Амлет, сын Улава - Адель Гельт

двузубых вилок незнаемые слуги принесли на четверых — а ведь нас, если считать с самим скальдом, в комнате находилось уже пятеро!

Эй, кто там! Еще посуды! – скальд, углядев недолжное, немедленно нахмурил брови и призвал прислугу, к ответу и просто так. То, что Хетьяр, при этом, остается духом, и даже в виде проявленном не нуждается в пище и питье, во внимание никто не принял: за столом пятеро, значит, и накрыть нужно на пятерых, будь они хоть духи, хоть кто!

Пятый набор посуды принесли сразу же, и сделали это те самые, очень одинаковые люди со злыми лицами — один из них. Взгляд, который болван бросил, притом, на меня, исполнен был столь могучей злобы, что желание есть и пить сразу же пропало, и это у меня, которого родной отец все мое щенячество называл ласково «Еще кусочек», в виду имея совершенно недетскую тягу к съестному!

Умом я, конечно, понимал, что травить ни ядом, ни проклятьем, меня никто не станет — по крайности, здесь и сейчас, но ум отчего-то работал плохо, да еще и Строитель, подглядывавший на меня ободряюще, вернулся в свои нездешние чертоги.

- Ничего, обвыкнешь, – сомнение, переходящее в опаску, читалось на моей морде настолько явно, что карла Каин решил вмешаться в происходящее. – У всех по первости так! Ешь спокойно, пей без опаски, здесь не принято идти дальше злого взгляда.

Ели быстро и почти молча: один только раз прозвучала обязательная здравица хозяину богатого стола. Насытились — или сделали вид, что наелись.

- Все ли довольны, всем ли достало еды и питья? - немного странно, будто выполняя некий ритуал, вопросил скальд. Спрашивал он, при этом, сразу всех и никого наособицу — примерно так, как немногим ранее обращался к болванам, столпившимся во входном зале большого дома.

Ответили вразнобой, но об одном и том же: еды хватило, питья достало, все было очень вкусно, желаем хозяину того же еще много раз... Снорри остановил славословия воспрещающим жестом: развернутая к нам черная ладонь смотрела пальцами вверх.

- Теперь оставьте... Нас, - потребовал Белый Лис уже совершенно другим голосом. Меня, и вот, его еще, Амлета.

Прочие вышли, я, не переспрашивая, остался где был. Предстояла — и я это понимал совершенно отчетливо — та самая беседа, ради которой великий скальд и передумал отдыхать.

- Скажи, Амлет, сын Улава, - начал скальд издалека, - доводилось ли тебе читать старинные сказания? Не прямо выдумки, а саги о людях, живших давно?

- Доводилось, наставник, - склонил я голову, и даже ушами сделал эдак, прижав их к черепу: про такое выражение морды, сразу виноватое и на что-то надеющееся, моя мать говорит емко и смешно — «ушей нет». Не то, чтобы я знал за собой какую-то вину, но признаваться в том, что чтение мне всегда нравилось куда больше воинских забав и занятий, показалось, отчего-то, постыдным.

- Доводилось ли обдумывать прочитанное? - мне показалось, или в глазах старого скальда появился едва заметный огонек ехидной подначки?

- Иначе и незачем читать, - я решил сделать вид, что не понял издевки. - Незачем, если не обдумывать.

- Тогда скажи мне, Амлет, что показалось тебе самым странным и огорчительным? - наставник продолжил игру в вопросы, будто подводя меня к какому-то моему собственному выводу. - Не так, чтобы про одного героя, а в целом, как будто про всех сразу?

Такое, кстати, было, и чувство это настигало меня не раз, и было оно про одно и то же. Я встряхнулся, вернул ушам их всегдашнее стоячее положение, и, глядя прямо в глаза вопрошающему, ответил резко и смело: - Мы слабеем!

Саги показывали это со всей ясностью: герои от года в год обладали все меньшей силой. Если две или три сотни лет назад могучий бонд мог час кряду отбиваться, пусть даже и тяжелой лопатой, которая и вовсе не оружие, от бесчестных находников, то в сагах новых, недавних, дело решалось десятком взмахов меча! Ну, или не решалось — тогда герой погибал, не в силах взмахнуть еще ни разу!

Ровно то же и в той же, странной и страшной, мере, относилось ко всем: мудрым мирным вождям, принимающим решения одно глупее другого, скальдам, знатным и так себе, не умеющим сгустить гальдура для двух недлинных Песен кряду... Даже те же могучие бонды, во времена юности мира поднимавшие длинную пашню в одиночестве — не считая круторогого вола, влекущего соху — теперь выходили на такое же поле всемером!

Так я и сказал: немного длиннее, чем подумал. Сказал, и еле удержался от того, чтобы снова принять виноватый вид, ведь помстилось мне, что глупость я изрек несусветную, и великим скальдом буду за нее высмеян.

Снорри Ульварссон промолчал. Молчал он не мне в глаза: умный и строгий взгляд его будто бы пронзал насквозь мою голову, начинаясь где-то в переносице и выходя из головы выше затылка. Стань моя голова прозрачна, и я бы уверился в том, что разглядывает скальд что-то, висящее на стене позади меня.

Правда, так продолжалось недолго: наставник весь как-то вздрогнул, и вновь стал смотреть на меня и в мои глаза.

- Ты все понял правильно, - вдруг сообщил Белый Лис. - Даже правильнее, чем я, когда только стал задумываться о причинах и последствиях. Поэтому... Я не стану тебе ничего объяснять, а просто скажу так, как есть.

Внутри зашевелился Хетьяр: ему, как всегда, стало нужно знать все на свете, и я прямо чувствовал, как там, в моей голове, он устраивается поудобнее, слушает внимательнее, и, может быть, даже записывает услышанное — если у духов есть свой пергамент или даже бумага... Впрочем, у духов, наверное, есть все.

Шевелился Строитель молча, за что в тот удар сердца я был ему благодарен.

- Ты — последняя надежда, Амлет, - просто сказал скальд. - Не избранный, не призванный, не какой-то герой, посланный высшими силами, просто так получилось.

То, что я оказался не избранный — было очень хорошо. Сколько ни читал или слушал я о таковых, сколько ни донимал расспросами отца и дядю в более юном, неписьменном еще щенячестве, ничего хорошего об призванных героях сказать было нельзя.

Избранный, как правило, ума невеликого, понимания и вовсе никакого, даром, что упрям, как баран — и бегает только по прямой, от одного удара крепким лбом о препятствие до другого такого же, пока совсем не разобьет голову в кровь. У