Коронация всея Руси. Разговор, склоняющий к благоразумию - Евгений Александрович Ямбург

• Дистанционные формы обучения обогатили практику воспитательной работы. Во-первых, они позволили осуществить интеграцию основного и дополнительного образования, обеспечив синергию единого образовательного процесса. А во-вторых, расширили возможности проведения внеклассных мероприятий. Разумеется, виртуальная реальность никогда не подменит реальный поход или посещение художественной галереи. Но подготовка к живому делу может быть поручена самим воспитанникам, которые в состоянии самостоятельно выявить все объекты на маршруте похода или экспедиции, заслуживающие внимания, подготовив о них все необходимые информационные материалы. Тот же подход уместен и в отношении подготовки к посещению картинных галерей, музеев и выставок.

• Меняющаяся педагогическая реальность диктует необходимость модернизации педагогического образования и всей системы повышения квалификации учителя.

• Усложнение содержания педагогического труда должно повлечь за собой его финансовое и материальное обеспечение, разработку системы стимулирования профессионального учительского роста.

Таковы, на мой взгляд, ближайшие и отдаленные перспективы работы школы с учетом нового опыта, накопленного в условиях пандемии. Нам не дано предугадать, с какими новыми напастями может встретиться человечество. Перед лицом возможных вызовов и угроз тем более надо научиться извлекать уроки, чтобы встречать эти вызовы во всеоружии.

P. S. Очевидно, что мир переживает эпоху турбулентности. Люди столкнулись с грозными проблемами: поисков идентичности, смешения языков, столкновения локальных и глобальных контекстов и т. п.

Обычный человек на бытовом уровне может не осознавать серьезность этих проблем, но он глубоко страдает от житейских драм (например, от разрыва личных отношений с еще вчера близкими людьми на национальной, идеологической и любой другой почве), в основе которых все те же «проклятые» вопросы.

Сохранение жизни отнюдь не сводится исключительно к биологической защите, обеспечением которой сегодня в первую очередь озабочено человечество. Но сохранение физического здоровья невозможно без поддержания психического и нравственного равновесия человека.

Терапевтическую функцию по поддержанию психического и нравственного здоровья выполняет педагог. Он обладает для этого соответствующими инструментами. Отец Александр Мень сравнивал текст (книгу, статью) со стрелой, выпущенной из лука. Автора, который создал текст, уже нет на этом свете, а стрела летит и достигает цели. По аналогии можно с уверенностью утверждать, что яркий, честный урок или исповедальная беседа у ночного костра – те же стрелы, которые учитель может доставать из своего педагогического колчана.

Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть…

(о сути и целях воспитания)

Начнем сначала?

Когтистый зверь, скребущий сердце даже пушкинскому скупому рыцарю, имел обыкновение появляться внезапно и навязывать свои темы для бесед: «Незваный гость, докучный собеседник…».

С подачи этого незваного собеседника речь пойдет о сути и целях воспитания.

О воспитании и развитии человека написаны сотни тысяч томов с древнейших времен до наших дней. Сам процесс формирования ребенка обогащен разнообразнейшими педагогическими практиками, которые обкатывались веками. Почему приходится все начинать сначала? Что изменилось в новом тысячелетии? Все!

На духовном теле воспитания не осталось ни одного живого места. Судите сами. На осколки рассыпались все социальные, индивидуалистические и постиндивидуалистические построения, на которые в давнем и недавнем прошлом пыталось опереться воспитание.

• Религиозная вера? Но она при определенных условиях легко оборачивается фанатизмом и ненавистью к иноверцам. Войны и революции XX века окончательно подорвали веру в существование предопределенных Богом абсолютов. После того, что случилось, не осталось веры ни в постулаты какой-либо религии, ни в иной абсолютный принцип (например, «звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас» Канта).

• Надежда на революционные преобразования, путем которых возможно построение справедливого общества? Нам ли не знать, к каким кровавым результатам ведет эта дорога. Растоптанной оказалась мечта о том, что мир может измениться к лучшему. Взамен ей пришло мрачное осознание неискоренимости социального зла.

• Опора на либерально-демократические ценности свободы, повсеместное принятие которых приведет к утверждению диалога как единственного достойного способа существования человечества? Но люди в большинстве своем легко поступались и поступаются свободой во имя безопасности, а надежной гарантией безопасности полагают силовое доминирование.

• Сциентизм, представляющий научное познание наивысшей культурной ценностью и основополагающим фактором взаимодействия человека с миром? Увы, в постиндустриальную эпоху, когда осуществляется экспансия информационных технологий, человек становится лишь набором данных: биологических, социальных и пр. Так его воспринимает государство. Но главное, что таковым он и предстает в собственных глазах. Ну и где, спрашивается, при таком рациональном подходе остается место личности с ее неповторимой индивидуальностью?

Катастрофа индивидуального человека

Между тем безличностное воспитание – это оксюморон, нечто вроде несоленой соли. Воспитание было, есть и останется воспитанием личности.

Так в каких же копях добывать соль земли? Так Спаситель именовал своих учеников, что призваны были спасать человечество от помрачения. Помрачение век от века принимает разные формы. Нынешнее помутнение сознания имеет глубокие причины. В его основе глубочайшая неизжитая историческая травма, которую нанес людям истекший двадцатый век с его потоками пролившейся крови.

Столетие, где устрашающие практики репрессий и тотального террора привели людей к стремлению выжить любой ценой, спасая своих родных и близких. Наиболее стойких поборников высокой морали поэтапно сжигали в исторической топке. Из несгибаемых интеллигентов уцелели единицы. Выжившие пошли на компромиссы, сдавшись на милость оскотинившемуся большинству. Внешние исторические обстоятельства (сталинский и гитлеровский террор, условия военного времени и пр.) оказались неизмеримо сильнее индивидуального человека, лишая его опоры на моральный абсолют, склоняя к ежедневному бытовому поведению, несовместимому с понятием «человек».

Люди, способные к рефлексии, до конца не потерявшие человеческий облик (непосредственно не участвовавшие в репрессиях, не писавшие доносов и т. п.), все равно испытывали вину, стыд и раскаяние за свой зоологический страх, конформистское поведение и оцепенение перед силами зла.

Давящий страх и ужас перед непобедимыми обстоятельствами не исчез у наших людей и после войны, поскольку репрессивная машина заработала в послевоенные годы с удвоенной силой.

«Глухонемая эпоха» (метафора Ольги Берггольц) не позволяла избавиться от этого давящего психического синдрома. Уникальный исторический документ, фиксирующий это длящееся десятилетиями состояние, – «Запретный дневник» Ольги Берггольц, опубликованный полностью только в 2011 году.

Помимо прочего, ценность этого исторического документа в том, что он принадлежит не человеку дореволюционной культуры, сформировавшемуся на гуманистической почве, но представителю так называемой новой интеллигенции, взращенной на дрожжах коммунистической утопии.

Отрезвление у поэта настало после того, как она попала в исторические жернова большого террора (будучи беременной, потеряла ребенка в результате пыток, в застенках погиб муж, продолжали томиться в лагерях преданные коммунистической идее подруги), который либо стирал человека в лагерную пыль, либо требовал