и думает, что так будет правильно. Сам думает и другим рассказал... Это они так пытаются тебя предостеречь, ну, чтобы ты не повторил их собственной судьбы.

- А как же Каин? Он говорил, что был одним из них... - я понимал, что стоит успокоить любопытство, обдумать услышанное и уже тогда вернуться с вопросами, но натуры своей мне было не унять.

- А он и был. Был, почти пять десятков и еще пять, лет, и помнит каждый день своей не-жизни болвана. Потому и радостен так необычайно: понимает, как ему повезло, и теперь спешит жить!

Чувства смешались, мысли следом за ними, и тут великий скальд нанес что-то навроде последнего удара.

- Главное, не думай, что такая